Читать интересную книгу Разгром 1941 (На мирно спящих аэродромах...) - Марк Солонин

Посмотрим, как обстояли дела у наших союзников. В мае 1940 года перевооружение истребительных групп французских ВВС велось буквально «на ходу», в самый разгар напряженных воздушных боев. Так, всего за три недели, с 10 мая до 5 июня были перевооружены: (21)

на «Девуатин» D-520 — три группы (GCII/3, GCII/7, GC III/3);

на «Блох-152» — две группы (GC II/6 и GC II/9);

на «Хоук-75» — одна группа (GC III/2).

Стоит обратить особое внимание на темпы освоения истребителя «Девуатин»-520. Самые первые машины были введены в строй в апреле 1940 года. К 10 мая их было всего 36 штук. До момента прекращения огня в ВВС Франции было поставлено еще три сотни «Девуатинов», которые были успешно освоены летным составом в считанные дни. Сражаясь на этих истребителях, французские летчики сбили 108 немецких самолетов ценой потери 54 своих (еще 31 «Девуатин» был разбит в авариях). Лучшего на тот момент немецкого аса Вернера Мельдерса сбил 6 июня 1940 года су-лейтенант Помье-Лераг из состава GCII/7 (в тот раз парашют спас жизнь пилота люфтваффе). Затем французский летчик сбил еще один «мессер», после чего у него закончились боеприпасы, и семь немецких истребителей расстреляли беспомощный самолет. Мужественный летчик погиб в «Девуатине», в кабину которого он первый раз сел всего лишь несколько недель назад.

Истребительная авиация Финляндии (в целом продемонстрировавшая в 1939–1944 годах исключительно высокую боевую эффективность) дважды — зимой 1940 г. и летом 1944 года — перевооружалась на новые типы самолетов непосредственно в ходе боевых действий. После двух-трех ознакомительных вылетов летчик сразу отправлялся в бой. Результат? Соотношение потерь советских и финских истребителей в летнюю кампанию 1944 года выражается числом 8 к 1. Разумеется, в пользу финских ВВС. (142, стр. 600)

С учетом этих фактов взглянем на ситуацию в советских истребительных авиаполках. По отчетам военпредов завода № 1, массовая отправка истребителей «МиГ-3» в авиаполки западных округов началась во второй половине января 1941 г. Чем же были заняты авиационные командиры всех уровней, если новый самолет ко второй половине июня оказался «совершенно неосвоенным»? И когда выявилась эта пресловутая «неосвоенность» — за день до 22 июня или полвека спустя, когда потребовалось найти очередную «объективную» причину разгрома?

Точный ответ на эти вопросы будет состоять из десятков взаимоисключающих частей. Самым удивительным парадоксом тоталитарной сталинской системы оказалось полнейшее отсутствие единообразного, всеобщего (тотального) порядка. Там, где был толковый командир, во вверенной ему части с утра до ночи кипела летная работа. Вот, например, воспоминания летчика 31 ИАП (8-я САД, ПрибОВО) Н.И. Петрова:

«…Летали много. Осенью 1940 года (здесь и далее выделено мной. — М.С.) начали изучать новый истребитель МИГ-1… Он во многом отличался от самолетов „И-16“, поэтому приходилось с утра до ночи, не считались со временем, изучать мотор и самолет, инструкции по эксплуатации и технику пилотирования. Прибыли летчики-испытатели, собранные самолеты облетывали. Возглавлял испытатель Стефановский, в виде бесед объяснял особенности техники пилотирования самолета МИГ-1, на что обращать внимание и т. д… Помню, как мучались, летных происшествий не было, но предпосылки к ним были… Ничего, овладевали и перед Великой Отечественной войной уже крепко овладели. С апреля 1941 г. уже дежурили. Несли боевое дежурство на самолетах МИГ-1… В конце апреля начали усиленную тренировку в составе звена, стрельба по конусу, воздушные бои… Зачастую совершались ночные полеты на групповую слетанность в составе звена…» (125)

П.И. Цупко, командир экипажа пикирующего бомбардировщика «Ар-2» вспоминает:

«…Мы получили соответствующие инструкции и методические указания по бомбометанию с пикирования. Но одно дело читать по бумаге и совсем другое — выполнять в воздухе…. Наши учебные полеты больше походили на исследовательские. После каждого вылета нас собирали командиры и на основе донесений наблюдателей и докладов экипажей скрупулезно, по минутам анализировали действия пилотов и стрелков-бомбардиров…. Полигон находился на пустыре в Беловежской пуще. Там известью на земле были нарисованы контуры танков, автомашин, артиллерийских батарей и просто круги с крестами посередине. Эти наземные цели мы и бомбили цементными бомбами. От полета к полету росло наше умение, шлифовалось мастерство. К весне 1941 года мы владели таким методом бомбометания достаточно уверенно…» (64)

