Читать интересную книгу Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me) - laventadorn

Попробовала пошевелиться — кажется, руки и ноги стали слушаться. Морщась, она оттолкнулась от земли и наконец села; обежала взглядом поляну, пытаясь найти...

Северус не удержался на ногах, повалился на колени — там, по ту сторону магического круга, над которым все еще курился легкий дымок; он опирался на воткнутый в землю нож, словно это было единственное, что не давало ему упасть, и волосы завесой накрывали щеки, а в каждую черточку юного лица врезалась бесконечная усталость...

Он смотрел прямо на нее.

Лили онемела.

— Ты как? Все хорошо? — его голос подрагивал от напряжения, словно после пятимильной пробежки.

Она кивнула. Хотела спросить: "А ты как?" — но слова не шли на язык.

Северус не сводил с нее взгляда.

— Тебе холодно?

Она помотала головой. Он закрыл глаза, и все его тело расслабилось.

Лили совсем растерялась. Еще совсем недавно — и до проклятия в том числе — она бы непременно подбежала и его обняла, но сейчас... Она просто не могла себя заставить — от одной только мысли об этом хотелось отшатнуться; создавалось ощущение какой-то... неправильности — такой же, как когда она прикасалась к другим, когда... когда то проклятие все еще действовало...

У Сева заблестели глаза.

— Я же тебе говорил, — сказал он.

Она дернулась — словно это были не слова, а какое-то заклинание, которое просвистело прямо над головой. Ее просто тошнило... не от Сева — от самой себя... от этого заклятия — гнусной, чудовищной магии, которая изуродовала ее дружбу, исковеркала и превратила в оружие...

"Односторонняя зависимость", было написано в той книге. Что за дерьмовая бредятина.

С трудом она поднялась на ноги. Колени подгибались, и по всему телу разливалась слабость, но оставаться на месте Лили не могла. Прошептала:

— Извини... Мне... я не могу... Прости меня, Сев, пожалуйста, прости...

Пошатываясь, она выбралась за границу магического круга — а потом наконец-то совладала с заплетающимися ногами и побежала. Душа словно выворачивалась наизнанку от боли... когда она думала, что вот-вот умрет без прикосновений Сева, то чувствовала себя очень похоже.

Только тогда у нее болело тело.

* * *

Ремус лежал в темноте.

Он даже не знал, который сейчас час. Сириус уже ушел — мадам Помфри выставила его из больничного крыла... казалось, это было недавно, но вместе с тем и целую вечность назад — потому, что все это время Ремус провел в одиночестве.

И ничего не видел.

Мадам Помфри не смогла его вылечить, потому что не знала, от чего именно он пострадал. На прощание Сириус пообещал приволочь ему целую гору слизеринских скальпов, но Ремусу было все равно.

Он услышал тихий скрип — дверь в лазарет сначала отворилась, а затем закрылась — но продолжал лежать на кровати... и молчал, по-прежнему ничего не видя... Господи, только бы это не оказался какой-нибудь слизеринец, который пришел довершить начатое. Ремус сунул руку под подушку, нащупал свою палочку, вытащил ее и спрятал под одеялом. Если это Сириус, он знает, где искать: в дальнем конце лазарета, за наполовину задернутыми занавесками. Если же это не Сириус...

— Люпин.

Снейп. Ремус повернул голову на этот голос, отчаянно желая, чтобы на глазах у него не было никакой повязки — чтобы ему, черт побери, вообще не требовалась повязка! — но выбирать не приходилось. Он рывком сел на кровати.

— Что ты здесь делаешь? — и добавил: — Я, между прочим, не один — мадам Помфри у себя в кабинете.

— И мы оба прекрасно знаем, как легко ее можно нейтрализовать простым заглушающим заклинанием, — бесстрастно напомнил Снейп — почему-то он говорил сипло, как удавленник, и при этом очень устало. — Вижу, мадам Помфри так тебя и не вылечила.

— И ты небось даже догадываешься, почему, — это прозвучало так обиженно, что Ремусу самому от себя стало противно.

— Она не темная волшебница. Результат налицо.

Ночной гость явно приближался — Ремус услышал шорох шагов и, не успев даже вытащить палочку и сказать что-нибудь угрожающее, ощутил, как чужие пальцы сдвигают с глаз повязку...

— Отдай! — испуганно и сердито выкрикнул он; изо всех зажмурился и слепо зашарил по сторонам, пытаясь нащупать полоску ткани, но Снейп только толкнул его в плечо и, воспользовавшись секундным замешательством, отобрал у него палочку.

— Придурок. Ну давай, заставь меня использовать обездвиживающее заклинание — мне так будет даже удобнее.

— Да чтоб ты сдох! — выдохнул Ремус.

