Тимофей Васильевич уже даже сделал шаг дальше, но вернулся и внимательней пригляделся к парню в монашеской рясе:
– Э, а это что за поп у нас?
Буквально впившись глазами в лицо Никиты, он недоуменно протянул:
– Где-то я тебя, голуба, видел… А ну поверни рожу-то? А ты не у Ваньки в ближних ходил? А ну ведите его за мной, князю покажу, какие ныне попы в Орде!
Но князю было не до лазутчиков, а потому обоих по отдельности под сильной охраной отправили в Коломну. Там их и увидел князь Владимир Андреевич. То есть увидел-то он Никиту и тоже узнал.
– Что-то мне твоя рожа знакома? Ты не вельяминовский ли?
Так подтвердились слова Григория. Поняв, что тот не врет и уже больше ничего сказать не сможет, попа наконец перестали мучить и отправили в дальнюю обитель лечить подпаленные пятки и ломаные ребра. А Никиту неожиданно потащили к князю Владимиру. О чем с ним несколько раз подолгу говорил князь серпуховской, не знал никто, но только парень вдруг исчез, а искать его почему-то не стали…
Мамай рвал и метал! Провалился такой поход Бегича! Сильный мурза с большим количеством воинов – и был разбит московским князем наголову! Счастье Бегича, что он погиб в бою, не то лишился бы головы в ставке Мамая. Таких поражений темник не прощал. Разозленный Мамай напал на рязанские земли, сильно их потрепав. Снова сжег Переяславль-Рязанский и несколько городов помельче, разорил множество деревень…
Но князь Олег Рязанский не попросил помощи у Дмитрия Ивановича, напротив, спрятался в лесах, пережидая набег. Это стало уже привычным. Даже в Рязани начали ворчать, мол, чего ж наш князь бегает, если москвичи давно бьют ордынцев? Про давно это было, конечно, преувеличением, побили впервые, но зато как!
Сначала победа над строптивой Тверью, а теперь вот оглушительная победа на Воже сильно подняли русский дух. Значит, можно бить и сильные войска, если умеючи-то?.. В Москве победителей встречали восторженно. Первый разгром ордынских войск за столько лет! Никто и вспомнить не мог, когда их вообще били. Думали, думали и решили, что допрежь никогда! Получалось, что их молодой князь Дмитрий Иванович самый первый, кто дал отпор Орде.
Нашлись, правда, те, кто припомнил, как Олег Рязанский едва не голыми руками побил Тагая, но тут же решили, что то не в счет, там Олег просто нагнал и отнял добычу обратно. Да и самому Тагаю удалось уйти, и отряд был так себе… Не-ет… с нашим Дмитрием Ивановичем не сравнить! Наш-то, на!.. Вон какой молодец, на коне точно влитой сидит, настоящий богатырь. Чего такому какого-то Бегича бояться? Никого он не боится! Никто ему не указ! Нижегородского князя своего тестя Дмитрия Константиновича под себя поставил? А тверского зловредного Михаила Александровича? А Ольгерда, которого боялись до него все?.. Где такое видано, чтоб старый литовский лис сам мира просил? Вот то-то и оно, что наш Дмитрий Иванович куда как сильнее любого. И ордынцев теперь тоже!
Евдокия встречала мужа, как тысячи других русских женщин, с радостью и слезами.
– А чего ж плачешь, любушка моя? Я же не только живой, но и без синяков даже. Такая битва была, что и меч затупить не пришлось!
К отцу приставал семилетний Василий, просил рассказать о том, как бились с ордынцами. Князь смущаясь разводил руками:
– Да и впрямь, сыну, их и бить почти не пришлось. Они как обратно в реку бросились, так сами друг дружку перетоптали сильно. А мы только добавили.
