Наконец речи кончились, раздались вежливые аплодисменты, и толпа потекла внутрь. Гостей водили по зданию, они осматривали новую мебель, вдыхая запах свежей краски.
Винсент продолжал громко ругаться, и родители, державшие за руку детей, награждали его сердитыми взглядами. Комната за комнатой, они все ближе подходили к детской. Бенджамин с трудом справлялся с напряжением и шагал впереди толпы. Он узнал среди пришедших отца Элизабет, который со скучающим видом опирался на трость из терна, и ее племянника с няней и молил Бога, чтобы она не подвела их всех. Вспоминая их последний разговор на вершине холма, он верил, что она будет стараться и справится ради них. По крайней мере, он на это надеялся. На следующей неделе он должен лететь домой, в Колорадо, и не потерпит задержек на стройке. На этот раз его личная жизнь будет важнее работы.
— Итак, мальчики и девочки, — гид говорила так, как будто участвовала в эпизоде из американского телешоу «Барни и друзья», — следующая комната предназначена специально для вас, так что, папы и мамы, вам придется отойти на несколько шагов, чтобы пропустить их вперед, потому что это особенная комната.
Раздались охи и ахи, возбужденное хихиканье и шепот, а потом дети отпустили руки родителей и устремились к двери. Гид повернула ручку. Дверь не открылась.
— Господи боже мой, — пробормотал Винсент, прикрывая ладонью глаза, — мы пропали.
— Э-э, минутку, девочки и мальчики. — Гид вопросительно посмотрела на Бенджамина.
Он только пожал плечами и безнадежно покачал головой.
Гид снова попробовала открыть дверь, но безуспешно.
— Может быть, надо постучать, — крикнул кто-то из детей, и родители засмеялись.
— Знаете, а это очень хорошая идея, — подыграла гид, не зная, что еще сделать.
Она один раз стукнула в дверь, и неожиданно ее открыли с другой стороны. Дети медленно вошли в комнату.
Наступила полная тишина, и Бенджамин закрыл лицо руками. Похоже, у них большие проблемы.
Неожиданно кто-то из детей произнес: «Ничего себе!», и один за другим, притихшие и ошарашенные дети начали восторженно кричать друг другу: «Посмотри на это!», «Посмотри сюда!».
Дети с благоговейным трепетом рассматривали комнату. К ним присоединились родители, и Винсент с Бенджамином удивленно посмотрели друг на друга, когда услышали такой же одобрительный шепот. Поппи стояла в дверях, ее глаза бегали по комнате, а рот был открыт от сильнейшего потрясения.
— Дайте мне посмотреть, — грубо сказал Винсент, пробираясь сквозь толпу. Бенджамин последовал за ним, и то, что он увидел, поразило его.
Стены большой комнаты были расписаны великолепными яркими красками, на каждой стене была нарисована отдельная сцена. На одной из них он увидел знакомую картину: три человека весело прыгают с поднятыми руками в высокой траве на поле, на их лицах сияют улыбки, волосы развеваются на ветру, и они тянутся, чтобы поймать…
— Джинни Джоу! — восторженно закричал Люк, который, как и другие дети, рассматривал рисунки на стенах. — Смотри, это же Айвен! — закричал он Элизабет.
Пораженный, Бенджамин взглянул на Элизабет, которая стояла в углу в грязном джинсовом комбинезоне, забрызганном краской, с темными кругами под глазами. Но, несмотря на очевидную усталость, она широко улыбалась, и лицо ее светилось от реакции посетителей. Гордость в ее сияющих глазах была заслуженной, так как ни одна картина не осталась без внимания.
— Элизабет, — прошептала Эдит, непроизвольно вскидывая руку к лицу, — ты сделала все это сама? — Она посмотрела на свою работодательницу по-новому, со смешанным чувством недоверия и восхищения.
Другая сцена изображала стоящую в поле маленькую девочку, которая смотрела на улетающие в небо розовые воздушные шары; на следующей дети устроили водяное сражение, разбрызгивали краску и танцевали на песчаном пляже; на зеленом поле маленькая девочка устроила пикник с коровой, на голове у которой была соломенная шляпка; девочки и мальчики забралась на деревья и, смеясь, висели на ветках; а на потолке, который Элизабет покрасила в глубокий синий цвет, сверкали кометы, падающие звезды и яркие планеты. На дальней стене она изобразила мужчину и мальчика с черными, нарисованными фломастером усами: они с лупой в руках изучали черные следы ног, идущие со стены через весь пол на противоположную стену. Она создала новый мир, страну чудес, веселья и приключений, но именно внимание к деталям, радость на лицах персонажей, счастливые улыбки искреннего детского удовольствия поразили Бенджамина. Это выражение он видел на лице Элизабет, когда она танцевала в поле или шла по городу с застрявшими в волосах водорослями. Это было лицо человека, освободившегося от всех своих обид и по-настоящему счастливого.
Элизабет посмотрела вниз на совсем маленькую девочку, которая играла с одной из множества разбросанных по комнате игрушек. Она уже готова была наклониться и поговорить с ней, когда заметила, что та разговаривает сама с собой. Более того, девочка вела очень серьезный разговор — она знакомилась с воздухом.
Элизабет осмотрела комнату, глубоко вдохнула и постаралась уловить знакомый запах Айвена. «Спасибо», — прошептала она, закрыв глаза и представив себе, что он рядом с ней.
Маленькая девочка продолжала лепетать что-то самой себе, глядя вправо, когда говорила, и слушая, перед тем как заговорить снова. А потом она начала напевать ту самую знакомую песенку, которую Элизабет так и не смогла выкинуть из головы.
Элизабет запрокинула голову и засмеялась.
Со слезами на глазах я стоял у задней стены детской комнаты в новой гостинице. В горле у меня застрял огромный ком, и мне казалось, что я никогда больше не смогу говорить. Я все рассматривал и рассматривал стены — своеобразный фотоальбом всего, что мы делали с Элизабет и Люком за последние несколько месяцев. Как будто кто-то сидел вдалеке и рисовал нас.
Глядя на стены, на яркие краски и глаза персонажей, я увидел, что она поняла, и знал, что меня будут помнить. Рядом со мной, в задней части комнаты, стояли мои друзья, которые пришли поддержать меня в этот день.
Опал взяла мою руку и ободряюще сжала ее.
— Я очень горжусь тобой, Айвен, — прошептала она и поцеловала меня в щеку, без сомнения оставив на ней пятно фиолетовой помады. — Ты знаешь, мы все здесь с тобой. Мы никогда не оставим друг друга.
— Спасибо, Опал, я знаю, — сказал я, чувствуя себя очень взволнованным. Я смотрел на Гортензию, стоявшую справа от меня, на Оливию, которая стояла рядом с ней, на Томми, восхищенно разглядывавшего стены, на Джейми-Линн, которая присела на корточки, чтобы поиграть на полу с едва научившейся ходить девочкой, и на Бобби, который показывал пальцем и хихикал перед каждой картиной. Все они подняли вверх большие пальцы, и я понял, что никогда не останусь совсем один, так как меня окружают настоящие друзья.