Долго пришлось в то утро слугам прятаться под лестницами и за дверьми, ожидая, когда наконец князь выберется от своей супруги. Все знали, что горяч Дмитрий Иванович не только в делах и словах, не только в споре или ссоре, горяч он и на ложе. Подтверждение тому – дети, которые родятся один за другим. И все мальчики, одна дочка Софьюшка, остальные сыновья. Видно, крепко любит жену Дмитрий Иванович, и отвечает ему тем же Евдокия Дмитриевна, ежели так Господь благословляет их брак!
Казнь
Увидев перед собой Никиту, Вельяминов не смог поверить глазам:
– Откель ты здесь?! Бегич же разбит был! А где Григорий?
Никита глубоко вздохнул:
– Прибрали попа. Мы с ним в обозе прятались, ждали, когда Бегич князя Дмитрия побьет. А вон наоборот вышло. Ох и крепко побили ордынцев русские! Бежали, аж подковы конские по пути теряли…
– Ты дело говори! – разозлился Вельяминов.
– Куда Григорий подевался – не ведаю, мы в разных местах оказались, как ордынцы драпать начали. А я вот куда надо попал.
– Куда это? – подозрительно прищурился боярин.
– Иван Васильевич, ты б хоть глоток воды да кусок хлеба дал с дороги, оголодал же. А после я тебе такое скажу – упадешь!
Глаза Никиты довольно блестели, это означало, что он узнал нечто важное. И все равно Вельяминов уловил в его взгляде и голосе такое, отчего стало не по себе. Никите соврать, что через плечо плюнуть. Неужто врет?! Спелись с попом и задумали какую каверзу? Знать бы что…
Пришлось Никиту кормить-поить, а потом еще ждать вечера, потому как парень требовал разговора только с глазу на глаз. Зато то, что он сказал, повергло Вельяминова в шок. Боярин и раньше задумывался над тем, почему князь Владимир Андреевич, с которым Дмитрия раньше бывало водой не разлить, вдруг принялся отстраивать себе Серпухов. Была шальная мысль, что рвется младший князь не просто к самостоятельности, а к настоящей власти. Но кто его знает, что на уме у Владимира Андреевича?
А теперь Никита твердил, что князь и впрямь захотел под себя Русь взять, но ему в Москве нужен свой человек. Все нынешние с Дмитрием одной веревочкой повязаны, даже Вельяминовы, супротив ни за что не пойдут…
Не поверил словам Никиты осторожный Вельяминов, принялся пытать: а с чего бы князь стал такие слова тебе говорить? И почему отпущен был, ежели в плен попал?
Никита кивал:
– Верно не веришь, Иван Васильевич. Я бы тоже не поверил, скажи мне кто такое еще полгода назад. Князья и впрямь точно родные братья были. А ныне смотри что: Владимир Андреевич с князем Дмитрием на Пьяну не ходил? Нет, полки свои посылал, а сам не пошел. И на Вожу тоже не ходил! В Москве не всякий месяц бывает, а раньше и полдня друг без друга прожить не могли. Видно, обидел его чем Дмитрий, всем известно, каков у него несносный характер! Дмитрий Иванович все наследником своего сына Василия зовет, а ведь наследовать Владимир Андреевич должен!
– А ты князя Дмитрия видел?
– Не, только издали.
– А Владимира где же встретил?
– Это в Коломне, нас туда переправили. Меня Тимофей Васильевич признал, пропал бы, ежели не князь Владимир Андреевич. Он вроде как к себе забрал, потом расспрашивал про тебя, Иван Васильевич. А еще про то, поможешь ли, ежели понадобится?
– Чем я могу помочь? Ему Мамай нужен.
– Не, Мамай только набегом может да изничтожить всех. А потом как? Владимиру Андреевичу свои люди в Москве нужны, у него нет. Сама Москва не нужна, станет, я мыслю, в Серпухове свою столицу делать.
– Что велел мне передать?
– Если станешь ему помогать, так чтоб и Мамаю словечко замолвил, и сам загодя ближе к нему перебрался.