— Что я тут, по-твоему, делаю, — в усталом голосе Снейпа явственно слышалось отвращение. — Покушаюсь на твою добродетель? Если Блэк от нее хоть что-то оставил. Успокойся, Люпин, полудохлые вервольфики не в моем вкусе.

— Тогда отвали от меня! — огрызнулся Ремус, гадая, не будет ли это преступлением против гриффиндорских ценностей — то, что он не решился напасть первый... слепой, без палочки, когда у врага все мыслимые преимущества... или, наоборот, если бы он напал, то совершил бы преступление против здравого смысла? Увы — одно другого не исключало.

— С каких это пор ты научился не только кусаться, но и лаять?

Ремус замер — пальцы Снейпа ощупывали лоб. Оттолкнул его руку в сторону:

— Ты что делаешь?

— Перестань жмуриться. Мне надо осмотреть твои глаза. К тому же это совсем уж нелепо — спорить с человеком, который держит их закрытыми.

— Да я ослепнуть не хочу, ты...

Гондон.

— Тогда дай мне на них взглянуть. Я могу тебя исцелить.

— Что... — Ремус так удивился, что чуть было не распахнул глаза, но в последний момент спохватился и крепко прижал к ним ладони. — Да с чего мне тебе верить, Снейп, — сказал он и мысленно себя обругал за отчаянно задрожавший голос.

Снейп вздохнул — так, словно разговаривал с капризным ребенком.

— Мальсибер — по крайней мере, я полагаю, что это был именно он — попытался наложить на кого-то из нас Гургес Долор. Скорее всего, соблазнился удобной возможностью и метил сразу в обоих, — в его голосе слышалась скрупулезно выверенная доза отвращения. — Когда заклинание разбилось о щит, ты смотрел прямо на вспышку, и поэтому ослеп.

— Как странно — я тоже это заметил.

— Тогда, возможно, мощи твоего интеллекта хватило и на то, чтобы сообразить, что твоя слепота спровоцирована корпускулами темного заклинания — эрго, обычные методы исцеления эффекта не возымеют?.. — отвращение в его голосе стало куда более явным, очевидно, из-за Ремусовой глупости.

Когда их загоняли в угол, гриффиндорцы начинали дерзить.

— С каких это пор ты начал так высокопарно выражаться?

— Еще раз огрызнешься — и я уйду, — негромко пригрозил Снейп.

— Снейп, — все еще закрывая руками глаза, сказал Ремус, — а что бы ты сделал на моем месте? Позволил бы — сам, добровольно — колдовать над собой тому, кто тебя ненавидит? Когда тебя только что ослепил один из его дружков?

— Желай я причинить тебе вред — уже бы это сделал, — холодно сообщил ему собеседник.

В наступившей тишине Ремус отчетливо слышал собственное дыхание.

А затем — какой-то шорох. "Погоди", — хотел сказать Ремус, вдруг испугавшись, что Снейп сейчас уйдет, но тот успел заговорить первым:

— Хорошенько подумай над этим, Люпин. У тебя есть вся ночь — исцелить тебя прямо сейчас я все равно не могу.

— Что — ах ты гондон! — воскликнул Ремус, начисто позабыв о недавней угрозе.

— Как всегда, красноречиво. Я устал, Люпин, и вернусь сюда утром. Тогда ты сможешь извиниться и дашь мне знать — сам, добровольно, — хочешь ли ты, чтобы я тебя исцелил. Или, если пожелаешь, так и останешься слепым. Выбор за тобой.

Сверху упало что-то легкое — на живот, поверх одеяла... Волшебная палочка.

— Снейп! — прошептал он и услышал, как замедлились чужие шаги. — Извини, что обозвал тебя гондоном. — Ноль реакции. — Но это был удар ниже пояса, — поспешно добавил он. — Как ты и сам прекрасно знаешь.

— Спокойной ночи, Люпин, — со снисходительным пренебрежением ответствовал Снейп. Ремус напряг слух, и через несколько секунд двери лазарета мягко щелкнули и затворились.

— Что ж, — пробормотал он в гнетущую тишину больничного крыла, — поживем — увидим... может быть.

* * *

Лили хотела искупаться. И немедленно.

Сначала она продиралась сквозь лес, потом бежала к замку — и дальше, по выстывшим коридорам и бесчисленным лестницам, и где-то по дороге эта мысль завладела ею без остатка: нужно принять ванну, соскрести с себя всю гадость, и тогда она успокоится и соберется с мыслями. Разумеется, это была совершеннейшая глупость: вода могла смыть только ту грязь, что пристала в лесу, и Лили это прекрасно понимала — но вместе с тем почему-то была уверена, что только ванна способна спасти ее от безумия.

Споткнувшись, она затормозила перед портретом, за которым скрывался вход в ванную старост, и чуть не застонала от облегчения — да так и осталась там стоять, беспомощно таращась на изображение, потому что начисто позабыла этот дурацкий пароль. Вот же дьявол...