Джейсон Кэвендер благодарил Бога, что благополучно доставленная им Генриетта Ролланд еще не пришла в сознание. Сейчас ему предстояла сверхделикатная работа. Прежде всего нужно было отмыть рану от засохшей крови. Он осторожно ощупал кончиками пальцев область вокруг раны. Когда он увидел ее так близко, у него задрожала рука. Если бы он вонзил шпагу на один дюйм глубже, это могло бы кончиться плачевно. Он вдел в иглу прочную шелковую нить, посмотрел на нежную белую кожу и сделал глубокий вдох. Чтобы закрыть рану, требовалось четыре шва. Твердой рукой он сделал несколько проколов иглой, аккуратно стянул края кожи, закрепил узлы и все это сверху щедро посыпал порошком базилика. Затем он туго забинтовал рану, несколько раз обернув полотно вокруг тонкой талии.
— Я позабочусь о вас, Гелриетта Ролланд, — сказал он, разгибая спину и внимательно оглядывая свою пациентку. — Теперь мы снимем с вас мужскую одежду и наденем на вас ночную рубашку, правда, тоже не женскую, а мужскую.
Он вынул из комода длинную шелковую рубашку с аккуратно подрубленным подолом. В свое время ее любовно сшила для него двоюродная бабушка Агнес. С ловкостью и осторожностью он снял окровавленную рубашку, потом слегка стянул шнуры на муслиновой ткани и разрезал их ножницами. Освободившаяся от тугого корсета грудь выглядела затекшей и расплющенной. Он поймал себя на мысли, что ему хочется разгладить эту нежную грудь от портивших ее, глубоко врезавшихся в кожу следов. Это желание показалось ему постыдным, и он нахмурился. «Ну что это я, в самом деле? Обыкновенная женская грудь». Действительно, обыкновенная, многократно виденная им женская грудь.
Затем он стащил с нее ботфорты, чулки и, наконец, штаны. «Однако же это было разумно с ее стороны не надевать обтягивающих лосин», — мимоходом подумал он, вертя в руках штаны из оленьей кожи. Хотя у нее были длинные стройные ноги с узкими, как у юноши, бедрами, не надень она этих широких штанов, ее могли бы разоблачить. Он снова поймал себя на том, что изучает ее тело и непроизвольно сравнивает его с телом Мелисанды. Опомнившись, он быстро надел на нее ночную рубашку, аккуратно расправил подол у нее на коленях и сверху укрыл одеялом. Он заботливо подоткнул тончайшее пуховое одеяло и подтянул его поближе к подбородку.
Теперь оставалось ждать ее пробуждения. Он растопил камин, придвинул большое кожаное кресло к кровати и сел. Взглянув на позолоченные часы на ночном столике, он с удивлением обнаружил, что было только одиннадцать часов утра. Трудно поверить, что менее четырех часов назад он едва не лишился жизни. Это во-первых. Во-вторых, ему открылось, что его противник — женщина. И в-третьих, он решил стать ее единственной сиделкой. Он сложил ладони и в задумчивости забарабанил пальцами. Черт возьми, что она скажет, когда проснется? Как она будет вести себя, обнаружив, что за ней ухаживает человек, которого она ненавидит? Этого он не мог себе представить. Невольно он снова принялся ломать голову над ее загадочным поступком: почему она не убила его, хотя могла убить? Он пытался отбросить эти мысли, но не мог. «Хорошо, — успокаивал он себя, — потерпи, скоро все станет известно». Он надеялся, что это произойдет, когда она проснется. Если проснется.
Он так желал, чтобы она проснулась. А пока ему хотелось смотреть на нее. Ему было приятно сознавать, что он видит перед собой женщину, а не дерзкого молодого человека.
Глава 26
Хэтти не сразу открыла глаза. Прошло несколько мгновений, прежде чем она вышла из забытья. И прежде чем она успела почувствовать, что с телом ее происходит что-то неладное, она ясно увидела себя в прыжке, со шпагой, скрещенной у самого эфеса с клинком своего противника. Она ощутила пружинящую упругость и услышала дребезжащий звук, когда шпага лорда Оберлона винтом вывернулась из его руки и полетела на землю. Она видела себя с вытянутой шпагой, упирающейся кончиком в его грудь, и его лицо с ясными темными глазами, вопросительно смотревшими на нее. В его глазах она читал бесстрашие. Он молча стоял и, не двигаясь, ждал ее дальнейших действий. Почему? Она судорожно глотнула воздух, вспомнив, как отступила в последний момент, не найдя в себе сил стать его палачом.
— Доброе утро.
Услышав знакомый приятный баритон, звучавший где-то очень близко, она повернула голову. Рядом с ней находился ее противник. Он склонился к ней, внимательно глядя своими темными глазами ей в лицо. Он был цел и невредим, а она нет. Конечно, это было несправедливо. Но почему он здесь? Каких происков ей ждать от него?
— Вы? Не может быть! Это действительно вы? Я ничего не понимаю.
— Как вы себя чувствуете? Вы видите меня?
— Господи, почему я с вами? Я должна быть мертва. Мое место в аду, если вы здесь. Почему вы здесь? Какая ерунда! Я хотела убить вас.
Предательски неожиданная острая боль пронзила ей бок. Она вскрикнула, прижав руки к ране, но это не помогло.
— Я знаю, как сильна ваша боль. Сейчас я постараюсь помочь вам.
Хотя она ясно слышала эти слова, ее мозг отказывался понимать их смысл. Перед ее затуманенным взором снова всплыло знакомое лицо, в одно мгновение превратившееся в аморфную массу.
— Нет, нет! — кричала она. — Черт подери, я не хочу, чтобы вы исчезали.
Она тщетно тягалась совладать с собой. Сознание снова покидало ее, и она ничего не могла с этим поделать. Она вскинула руку, как будто намереваясь отогнать от себя мучительную боль, прочно засевшую внутри, и тотчас почувствовала, как ее остановили сильные пальцы.
Боль в боку усиливалась. Нестерпимо ныла спина. Она корчилась и металась из стороны в сторону, стараясь облегчить агонию, превращавшую ее в беспомощное существо, существо без разума и воли.
Он слегка приподнял ее, откинул ей голову и что-то сказал спокойным, ровным голосом. Но для нее это были ничего не значившие звуки. Он открыл ей рот и насильно влил какую-то горькую жидкость. Она поперхнулась. Ей были ненавистны его прикосновения. Что он вливает ей в глотку? Яд? Она пыталась противиться его действиям и даже бороться с ним, но боль была намного сильнее ее.
Она ударила его, но он даже не пошевелился и не ослабил своей хватки. От сознания своего бессилия она возненавидела его еще больше. По соленому вкусу на губах она поняла, что плачет. Горячие слезы струились у нее по щекам и затекали в рот. Она продолжала сопротивляться, пока те же руки не обхватили ее за плечи и не прижали к постели. Она позволяла ему удерживать себя в таком положении, потому что малейшее движение причиняло ей страдания. Она попыталась согнуть ноги в коленях, чтобы уменьшить жгучую боль в боку. Но ее ноги были придавлены каким-то тяжелым грузом, который она не могла сбросить с себя. Оставалось только замереть, терпеть боль и смириться с присутствием врага.