– К кому нему?
– Не к Мамаю же, к Серпухову.
– Ага, а там меня и повяжут! – расхохотался Вельяминов.
– Он же тебя не в Москву зовет? – даже обиделся Никита. – Я передал, Иван Васильевич, дальше сам думай. И про Владимира Андреевича не стоит всяко говорить при Мамае, сам знаешь, у Москвы тоже уши всюду есть, как бы супротив него дома не повернуло. Я видел, как в Коломне князя Дмитрия встречали, его сбросить трудно будет, а он сам кому башку отрубит и глазом не моргнет.
– Вот то-то и оно… – вздохнул осторожный Вельяминов.
Поверил он не сразу, Никите пришлось еще трижды тайно пробираться в Серпухов и обратно, пока боярин Вельяминов решился отправиться туда и сам. Это случилось уже летом следующего года, когда стало ясно, что Мамай пока на Русь не идет, пока только собирается. Иван Васильевич ворчал на темника:
– Сколько уже можно с генуэзцами якшаться?! Давно бы подкупил кого в Москве и прибили бы этого Дмитрия! А без него разброд на время настанет, и бери Русь голыми руками.
К лету эта мыcль утвердилась в нем окончательно, однажды даже поинтересовался у Мамая, что бы тот сделал, если бы князя Дмитрия вдруг не стало?
– Как это? – поразился темник.
Они разговаривали наедине, Вельяминов хорошо понимал цену таким речам. Поняв, что имеет в виду опальный боярин, Мамай вдруг усмехнулся:
– Хорошо бы. Они без Дмитрия совсем овцами станут.
– А на Русь пошел бы? Пора, хан, потом Тохтамыш на ноги встанет, вдруг меж собой с Дмитрием договорятся.
– Да, это плохо, – согласился Мамай. – Что ты хочешь?
– Кого поставишь на Руси вместо Дмитрия?
– Ты, что ли, хочешь?
– Над всей Русью лучше Владимира Андреевича, а мне и Москвы достаточно.
– Это какого Володимера, Серпуховского? Когда ты с ним спеться успел? Никита твой туда-сюда видно не зря бегает?
Вельяминов смутился:
– Ты про Никиту ведаешь, хан?
– Плохой я буду правитель, если не буду знать, о чем думает каждый из моих приближенных, тем более такой, как ты, предатель…
Последнее слово резануло слух Ивану Васильевичу, но возмущаться не стал, с трепетом ждал, что скажет хан дальше. Тот кивнул:
– Делай, получится, дашь мне знать. А тебе, так и быть, дам Москву.
Этот разговор решил все. Осторожный Вельяминов решил рискнуть и сам отправиться в Серпухов в начале лета, с тем чтобы к обычному времени походов ордынцев – началу осени – быть готовым. Счет пошел на недели.
Никита был срочно отправлен к серпуховскому князю на переговоры, а в Москву ушел разведчик разнюхать, не заподозрил ли чего князь Дмитрий. Никита сообщил, что князь Владимир Андреевич готов, а из Москвы пришло известие от оставшихся там купцов, что князь Дмитрий уехал в Радонеж, а потом в Переяславль, а с князем Владимиром почти не видится, каждый занят своим делом.
Вельяминов тронулся в путь.
Все лето войска были готовы собраться по первому зову, но Мамай наступать вроде и не собирался. Видно, копил силы для решительного удара, способного окончательно сломать хребет русскому войску. От неприятного ожидания становилось не по себе.
Зимой князь Владимир Андреевич сходил на Стародуб и Трубчевск. В результате уверенной победы на сторону Москвы перешел помимо брата Андрея Ольгердовича и Дмитрий Ольгердович. Для Дмитрия это было радостно. После смерти старого Ольгерда в Литве тоже неурядицы. Старшие сыновья от первой жены Ольгерда получили только уделы, а власть – старший сын второй жены Ульянии Ягайло. Настроенный против Москвы, он готов был в любую минуту повторить походы своего отца. С вожделением смотрел в сторону племянника и не угомонившийся Михаил Александрович Тверской.