Слышавший этот разговор Тимофей Васильевич Вельяминов покачал головой:
– Василий, ты не очень-то отца слушай, скромничает он. А кто сообразил не переправляться через реку и потому чуть отступить, чтобы ордынцы решили, что мы струсили? Иначе их не заставишь переправиться. Учись, Василий, отец твой дюже добрым полководцем становится. Не силой берет, а сообразительностью.
– А сообразительностью лучше? – уставился в лицо отцу Вася.
– Понимаешь, сынок, можно быть очень сильным, как вот был Бегич, а попасть в хитрую ловушку и погибнуть. Как наши на Пьяне, – со вздохом добавил князь.
Вечером, перебирая черные как смоль волосы мужа, Евдокия осторожно поинтересовалась:
– Митя, вы же победу одержали, чего ж ты так озабочен?
– Мамай не простит гибели войска Бегича. А значит, пойдет изгоном на следующий год, и покоя нам не будет, пока мы его совсем не разобьем. Бегич – это точно маленький полк одного удельного княжества, если Мамай свою силу поднимет, тогда тяжело справиться будет.
– Ты снова соберешь всех, как на Тверь собирал.
– Я не на Тверь, Дуня, собирал, я на Мамая и собирал, Тверь просто ко времени пришлась. Да, придется собирать… И когда на Руси покой будет? Уже меж собой не воюют князья, даже Михаил Александрович утихомирился, теперь вот еще Мамая одолеть бы…
– Орду?
– Нет, Орду пока нет, только Мамая. А с Тохтамышем договариваться будем.
– Дай-то бог.
Солнечное утро застало князя в постели у жены. Обычно он все же уходил в ночи, чтобы не пробираться перед слугами утром в свою спаленку. Но, обнаружив это, ближний слуга Анисим попросту разогнал остальных из всех переходов. Пусть поспит князь, устал небось в таких-то трудах ратных.
Дмитрий и правда проснулся позже обычного. Обнаружив, что солнце уже встало, а он на перинах у Евдокии, смутился. Хорошо, что одевался всегда сам, не любил помощи холопов, а потому вчерашние порты и рубаха лежали рядом с ложем. Быстро облачившись, он закрутил головой, ища хоть какой гребень жены, чтобы расчесать волосы. Не нашел, пришлось будить Евдокию.
Та открыла глаза и с улыбкой потянулась руками к мужу:
– Донюшко…
– Дуня, где у тебя гребень?
– Ты уже встал, а чего ж такой всклокоченный? Нешто слуги не заметили?
– Да я у тебя спал, потому и ищу гребень.
Рассмеявшись дробным ласковым смехом, Евдокия попыталась вскочить, но сообразила, что она так вообще голышом, упала обратно на постель, прикрылась одеялом, смущенно кивнула в сторону большого красивого ларца:
– В нем возьми…
Но Дмитрию уже было не до гребня. На миг узрев обнаженное тело жены, он бросился обратно на перины. Та счастливо засмеялась в ответ, было радостно, что после стольких лет все еще желанна для мужа.
Только князь не собирался барахтаться под одеялом, напротив, решительно откинул его с жены. Та ахнула, попыталась прикрыться хоть руками, смущенно запылала. Но Дмитрий развел ее руки, принялся любоваться красивой грудью, которая была на удивление крепкой, точно и не выкормила княгиня стольких детей. Потом провел пальцами по упругому животу, много раз носившему в своем чреве, тронул ноги. А чтоб не смущалась, накрыл ее тело своим, разгоряченным и жадным до ласки.
Долго пришлось в то утро слугам прятаться под лестницами и за дверьми, ожидая, когда наконец князь выберется от своей супруги. Все знали, что горяч Дмитрий Иванович не только в делах и словах, не только в споре или ссоре, горяч он и на ложе. Подтверждение тому – дети, которые родятся один за другим. И все мальчики, одна дочка Софьюшка, остальные сыновья. Видно, крепко любит жену Дмитрий Иванович, и отвечает ему тем же Евдокия Дмитриевна, ежели так Господь благословляет их брак!