Ван Дайку придётся снимать ещё один фильм об Арктике, уж лучше он это сделает в калифорнийском павильоне, а вместо снега использует кукурузные хлопья.
Тем временем Фройхен был уже не так напряжён, как в начале съёмок. Он помирился с актрисами и, кажется, приспособился к новой рутине, без жалоб перенося свою прежнюю жизнь на экран и возвращаясь к былой славе только таким образом. Кроме того, он развлекал себя, выпуская для коллег новостной листок – задорное издание, в котором печаталась поэзия, рассказы и случайные обрывки новостей, которые ходили по съёмочной площадке. В первом номере Фройхен задал тон издания добродушной редакторской колонкой: «По велению жестокой судьбы оказался я в чудовищном Мире Синематографа и отправился на Райский Север в обществе самых отпетых пройдох, которых только имел несчастье встретить». За этим следовал прогноз погоды, который отлично отражал его весёлое и беспечное отношение к жизни: «Ожидается ветер либо штиль, может, тронется лёд, а может, не тронется: зависит от конкретного дня».
Ван Дайк говорил о съёмках с позиции случайного человека, которому навязали нелюбимую работу, и концентрировался только на плохом – а Фройхен был прямой противоположностью: здесь он был как дома – или, по крайней мере, гостил у добрых хозяев. Когда съёмки закончились и настала пора возвращаться в Калифорнию, он единственный из съёмочной группы не хотел уезжать.
В Лос-Анджелесе начался постпродакшен: монтаж, работа со звуком, визуальные эффекты. Поскольку в этих областях Фройхен был не помощник, он сел писать новый роман. «Закон Лариона» выйдет только в 1948 году (в 1952 году в английском переводе), но основан сюжет был на рассказах, которые Фройхен слышал на Аляске в Нулато, пока искал места для съёмок. Рассказывалось в романе о тех же вещах, что и в прежних произведениях Фройхена: столкновении культур, неловких попытках понять друг друга, устройстве племенной жизни и обычаев. Главный герой вождь Ларион переживает самые разные перипетии в жизни, но в конце концов находит счастье, когда решает отказаться от земных благ. Любопытно, что Фройхен вывел такую мораль, пока жил в декадентском Голливуде и работал в индустрии, которая славилась излишествами. В то время он как раз готовился отправиться в рекламный тур, чтобы продвигать амбициозный фильм, который MGM теперь гордо именовала «самой колоссальной картиной в истории человечества».
Основной ролью Фройхена в рекламной кампании было водить по Лос-Анджелесу группу инуитов и сопровождать их на мероприятия. Фройхен не оставил никаких свидетельств, переживал ли он из-за сомнительной этики подобной кампании, но иные свидетельства говорят, что прошла она неважно. Начать с того, что зрелищности ради (и на случай, если придётся переснимать какие-нибудь сцены) MGM запретила Фройхену стричь запутанную и засаленную бороду, которую он носил для роли злодея. Фройхен стеснялся ходить в таком виде по городу: словно он сбежал из тюрьмы и последние пару лет скрывался где-то в лесах и болотах. Кроме того, с инуитами обращались скверно, что никак не было достойно гуманистических идеалов, которые провозглашал фильм. К ним относились как к маскотам и водили по калифорнийской жаре в традиционных тёплых одеяниях, не заботясь о том, что большинство наверняка предпочли бы одеться по погоде.
В компании с патлатым Фройхеном, который служил им переводчиком, инуиты представляли собой любопытное зрелище: такими они являлись на пресс-конференции, съёмки для хроники, в кабинет мэра и на другие мероприятия. Самым сомнительным в рекламной кампании, пожалуй, было поведение прессы. Во многих статьях бессовестно потешались над инуитами, словно те были какие-то диковинки на городской ярмарке. В New York Times особенно забавным находили, что жителей столь сурового климата «так искренне заинтриговало мороженое: они даже заказывают его на завтрак огромными тарелками!». Лишь немногие репортёры углядели горькую иронию в собственном небрежном отношении к инуитам: именно такие вещи Фройхен часто критиковал в своих книгах. Они надеялись, что похожая критика отразится и в финальной версии «Эскимоса».
Пока шёл постпродакшен, Ван Дайк часто устраивал вечеринки в своём особняке в Брентвуде. Дом располагался на обширном участке площадью более гектара, и к нему вела длинная подъездная дорожка из гравия, который то и дело скрипел под колёсами лимузинов. Фройхен, иногда сопровождаемый Магдалене, часто посещал эти вечеринки. Как и всегда, он с радостью бродил среди гостей и вступал в разговор со всяким, кто заинтересовал его: а в золотой век Голливуда интересных людей была масса. Снова приходят на ум слова Эдварда Сент-Обина о старом номере журнала Hello!. Самым неожиданным другом, которого Фройхен встретил на вечеринках Ван Дайка, была красавица актриса Джин Харлоу, которая годилась ему в дочери и была между тем на пике своей популярности. Как-то раз, 31 марта 1933 года, на одной вечеринке он чуть не погубил её карьеру.
В это время Харлоу должна была не высовываться и избегать папарацци. Дело в том, что семь месяцев тому назад погиб её муж, Пол Берн: его смерть от пули в итоге признали самоубийством, хотя многие подозревали, что его застрелила бывшая жена Дороти Миллетт. Разразился скандал, и MGM попросила Харлоу, одну из крупнейших звёзд киностудии, избегать репортёров, пока дискуссия не уляжется.
И тут на сцене появился Петер Фройхен. В вечер, когда состоялась судьбоносная вечеринка, он наслаждался беседами с Харлоу в особняке Ван Дайка. В какой-то момент они оказались среди гостей, которые обсуждали тяжёлую атлетику: без сомнения, это были актёры, которые хотели хорошо выглядеть на экране. Фройхен воспользовался моментом, чтобы продемонстрировать свою силу: играючи схватив Харлоу, поднял её над головой и гордо пронёс по комнате под нетрезвые аплодисменты. Поставив актрису на пол, Фройхен поднялся на второй этаж, желая присоединиться к другой компании.
Вскоре после полуночи Фройхен услышал со второго этажа, что внизу вдруг всё затихло. Он быстро выяснил, что в дом нагрянула полиция: они конфисковали бутылки спиртного (сухой закон ещё не был отменён) и заявили гостям, что все они арестованы. Пока полицейские обыскивали дом, гостей согнали в столовую. Харлоу снова оказалась рядом с Фройхеном и теперь заливалась слезами: она боялась, что скандал повредит её карьере.
Если верить игривому и цветастому рассказу Фройхена, он решил, что настало время побыть рыцарем. Он хлопнул по плечу мужчину, который стоял перед ним (это был Джонни Вайсмюллер, исполнитель роли Тарзана), и предложил ему выручить даму. Пусть Вайсмюллер устроит с ним притворную драку, и, пока полиция отвлекается на них, Харлоу сможет потихоньку сбежать.
Но Вайсмюллер пёкся о собственной карьере, и идея ему не понравилась. «Это тебе не шутки, Петер, – укорил он Фройхена. – Если мы такое устроим,