Октавиан посмотрел на меня с неожиданным вниманием.
— Когда же ты успеваешь делать свои рисунки?
— По утрам, перед школой. Иногда Витрувий берет меня с собой…
Цезарь нашел эту мысль забавной.
— И чем вы занимаетесь?
— Измерениями, — твердо сказала я, не желая, чтобы кто-то с презрением отзывался о моей работе. — И еще я выкладывала плитки.
— Правда? Прямо как мозаисты? — ухмыльнулась Ливия.
— Да. Когда им нужна была помощь или подсказка. Но я и сама хочу все освоить.
Октавиан задумчиво посмотрел на меня.
— Царевна, которая не чуждается труда… — И перевел многозначительный взгляд на Марцелла с Юлией. — Моим бы родным у нее поучиться. — После тяжелой, неловкой паузы он прибавил: — Похоже, Витрувий и в самом деле очень занят. Если ему пригодится твоя помощь при постройке театра, я не против.
Ливия сжала губы в тонкую линию, а Марцелл торжествующе улыбнулся мне. По дороге к Форуму, где им с Тиберием предстояло сменить юношеские тоги на toga virilis, он прошептал:
— Молодец.
— Что такое? — с невинным видом отозвалась я.
— Все эти разговоры про выкладывание плитки… Дядя любит окружать себя только полезными людьми.
— Ты уже говорил. Ну а как насчет тебя?
Вокруг звучали флейты; дети распевали гимны Либеру и супруге его Либере, прося их благословений на будущие браки. В Александрии мы называли этого бога Вакхом, но даже в его личном храме я ни разу не видела столько фаллосов, украшенных цветочными гирляндами. Марцелл подмигнул мне с видом заправского заговорщика. Белозубая улыбка так и сверкнула на его загорелом лице.
— Я — сын его сестры. Наследник и запасное колесо, не забыла?
Он покосился через плечо на Тиберия, который тут же склонился ко мне и негромко предостерег:
— Будь начеку. Юлия уже начинает ревновать.
Марцелл напрягся. Я обернулась — и наткнулась на ее взгляд, холодный как камень. Вечером, в триклинии, она подошла узнать, о чем это мы шептались.
— О том, кого твой отец хочет сделать наследником, — пояснила я.
На вилле играла арфа, приветствуя гостей, что собрались поздравить наследника и «запасного сына» с наступившим совершеннолетием. Юлия ближе подсела ко мне.
— Думаешь, отец подозревает Марцелла?
— Видимо, нет, раз предложил ему денег на театр.
Девушка в задумчивости кивнула.
— Значит, вы не говорили о Красном Орле?
Я отпрянула.
— И не поделились бы с тобой?
— Может быть, вам теперь кажется, что мне нельзя доверять.
— Если Марцелл об этом хотя бы заикнется, расскажу тебе первой, — пообещала я.
Юлия с подозрением прищурилась.
— Мой отец — хороший актер. Однажды при мне он солгал Ливии с таким честным видом…
— Мне можешь верить, — поклялась я. — Услышу хоть слово — сразу же сообщу тебе. А ты разве не спрашивала Марцелла?
— Конечно. Он все отрицает.
— Вот и со мной не особенно откровенничает, — уныло призналась я. — Они больше с Александром секретничают.
Это ее слегка успокоило.
— Между прочим, сегодняшняя папина щедрость еще ничего не значит, — сообщила она, гоняя еду по тарелке. Второй раз в жизни я видела, чтобы Юлия вдруг лишилась аппетита. — Знаешь, как называют дублеров на сцене? — Не дожидаясь ответа, она продолжила: — Тени. Так вот, если мой отец заподозрит, что родной племянник не желает быть его тенью, всему конец. Меня отдадут за Тиберия, невзирая на то, что он мой сводный брат, а Марцелл исчезнет.
Ее глаза наполнились слезами. Похоже, на меня девушка уже не злилась, а винила во всем одну себя.
— Может быть, он и не Красный Орел, — с надеждой промолвила я.
Юлия только взглянула на своего отца и ничего не ответила.
За несколько часов до рассвета из атрия долетели гулкие крики. Коридоры огласил громкий топот, и на мгновение мы с братом вновь очутились в Александрии, на мамином ложе, перенесшись в день ее гибели.
— Александр! — воскликнула я, отбросив одеяло.
Через миг мы уже одевались. Из коридора донесся сердитый голос Марцелла, и вновь этот грохот солдатских сандалий. Брат распахнул нашу дверь. Октавия с Витрувием, сыном и дочерьми стояла у входа в спальню Марцелла, глядя на входящих туда и выходящих военных. Заметив нас, юноша побледнел как полотно.
Появился Агриппа.
— Мы нашли его в цирке, — заявил полководец. — Прямо в притоне.
Октавия прижала ко рту ладонь.
— Это не то, что ты думаешь, — защищался молодой человек.
— А что же ты там делал?! — грозно рявкнул Октавиан, выходя из комнаты вслед за солдатами. — Надеюсь, не сочинял воззвания?
Племянник испуганно отшатнулся.
— Так вот вы о чем? Думаете, я Красный Орел? — Внезапно он чуть не расхохотался, несмотря на всю серьезность положения. — Если человек захотел ночью наведаться к блуднице, значит, он сразу предатель?
— Наведаться к грязной шлюхе? — взвизгнула его мать.
— Все юноши там бывают, — попытался утихомирить ее Витрувий.
— Только не римский наследник! — выкрикнул Цезарь.
Из комнаты, вытирая руки, вышел Юба.
— Нашли что-нибудь? — осведомился Октавиан.
— Несколько непристойных картинок.
— Я же говорил! — взвился Марцелл. — Все видели, как я занимаюсь в школе. Думаете, мне хватит усидчивости на эти воззвания?
Цезарь поразмыслил.
— Возможно, ты слишком уверился в том, что сделаешься моим наследником. Помни, Фиделий мне тоже нравился, — проговорил он, напомнив нам о юном солдате, которого приказал зарезать у городской стены. А затем повернулся к сестре. — Получше присматривай за ребенком.
Когда он ушел и увел за собой своих людей, Марцелл потянулся к Октавии, но та оттолкнула его.
— Прочь с глаз моих!
— Это не то, что ты думаешь, мама, послушай!
Наклонившись к самому ее уху, молодой человек шепнул пару слов, и мать как-то странно взглянула на него.
— Только дяде не говори, — взмолился сын.
— Возвращайтесь по своим комнатам, — велела Октавия. — Всем спать.
Но тут коридор огласился женскими криками. Мы застыли от ужаса.
— Это Галлия, — догадался Марцелл. — Спорим, они взялись за учителя Веррия. — Он гневно блеснул глазами. — Похоже, на Палатине трясут всех белокурых.
Галлия ворвалась в коридор с таким видом, словно мчалась к нам от самого своего дома, стоявшего у подножия холма, и сквозь слезы подтвердила наши мрачные опасения.
— Что такого он натворил? Это из-за меня? Может, учил чему-то неправильно?
— Нет, — оборвал ее Марцелл. — Прошел слух, будто Красный Орел чем-то смахивает на галла, вот военные и берут всех подряд, у кого заметят светлые волосы.