— Бабочки? — удивилась я.
— Не просто бабочки. Редкие. Уникальные. Совершенно особенные бабочки. Отец увлёкся их разведением перед тем, как заболеть, а поскольку он ничего не делает наполовину… вот! — развёл он руками, обозначая объёмы.
Пока я осматривалась по сторонам в тропическом лесу, что построили для парусников и махаонов, Миро̀ уже звонил маркетологу, технологу и чёрт его знает кому ещё.
— А если назвать что-нибудь вроде «Эффект бабочки»? То есть возврат к изначальным настройкам кожи, к молодости и красоте? Как-нибудь обыграйте это красиво, — возбуждённо предлагал Миро̀, организовав конференц-связь.
И что бы Миро̀ ни думал про отца, я вдруг поняла, чего именно тот добился, когда поставил Миро̀ на своё место, организовал внезапную проверку и уехал: вот этого — он вызвал у него желание быть частью компании, втянуться в её проблемы, вложить свои пот и кровь, а не принять как подачку, занять своё место, отстоять свои позиции, сделать её победы своими и научил получать от этого удовольствие.
— А знаешь, что ещё я помню? — улыбнулась я, когда он посадил мне на руку бабочку. — Я помню, что подумала, когда увидела тебя первый раз на остановке. Я подумала: «Может быть, он?», и тут же отмела эту мысль: «Нет, этот всё испортит. В этого я влюблюсь». Как в воду глядела.
Миро̀ засмеялся.
— А знаешь, что подумал я? — он сжал мою руку. — Моя. И тоже не ошибся. Так и записал тебя в телефоне — «МОЯ» и решил, что с тобой надо быть готовым ко всему, и я готов.
Я хотела сказать ему потом, может, через пару неделек, когда уже не буду сомневаться.
Но я не сомневалась, а удачнее момента, наверное, трудно было представить.
— А папой ты готов стать? — спросила я.
— Ты беременна? — замер он потрясённо.
— Нет, блин, с Ватикана звонили.
Он прижал меня к себе. Долго молчал.
— Надо исправить. В телефоне, — выдохнул он, обнимая крепче: — Не моя — мои.
Конец