Я закрыл глаза и прислушался к своим болям, впервые давшими о себе знать за сегодняшний день бракосочетания с Мианой. Тяжесть пережитого за день навалилась, выдавливая из меня слова.
— Люди погибли на этом склоне только потому, что я долго разговаривал с Коддином, — сказал я. — Люди Ренара и Анкрата.
— Да, — Макин поднял голову.
— Ну вот, и мы умираем в пещере, как Коддин. Хочешь облегчить душу, сэр Макин? Или нам нужны еще более критические обстоятельства и еще меньше времени?
— Нет, — Макин посмотрел на меня. Лицо скрывала тень, свет фонаря освещал только скулы и кончик носа. — Йорг, эти люди сделали выбор служить тебе. Они бы в любом случае погибли.
— Почему ты служишь мне? Какова твоя причина? — спросил я.
Я не столько видел, сколько слышал, как он облизнул губу, прежде чем ответить.
— В мире, Йорг, нет однозначных ответов. У каждого вопроса так много сторон и нюансов. Слишком много. Все завязано в узел. Но ты упрощаешь вопросы, и тогда можно найти хоть какие-то объяснения. Но большинство людей не такие, как ты. Возможно, я бы и смог найти способ вернуть тебя твоему отцу до того, как ты вернулся к нему сам. Но я хотел увидеть, как ты сделаешь обещанное. Я хотел убедиться, действительно ли ты сумеешь выиграть.
— Это казалось так просто — ненавидеть графа Ренара, — сказал я.
— Ты был… — Макин улыбнулся, — помешан на этом.
— Я был слишком юн. Я с трудом узнаю себя в том мальчишке.
— Ты не сильно от него отличаешься, — сказал Макин.
Снег над входом в пещеру стал более прозрачным, через образовавшееся маленькое отверстие в темноту проник дневной свет.
— Я был поглощен самим собой, своими желаниями. Остальное для меня просто не существовало. Ни моя собственная жизнь, ни жизнь других людей для меня ничего не значили. Все это казалось ценой, которую я должен был заплатить. Все это стоило того, чтобы сделать ставку на ничтожные шансы и выиграть.
Макин хмыкнул.
— Существует одно место, которое посещает каждый на своем пути от ребенка к мужчине. Ты просто перенял образ жизни местных.
Я потянулся к сумке на бедре и скользнул пальцами по шкатулке.
— Мне есть о чем… сожалеть.
— Мы все о чем-нибудь сожалеем, — Макин, не отрывая глаз, следил за копавшими дозорными. Поток света, проникавший в пещеру, делался все шире.
— Мне жаль, что в Геллете… Мой отец счел бы меня слабым. Но сейчас… я бы нашел иной способ.
— Иного способа не было, — покачал головой Макин. — Даже тот, что ты избрал, был невозможен.
— Расскажи мне о своем ребенке, — попросил я. — Это была девочка?
— Церис, — Макин с нежностью произнес имя, моргая, — дневной свет пробрался вглубь пещеры. — Сейчас она была бы старше тебя, Йорг. Ей было три, когда ее убили.
Уже было видно небо, голубой круг к востоку от снежных облаков.
— Я следую за тобой, потому что я устал от войны, — сказал Макин. — Хочу увидеть, когда она завершится. Хочу увидеть одну империю, а не ее осколки. Один закон для всех. Не важно, как и кто, главное — объединение и прекращение этого безумия.
— Вот оно что, настоящая преданность! — Я оттолкнулся от стены, встал и потянулся. — Разве принц Стрелы не станет самым лучшим императором? — Я направился к выходу.
— Не думаю, что он сможет победить, — сказал Макин и последовал за мной.
Очень давно, в дни мира и покоя, брат Грумлоу занимался резьбой по дереву, работал с пилой и стамеской. Когда приходят суровые времена, у плотника расширяются возможности попасть в неприятные обстоятельства. Грумлоу взял в руки нож и научился резать людей вместо дерева. Мой мастер ножа телосложения хрупкого, на вид тихий и мягкий, с округлым подбородком и грустными глазами. И весь он какой-то поникший, как его усы. Но вместе с тем у него быстрые руки, и он не боится острых лезвий. Попробуйте схватиться с ним, и он сумеет ножом вырезать о себе иное мнение.
37
ДЕНЬ СВАДЬБЫ
Сто двенадцать человек выбрались из пещеры на поверхность склона чуть ниже перевала Голубой Луны. Я позволил начальнику Дозора произвести перекличку, когда все выстроились на рыхлом снегу. Было удивительно, что снег лавины, волной скатившейся с вершины по склону, молоком залившей вход в пещеру, мог удерживать мой вес и не давал моим ногам, когда я делал шаг, проваливаться больше, чем на пару дюймов. Я слушал имена и отклики на них, а чаще молчание вместо отклика.
Свежий снег поблескивал вокруг, идеально гладкий, ни капли крови, ни следа кровавого боя, который шел здесь всего несколько минут назад. И пока Хоббз вел перекличку, тысячи солдат под снежным покровом умирали от удушья, невидимые, обездвиженные.
Иногда я чувствую необходимость спровоцировать сход лавины внутри себя. Открыть чистую страницу — поверх прошлого. Tabula rasa. Хотелось знать, очистит ли эта лавина грифельную доску для меня. И в этот момент я увидел под белым покровом снега у себя под ногами темное пятно. Мертвый ребенок был чуть припорошен снегом. Даже мощь гор не могла стереть пятна с моего прошлого.
Пока Хоббз делал свою работу, я взял в руки медную шкатулку. Человек состоит из воспоминаний. Это все, что мы есть. Выхваченные из потока жизни моменты, запахи, сюжеты, разыгрываемые снова и снова на маленькой сцене перед нами. Мы — воспоминания, нанизанные на нить сюжета, истории, которые мы рассказываем самим себе о нас же самих, переходя из прошлого в будущее. То, что было в шкатулке, было моим. Было мной.
— Ну и что дальше? — тяжело ступая, подошел Макин.
Внизу у кромки лавины я видел движение, крошечные точки, остатки преследовавших нас солдат Стрелы возвращались, чтобы соединиться с основными силами.
— Наверх, — сказал я.
— Наверх? — Удивление Макина выразили его брови. Никто не умел изображать удивление, как он.
Неправильно умирать на полпути.
— Это не сложно. — Я пошел по склону, беря чуть влево от вершины, где перевал Голубой Луны прочертил глубокий след через склон горы Ботранг.
Хоббз увидел, что я иду по склону наверх.
— Наверх? — удивился он. — Но перевал всегда закрыт… — Он огляделся. — О! — И махнул рукой дозорным следовать за ним.
Я все еще держал шкатулку в руке: одновременно горячую и холодную, гладкую и выступающую острыми краями рисунка. Неправильно умирать, так и не узнав, кем я был.
Сейчас ребенок шел рядом, босыми ногами по снегу, его не пугал даже свет дня.
Ногтем большого пальца я открыл шкатулку.
Деревья, надгробия, цветы и она.
— Кто тебя нашел после того, как я тебя ударил? — спрашиваю я Катрин. — Кто был рядом с тобой, когда ты пришла в себя?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});