class="p1">— И мне! — Магистр олицетворял собой ожидание.
— Уи-уи!
— Я бы тоже посмотрел, — сдержанно попросил Хьюитт.
Немного погодя кузнец держал перед ними в свете огня горна необработанный стальной штык с руку длиной.
— Ну вот, хороший меч почти здесь, — сказал он и загадочно улыбнулся. — Если позволите, продолжу. Я уже говорил, что клинок должен быть одновременно твердым, гибким, упругим и прочным. Одинаково твердым он должен быть по краям и особенно прочным в сердцевине. Вокруг сердцевины наносится слой более гибкой стали, который смягчает воздействие ударов. На него — новый слой, снова умеренной твердости, и так далее. Видите, клинок имеет многослойную структуру.
Магистр внимательно оглядел заготовку, которую Хаф пустил по кругу:
— И ты хочешь сказать, что все слои уже здесь?
— Да. Многие. По меньшей мере семь. Одни состоят из высокоуглеродистого железа, которое тверже остальных, другие — из низкоуглеродистого[36], которое я называю сталью. Семь слоев перемежаются друг с другом: железо, сталь, железо, сталь, железо, сталь, железо. Я соединяю их и кую. И с каждым ударом молота они становятся все плотнее друг к другу, клинок все более уплощается — слои раскатываются, как тесто под скалкой. А когда заготовка становится достаточно тонкой, ее перегибают вдвое — вот у нас уже четырнадцать слоев друг на друге. И они снова выковываются.
Витус спросил:
— И что, такое удвоение можно повторять сколь угодно раз?
— Вот вопрос, который я сам уже не раз задавал себе. Теоретически, думаю, да. А на практике нет. Хотя бы потому, что тогда бы клинок никогда не был готов! — Хаф принял заготовку обратно. — Это тайна каждого кузнеца, сколько слоев в его клинке. Одно доподлинно известно: чем их больше, тем более прочной и ковкой становится сталь. Еще один секрет кроется в том, как сделать острые края особо прочными. Раскованные слои под конец прокатываются, как мы это называем, и в результате выглядят вот как этот на штыке…
— …из которого ты уже можешь выковывать клинок? — встрял вечно любознательный Магистр.
— Да, но не думай, что это так уж просто. Тут потребуется еще пара приемов до и после. Я вам описал производство булатной стали, больше известной как дамасская. Это сталь, узор поверхности которой отображает ее внутренние слои. Подлинность дамасской стали именно этим и определяется. Ее ни с какой иной не перепутаешь…
Потрясенный Хьюитт промолвил:
— Дамасская сталь, должно быть, самая прочная в мире.
— И самая красивая, — кивнул Хаф. — Вариантов узоров бесконечное множество. И ни одна вещь не похожа ни на какую другую в мире.
— А когда возникает этот узор? — спросил Витус.
Хаф поднес к его глазам четырехгранный стержень:
— Пока я его раскаляю и кручу. В зависимости от того, как и с какой частотой его перекручивать, позже, при проковке, узор будет грубее или тоньше.
Витус кивнул:
— Понятно. Когда я вспоминаю о кузнеце из Камподиоса, брате Тобиасе, то понимаю, что против тебя он подмастерье. Он добросовестно делал свою работу и благодарил за это Господа, но такого совершенства, как ты, Хаф, ему никогда не достичь. Где ты овладел своим ремеслом?
Хаф смущенно постучал заготовкой:
— Ну, я вам уже рассказывал, что я англичанин. Рос я в Шеффилде, где в кузнечном деле знают толк с незапамятных времен. Когда я сделал свою первую работу на звание подмастерья, меня потянуло побродить по свету. Я поехал морем, добрался до Андалузии, где учился изготовлению знаменитой восточной булатной стали. И снова путешествовал морем, потом на какое-то время осел в кубинском городе Гаване, где нашел себе место на тамошней верфи. Но работа там мне не нравилась, и я снова отправился в путь. К тому времени мне было уже за сорок, и я мог себе позволить никому не позволять совать нос в мои дела…
Хаф помолчал и затем продолжил:
— Ну вот, тогда я решил с моей… — он запнулся. — Во всяком случае, меня прибило сюда, где появилась возможность без перебоя изготавливать клинки такого качества, которые они для меня продают.
У Магистра снова вертелся на языке вопрос: «А кто такие "они"»? — но он сдержался. Вместо этого он спросил:
— А когда клинок выкован, ты его шлифуешь и полируешь?
— Не так скоро, — засмеялся кузнец. — Вначале его надо закалить. А это, должен заметить, особое искусство.
Коротышка театрально поклонился, копна его рыжих волос сверкнула золотом в свете огня:
— Уи, уф, ну и попотеть, щёб такого остряка скумекать! Грамерси за сказку!
— Спасибо, Энано. Только шлифовка и полировка — это еще не вся сказка. Под конец надо пройтись по клинку разведенным железным купоросом, чтобы узор «заиграл», как говорим мы, кузнецы. Ну а теперь перейдем от теории к практике: покажу вам парочку из моих последних изделий. — Он исчез в глубинах просторной кузницы и через некоторое время снова возник перед друзьями с великолепными клинками в руках. — Вот три меча и пять шпаг.
Все восторженно рассматривали в свете огня произведения искусства, изучали узоры, пробегались пальцем по лезвию, пробовали эфесы в ладони, рассекали оружием воздух, прислушиваясь к свисту, — и никак не могли налюбоваться. В конце концов Витус почти благоговейно подвел черту:
— Чтобы обладать таким клинком, надо быть либо страшно богатым, либо самому суметь его изготовить!
— Или получить в подарок, — улыбнулся кузнец и принялся за работу.
Работал он долго и сосредоточенно. Для изготовления непривычных ему вещей пришлось экспериментировать, ведь хирургические инструменты должны были быть обработаны много тоньше, чем все, что ему приходилось выковывать до сих пор. Но и этой работе подошел конец. Конечно, инструмент получился не таким безупречно блестящим, как остальные шедевры мастера, но для Витуса главным было, чтобы он хорошо выполнял свою функцию, а в этом отношении изделия были сработаны превосходно. Под руководством Хафа Витус собственноручно отполировал скальпель и проверил его остроту на кусках старых задубелых кож. Короткое закругленное лезвие прошлось по ним, как нож по маслу. Витус разошелся и даже поупражнялся в выбивании надписей на готовых клинках. Он изрядно попотел, но теперь и на скальпеле, и на пинцете, и на шпателе красовалось его имя и год изготовления:
VITUS DE CAMPODIOS A. D. 1578
Он задумался на минутку и добавил к надписи еще одно слово:
AZOTH
— И что это значит? — спросил Хаф.
— Это слово, которое было выгравировано на мече знаменитого врача Парацельса, — ответил Витус.
— Ага, — глубокомысленно заметил Хаф, но по нему было видно, что кузнец впервые слышит и слово «азот», и имя Парацельс. — А этот меч был из дамасской стали?
— Не могу сказать.