– не возражать». И еще отдельно – «О тов. Шмидте. Считать необходимым использовать т. Шмидта полностью на работе в Наркомпросе…»92.
14 августа 1925 года совещание Наркомпроса с участием наркома здравоохранения Николая Семашко по докладу Пинкевича принимает следующую резолюцию: «Психоаналитический институт и лабораторию „Международная солидарность“ – ликвидировать»93.
Конец
Сохранился «План работ» института на последний сезон его функционирования, с сентября 1924 по июль 1925 года94. Ежедневно в институте читались лекционные курсы, два раза в месяц проходили заседания Российского психоаналитического общества и еще два раза в месяц – заседания его Педагогической секции. Ермаков совмещал свои клинические занятия с лекциями по психоанализу литературного творчества и еще с исследованиями гипноза, которым он в это время много занимался. Кроме того, вместе с Верой Шмидт он собирается отчитаться за работу закрытого уже к этому времени Детского дома. Роза Авербух продолжает свои начатые еще в Казани опыты с психоанализом творчества Василия Розанова; Б. Д. Фридман готовит работу по психоанализу идеализма (на примере тургеневского Рудина). Новым лицом является только политэмигрант из Германии Вильгельм Pop, читавший на немецком языке лекции по «Психоанализу коллективного мышления».
В ноябре 1924 года в Обществе состоялись перевыборы: новым президентом был избран Моисей Вульф, действительно бывший самым авторитетным кандидатом, близким к Фрейду и много сделавшим для психоанализа в России. Вице-президентами стали Ермаков и дипломат Виктор Копп – деятель троцкистской оппозиции (подробнее о нем см. гл. VII). Лурия был секретарем, Каннабих членом бюро95.
На X Конгрессе Международной психоаналитической ассоциации в Инсбруке в 1927 году ее президент Макс Эйтингон говорил в отчетном докладе: «В России, одной из тех стран, которые раньше других заинтересовались анализом, увеличился круг людей, которые действительно занимаются этим предметом. Все мы понимаем, что наши коллеги там работают в очень трудных условиях, и я бы хотел от имени всех нас выразить к ним нашу глубокую симпатию»96. Членские взносы (2 доллара с человека в год) в России, добавлял Эйтингон, собраны, но нами еще не получены из-за практических трудностей. Однако Фрейд, лучше разбиравшийся в ситуации или, скорее, в отличие от Эйтингона не имевший причин лицемерить (см. гл. VII), писал давно уже эмигрировавшему Осипову 23 февраля 1927 года: «У аналитиков в Советской России, без сомнения, настают плохие времена. Откуда-то большевики взяли, что психоанализ враждебен их системе. Вы знаете правду – наша наука не может быть поставлена на службу никакой партии, хотя для своего развития она нуждается в определенной степени свободомыслия»97.
Работа советских психоаналитиков продолжалась не очень активно, но непрерывно вплоть до начала 30-х годов. Ее центром была Москва; что-то происходило в Ленинграде, Одессе, Харькове, Ростове. Около 1930 года одесский психиатр и переводчик Фрейда Яков Коган завел в своем кабинете двойной портрет: на одной стороне его был Павлов, на другой – Фрейд98. Днем доктор Коган смотрел больных и общался с начальством под портретом Павлова; потом переворачивал его и вечером мог консультировать своих тайных аналитических пациентов под портретом Фрейда… Ленинградский доктор Илья Перепель на собственные средства выпустил несколько психоаналитических книжек; последняя, вышедшая в 1928 году, содержит очень доброжелательное к автору и его методу предисловие выдающегося физиолога Алексея Ухтомского99.
Психоаналитики честно пытались быть полезными. Вульф, в частности, занимался любопытным прикладным исследованием, результаты которого, правда, вышли в свет уже после его эмиграции100. На материале массового обследования московских водителей автобусов и трамвайных вагоновожатых были получены данные о распространении у этой категории трудящихся сексуальных нарушений, преимущественно снижения потенции. Более глубокий анализ показал, что во время езды многие водители испытывают половое возбуждение, а во время коитуса, наоборот, вспоминают свое место за рулем. Вульф предлагает этим странным явлениям психодинамическое объяснение, которое, правда, вряд ли могло быть использовано на благо пролетариата. О подобных изысканиях среди типографских рабочих знал Борис Пильняк, упоминающий в своем романе «Созревание плодов» «свинцовое изменение психики, теорию, выдвигаемую некоторыми московскими психоаналитиками»101.
Русское психоаналитическое общество продолжало работать, проводя, судя по его отчетам Международной ассоциации, в 1925–1927 годах по 15–20 заседаний в год. В 1926 году в нем проходят, в частности, слушания по проблемам педологии, новой науки, развивающейся в его недрах, чтобы в полном соответствии с законами психоанализа уничтожить отца и предшественника. В апреле 1927 года с поста секретаря Общества уходит Лурия. Его ждало большое будущее в науке, в 60-х годах он станет одним из крупнейших нейропсихологов мира. В конце же 20-х он, судя по его неопубликованным воспоминаниям, ищет себя в прикладных областях. В частности, по прямому заказу Вышинского он конструирует примитивный детектор лжи, работающий в ассоциативном эксперименте с пневмодатчиками, замерявшими тремор пальцев руки (очевидна преемственность самой идеи его детектора с ассоциативными экспериментами молодого Юнга). В Обществе его заменяет Вера Шмидт, в сентябре 1927 года поехавшая с докладом на очередной Конгресс психоаналитиков в Инсбрук.
3 ноября 1927 года в командировку в Берлин уезжает Вульф, оставивший Юрия Каннабиха исполнять свои обязанности. Из Берлина Вульф не вернулся. В своей президентской речи на XI Конгрессе в Оксфорде (1928) Эйтингон рассказывал об этом так: «В связи с теми обстоятельствами, в которых ведет свою работу Русское общество, невозможно, конечно, влиять на ситуацию в России, особенно после того, как его высокоценимый лидер, в течение многих лет возглавлявший Общество, уехал жить в другое место. Наши коллеги в Московском обществе, вместе с отдельными членами в Киеве и Одессе, продолжают со смелостью, которая вызывает наше восхищение, борьбу за сохранение и упрочение того, чего они достигли102.
До 1933 года Вульф работал в Германии, много публикуясь в журналах Международной ассоциации психоанализа. После прихода нацистов к власти он снова эмигрирует, на этот раз в Палестину, где вместе с Эйтингтоном организует местное Общество психоанализа. После смерти Эйтингтона Вульф становится президентом Палестинского общества и остается им в течение 10 лет. Во многом повторяя на новой родине то, что он сделал в России, он организовал, в частности, серию переводов Фрейда на иврит. Вульф прожил долгую жизнь, умерев в 1971 году.
Эмиграция Вульфа совпала по времени с самоубийством коллеги. Кончает с собой Адольф Абрамович Иоффе, бывший пациент Адлера и автор журнала «Психотерапия», друг и соратник Троцкого (см. гл. VII). Это было время полного «идейного и организационного разгрома» троцкистской оппозиции. Деятельность Русского общества угасала. Правда, еще в 30 году оно проводит несколько заседаний, одно из которых было посвящено «плану работы на 1931 год». Позднее другой эмигрант, ленинградец Илья Перепель,