И в то же самое время, в другой части на другого толкового командира строчили донос про шпионаж в пользу Занзибара. В третьей части командир боролся «за снижение аварийности», в результате чего летчики вместо полетов зубрили ход поршня и диаметр цилиндра мотора АМ-38 (это не скверный анекдот, это проза жизни 4-го ШАП). Бывали и совсем уже диковинные занягия:

«…В тот раз нам предстояло начать со строевой подготовки одиночного бойца, показать, как умеем командовать отделением… Началась подготовка. Для своего отделения я подобрал одиннадцать статных молодцов — красноармейцев ростом от 175 до 180 сантиметров. И приступили… Строевая подготовка, политзанятия, чистка оружия и прогулка в строю по окрестным дорогам, с песнями… И так каждый день, в течение целого месяца… Одно лишь смущало: не слишком ладно в сравнении с другими владел я командным голосом. Не получалось это: «Ррр-ясь, ррр-ясь, рясь, а-а, три-и-и…» Или «Пады-ы-майсь!..» Нет, такого у меня не получалось. И тогда я решил действовать по Демосфену: регулярно стал удаляться в сопки и там кричать! Именно кричать — что есть силы, громко, ошалело, потом декламировать стихи, выкрикивать команды, отдельные слова, петь…

… После блестящей победы в строевой подготовке у меня появилась новая забота. Теперь к командующему предстояло являться всякий раз по всей форме. А «вся форма» — это значит при сабле и со шпорами. Опять проблема! Саблю я раз надел да чуть не упал: запуталась она уменя между ног… Чтобы держать марку лучшего строевика, мне предстояло еще немало поработать самому, и каждое утро у себя в кабинете я добросовестно тренировался…»

Уважаемый читатель, как Выдумаете — о чем ЭТО? Кто это с криком бегает по сопкам? Это дважды Герой Советского Союза, выдающийся летчик-истребитель, заслуженный маршал авиации Е.Я. Савицкий с восторгом рассказывает в своих мемуарах о том, как весной 1941 года он потратил целый месяц на освоение «ррр-ясь, ррр-ясь, рясь, а-а, три-и-и…». А какую должность занимал весной 1941 года 28-летний капитан Савицкий? Отвечаем — командовал 29-й истребительной авиадивизией. А кто этот идиот — другое слово подобрать не удается — который весной 1941 года отвлекает командира авиационной дивизии на конкурс строя и песни, а потом еще и требует ходить по аэродрому в шпорах и с саблей? А это командующий Дальневосточным фронтом, герой гражданской войны, боевой товарищ Буденного и Тимошенко, генерал армии Апанасенко. Говорят, один из лучших…

Глава 22

УДАР ПО АЭРОДРОМАМ — ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА

Наше исследование подошло, наконец, к центральному пункту — к попытке разобраться в том, что же в действительности произошло с советской авиацией в июне 1941 года. Классическая версия известна. В сотнях книг и десятках тысяч газетных статей, буквально одними и теми же словами рассказана страшная история уничтожения советской авиации (или, как минимум, ВВС западных военных округов) в результате внезапного, сокрушительного и неотвратимого удара люфтваффе по «мирно спящим» аэродромам:

«…22 июня 1941 г. большие группы фашистских бомбардировщиков подвергали ударам 66 аэродромов, на которых базировались основные силы авиации западных пограничных округов.

В результате ударов по аэродромам и в ожесточенных воздушных боях противнику удалось уничтожить до 1200 самолетов, в том числе 800 на аэродромах… В результате внезапных массированных ударов по аэродромам и последовавших за этим воздушных боев потери военно-воздушных сил приграничных округов к полудню 22 июня составили 1200 самолетов (в том числе уничтожено на аэродромах около 800)… Особенно большой урон понесла авиация Западного и Киевского ОБО, где немецко-фашистской авиации в первый день войны удалось уничтожить и повредить 1015 самолетов… Наибольшие потери в первые часы войны понесли ВВС Западного фронта. К исходу первого дня войны потери здесь достигли 738 самолетов, причем потери на земле — 528 самолетов…»(31, 144, 27, 41)

Как и положено настоящему мифу, миф о «первом уничтожающем ударе по аэродромам» живет по своим собственным законам, не только не нуждаясь в каком-либо документальном подтверждении, но и ничуть не ослабевая от того потока новых фактов, которые стали доступны всем желающим с начала 90-х годов. Рухнула «берлинская стена», исчез в небытие Варшавский договор, на 15 обломков развалился «союз нерушимый», на постсоветском пространстве с головокружительной быстротой менялись идеалы, идолы, флаги, гимны — а раз и навсегда заученная мантра про «1200, из них 800 на земле» все звучит не умолкая. И вот уже в 2008 году МГУ им. Ломоносова выпускает учебник «История России» (группа авторов под рук. А.С. Орлова, М., «Проспект», 2008 г.), выучив который студенты должны отчеканить: «В первые дни войны (спасибо, что хоть не в „первые часы“. — М.С.) прямо на аэродромах была уничтожена значительная часть советской авиации».