что повезло с этим обыском… А Кошкин в везение не верил. Обыскивать подобный особняк в три этажа – и за сутки едва управишься. А этот парой часов обошелся? Да такой жирный улов!
– Так уж и повезло? – переспросил он другим тоном, прищурившись. – Вы ведь сразу комнаты Дениса Соболева велели обыскивать? Будто знали, где искать.
Неожиданно, но Воробьев отпираться не стал. Поколебавшись лишь миг, согласился:
– И правда знал. Я от Лезина вчера на Фонтанку вернулся, сидел у себя, да надумал почту разобрать. Я обычно этого не люблю делать… да много скопилось. Письму уже пять дней было.
– Какому письму? – напрягся Кошкин.
Воробьев молча поискал в папке с бумагами и подал распечатанный почтовый конверт. Получателям значился как раз Воробьев, а вот обратного адреса не имелось.
– Кто принес?
– Не могу знать, – пожал плечами Воробьев. – Было среди прочей корреспонденции из университета. Вы записку прочтите.
Лист в конверте – дешевая писчая бумага – был грубо свернут пополам. Почерк – мелкий, нервный, изломанный, с кляксами и описками. Похожий на мужской. А в тексте черным по белому, что, мол, убийца Аллы Соболевой – пасынок ее, Денис. В больших подробностях рассказано, где найти украденные ценности на даче в Терийоках, где Соболев прячет дневники, а где орудие убийства.
Вместо подписи значилось лишь: «Случайный свидѣтель».
– Про шубу не написано, шубу я сам сыскал, – добавил Воробьев, видя, что Кошкин прочел. – А все остальное – ровно там и было. И добро украденное притоплено прямо возле берега, даже водолаза звать не пришлось.
– Когда получаешь анонимку, Воробьев, первый вопрос должен быть, кто ее написал и зачем… – пробормотал Кошкин, осматривая лист со всех сторон. Новая улика так изумила его, что даже ярость притупилась. – Доносчику – первый кнут! Помните? Трость, дневники – все это могли запросто подбросить Соболеву. И отчего сразу за мной не послали, как прочли письмо?!
– Знал, что вы так и скажете – подбросили. Оттого и не послал.
Воробьев выше вскинул подбородок и продолжал упрямо, как баран, стоять на том, будто прав.
– И чего вы добились, Воробьев? Вы действовали через мою голову. Вы не имели полномочий проводить этот обыск. Результаты его не значат ровным счетом ничего!
– Будут значить, если вы подпишите соответствующие бумаги, Степан Егорыч, и возьмете проведение обыска на себя! Записку написал кто-то из слуг, случайный свидетель. Бог знает, из каких соображений написал – это можно и после выяснить! Да и кому бы понадобилось подбрасывать Соболеву такие улики?!
– Тому, кто его ненавидит так же, как вы, – жестоко отозвался Кошкин. – Или тому, кто рассчитывает жениться на его сестре, которая, вероятно, станет владелицей немалого состояния, после ареста Соболева.
Это был удар под дых – Воробьев даже отшатнулся. Нервно поправил очки. Пробормотал рассеянно, совершенно уязвленный:
– У меня нет причин ненавидеть Соболева… но он мерзавец, который дурно обращается что с сестрой, что с братом. И все из-за денег! Оттого я и допускаю, что он мог избавиться от мачехи. Да, было завещание в его пользу – но ведь Алла Соболева могла в любой момент переписать то завещание! А что до Александры Васильевны… право я никогда не думал, что у нее есть шансы стать владелицей состояния. Однако, если так случится, я буду бесконечно рад за нее. И, разумеется, откажусь от своих притязаний. После вашего упрека – так точно.
– И этим сделаете ей огромное одолжение! – столь же зло припечатал Кошкин. Ярость все еще клокотала в нем, а потому он сказал в порыве и то, о чем давно уже думал: – видеть вас в своем кабинете я больше не желаю. Благодаря же сегодняшней вашей выходке – извольте, но я стану хлопотать о вашем увольнении!
Ждал этого Воробьев или нет, но весть принял стойко. Коротко кивнул и вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.
* * *
Кошкин же чувствовал себя прескверно. Не из-за Воробьева: такому, как он и впрямь в полиции не место. С голоду не умрет, вернется к своим склянкам в университете, да и забудет все, как страшный сон! Но вот брать ли на себя ответственность за обыск в доме Соболева – Кошкин не знал. Чувствовал, что делать этого нельзя. Ведь именно того аноним и добивался! Он и записку эту треклятую отправил Воробьеву – знал, подлец, кто тотчас подорвется исполнять. Нет, это был не кто-то из домашних слуг, и не случайный свидетель. Свидетель написал бы Кошкину – не Воробьеву.
С другой стороны, не согласиться с Воробьевым в том, что Денис Соболев – мерзавец, каких поискать, Кошкин тоже не мог. И мачеху свою он отправил бы на тот свет недрогнувшей рукой, если бы это ему понадобилось. А ну как и впрямь были причины бояться, что та перепишет завещание? В таком случае – если Соболев и впрямь убийца, причем убийца осторожный, убедившийся, что замел следы – аноним с этой запиской и аккуратно разложенными в нужных местах уликами, сделал им доброе одолжение.
Ведь иначе, как и Лезин, Соболев бы просто ушел от наказания.
А потому Кошкин не представлял, что ему делать с обыском… Пойти на поводу у анонима или нет?
Дабы избежать объяснений с его собственным начальством, Кошкин даже не поехал более на Фонтанку. Отложил на день. И отправился домой, хотя еще и полудня не было.
Думал порадовать Светлану предложением прогуляться вместе, но… обойдя комнату за комнатой обнаружил, что ее нет. Комнаты были пустыми и как будто потускневшими. Не было Светланиных пальто и зонтика в передней, а горничная, потупив взгляд, бормотала, что госпожа ушли, ничего не сказав.
Мгновения, пока Кошкин мчался в спальную, а потом в гардеробную – чтобы увидеть, на месте ли ее платья – показались ему вечностью.
Платья были на месте. И чемодан стоял пустой. Даже любимые Светланины духи как обычно занимали место у зеркала. Значит, вернется…
А Кошкин выругал себя громко и не постеснявшись горничной. Неужто ему так и паниковать, как юнцу, да бросаться пересчитывать платья, каждый раз, как ей вздумается выйти без спросу? Кончится это когда-нибудь?!
* * *
Уже темнело, когда у самой парадной остановился экипаж. Не извозчик. Графский выезд, запряженный двумя гнедыми. Не дожидаясь помощи, Светлана сама отворила дверцу и скоро, придерживая на бегу шляпку, помчалась к их лестнице.
Щелкнул замок в передней, что-то взволнованно защебетала горничная, встречая хозяйку. Кошкин тяжелым взглядом из окна проводил экипаж и теперь отчитывал секунды, дожидаясь, когда горничная уйдет.
Час и впрямь был поздний: столь