Бывают вещи, которые не меняются, сколько бы веков не прошло под солнцем. Например, любимое время ведения допроса.
Ирис лишь под утро удалось забыться чутким, тревожным сном, свернувшись почти по-собачьи на грубо сколоченной деревянной лавке. Матрасы, даже набитые гнилой соломой, здесь не водились. С другой стороны, вшей тоже не было. Но стоило ей задремать, как чья-то рука бесцеремонно встряхнула ее за плечо, возвращая к действительности. Ирис сладко зевнула и заморгала. Перед ее глазами, затуманенными от дремы, в неясном полумраке камеры обозначились три фигуры в серых рясах, перепоясанных веревками. Две были худы, одна – приземистой и полноватой.
Видимо, толстый здесь всем рулил. Во всяком случае, заговорил с ней именно он. И не по-итальянски. На Корсике у Ирис было слишком мало времени, чтобы выучить язык, но узнавать быструю, темпераментную итальянскую речь она научилась. Это была не она.
– Quid nomen tibi est?[22] – повторил толстый, и девушка поняла, что слышит чеканную латынь. Вот засада! «Мертвый» язык в этом времени был «живее всех живых» и играл в обществе примерно ту же роль, что триста лет спустя – английский. Дочь коммерсанта, по легенде получившая неплохое домашнее образование, не знать латыни просто не могла. Хотя бы на уровне: «Здравствуй, до свиданья, раз-два-три». Настоящая Ирис, конечно, поняла бы монаха. А вот Настя знала о королеве языков лишь то, что на ней вроде бы говорили в древнем Риме. Опять притвориться глухонемой? Не пройдет. Там, на корабле, когда провалился ее план, и в узкое окно каюты она увидела, как стремительно удаляется черный борт «Немезиды», она дала себе волю и минут десять нецензурно орала на трех языках (в основном, по-русски).
Слегка выручил испанский. Уловив некоторую схожесть корней, девушка сообразила, что монах спрашивает, как ее зовут.
– Ирис Бикфорд, – ответила она.
Монахи переглянулись. Похоже, имя ее мужа было здесь хорошо известно. Толстый выдал длинную фразу. Ирис напряглась. Монах, видимо, что-то сообразил и повторил «для особо одаренных» то же самое, только раза в четыре медленнее. Он хотел знать, что Ирис забыла на Корсике.
Наверное, при некотором старании корявый испанский вполне мог сойти за корявую латынь. В конце концов, никто же от нее не требовал, чтобы она шпарила на ней, как аптекарь. Она же женщина, то есть, по меркам этого мира существо чуть умнее курицы, но определенно глупее лошади. Главное, не забывать в конце фразы прибавлять «est».
– Э-э…круиз. Для поправки здоровья, – сказала она, кое-как слепив фразу и нарочно опустив грамматику. Подумала и добавила: – est.
Монахи снова переглянулись. Похоже, такой убойной латыни им еще слышать не приходилось. Но, с другой стороны, ее добровольное сотрудничество со следствием произвело хорошее впечатление. Девушка явно не отказывалась общаться. Но, вот беда, понять ее было совершенно невозможно.
Монах немного подумал и повторил свой вопрос по-французски.
Ирис виновато пожала плечами. С языком Дюма, Сартра и Милен Фармер у нее были те же отношения, что и с латынью. Она знала слова «пардон» и «сюрприз», догадывалась о значении выражения: «пуркуа-па» и могла сказать по-французски с ярославским акцентом: «Господа, я не ел шесть дней»… Но это было явно не то, что хотел знать монах.
«Следствие» о чем-то совещалось между собой, изредка поглядывая в сторону Ирис. Как выяснилось позже, толстый отче приказал немедленно найти где угодно, хоть из-под воды достать, брата Доминика. Этот достойный сын католической церкви славился тем, что целыми днями ошивался в порту и пил со всеми, кто наливал, до полного разрушения языкового барьера. Не брезговал и еретиками-англичанами, которые на своем островке обнаглели настолько, что на Его Святейшество Папу забили гвоздь. Палубный.
С божией помощью брат Доминик нашелся быстро. Ради разнообразия, сегодня в четыре утра он не валялся где-нибудь в грязной таверне под столом, а мирно спал у себя в келье. Брата растолкали, кое-как привели в сознание и, позволив умыться и одеться, но не дав опохмелиться и позавтракать, приволокли на допрос англичанки в качестве переводчика.
Против ожидания, настроение у брата было вполне благодушным. Впрочем, у него оно редко бывало другим. На белобрысую девицу он посмотрел с доброжелательным любопытством и отметил, что она, пожалуй, нисколько не испугана. Это было странно. Обычно те, кто попадал в замок Святого Ангела, потели уже заранее. И правильно делали – ничего хорошего их здесь не ждало.
Впрочем, она же иностранка. Возможно, чего-то не понимает…
– Брат Доминик, для начала спросите ее, верует ли она в Господа, сколько раз в день молится и почитает ли Пресвятую Деву? – велел отец Петр.
– Понял, – кивнул брат и повернулся к девице, напряженно смотревшей на него большими серыми глазами.
– Значит так, – сказал он, – отец Петр желает знать, куда тебя будет легче пристроить, на костер или под перекладину. Я ему скажу как надо, а ты подумай, есть ли кто-то, кто может тебя выкупить.
– Что? – удивилась и возмутилась Ирис. – А как надо? – Но, увидев подрагивающее веко монаха, не подмигивающее, конечно, но что-то вроде того, торопливо кивнула, – да, конечно… есть. Мой муж, Родерик Бикфорд.
– Она верует, отче, – «перевел» брат Доминик, – молится три раза в день и никогда не забывает Пресвятую Деву. Это принято в доме ее мужа, Родерика Бикфорда. – И брат Доминик благочестиво сложил руки на груди.
– Но они ведь все Богом проклятые протестанты, – изумился отец Петр и уставился на Ирис, как на двухголового цыпленка.
– Как найти твоего мужа? – спросил брат Доминик.
– Он сам меня найдет, – Ирис вздернула подбородок… но чуть подумала и опустила плечи, – во всяком случае, я на это надеюсь.
– Они католики, – сказал брат Доминик, – в Англии много католиков, которые почитают и Господа, и Папу.
Почувствовав, что аутодафе откладывается, отец Петр в сердцах выпалил:
– Спроси ее, что она делала на Корсике в компании отъявленных бандитов.
– Я поняла, – кивнула Ирис, – «бандито» – это я поняла. Переведите, что мы с другом попали в плен.
– Она путешествовала по святым местам и попала в плен, – «перевел» брат Доминик, на этот раз почти дословно.
– Хм… Интересно, какому святому нужно молиться именно на Корсике? – с сомнением протянул отец Петр, – спроси ее об этом.
– Там, где ты была, есть какое-нибудь святое место, – быстро произнес брат Доминик, – часовня, крест, могила отшельника…
– Н… не знаю, – растерялась Ирис, – разве что мост святой Анны, – и нервно хихикнула.