XL
Опасные годы
Османская династия со дня основания не видала ничего подобного. Уже три года султан Сулейман проводил время у себя во дворце в объятиях Хюррем. Воины оставались в казармах.
Хюррем не сидела без дела. Хотя ее терзали разные страхи, она продолжала играть роль счастливой женщины, которой любовь вскружила голову. Не прошло двух месяцев с того дня, как Ибрагим-паша получил печать великого визиря, как она известила Валиде Султан, что снова беременна. Падишах, который узнал об этом от Хафзы Султан, сразу кинулся к Хюррем, расцеловал ее и три дня и три ночи не расставался с ней.
То, что Хасеки вновь ждет ребенка, хотя шехзаде Мехмед даже еще не заговорил, породило сплетни, которые просочились сквозь стены гарема на улицы Стамбула. Гюльбахар вновь насылала проклятия из Манисы. Гаремные наложницы, служанки, калфы только это и обсуждали. Наложницы болтали, что Хюррем Хасеки чем-то кормит повелителя, чтобы околдовать его. «Из-за нее до нас очередь никогда не дойдет», – возмущались они. А визири лишь ухмылялись, пряча хитрые улыбки в пышных бородах.
Больше всех был удивлен великий визирь Ибрагим. Пока Гюльбахар Хасеки находилась где-то вдалеке, московитская Хасеки укрепляла свое место в сердце падишаха, рожая ребенка за ребенком. Слушая падишаха, который лично сообщил ему об этом, Ибрагим размышлял, как так могло получиться, что он недооценил эту девушку. Она завоевала Сулеймана за такое короткое время, но этого ей мало, ей хочется большего. Глядя в счастливые глаза султана, грек поздравил его, сделав вид, будто тоже рад: «Весь мир знаком с силой нашего падишаха. Никто не смеет сомневаться в ней. Мы желаем, чтобы ваша покорная раба Хюррем подарила вам еще одного здорового ребенка и сделала вас еще счастливее».
Сулейман был таким счастливым, что даже не заметил, как Ибрагим, говоря о Хюррем, вместо слова «Хасеки» употребил слова «ваша покорная раба», в то время как фаворитку падишаха рабой мог называть только султан. Ибрагим искусно показывал, что не принимает статус Хюррем.
– Меня беспокоит то, что мой повелитель разрывается на части между четырьмя любящими его сердцами, – продолжил коварный грек. – С одной стороны, Гюльбахар Хасеки и наследник престола шехзаде Мустафа. А с другой – ваша рабыня Хюррем и ее ребенок. А сейчас еще и…
Счастье сделало Сулеймана глухим. Он вновь не заметил, что Ибрагим опять назвал Хюррем рабыней и Мехмеда не шехзаде, а просто ребенком. Он расхохотался. «Не беспокойся, – сказал он. – Сердце у нас большое, любви на всех хватит». И, хитро посмотрев на визиря, шутливо добавил: «Смотри, Ибрагим, мы даже тебя любим».
По правде, великий визирь выглядел настолько занятым делами государства, которые ему поручил падишах, что, казалось, ему некогда было думать о Хюррем. К тому же его свадьба с Хатидже Султан прошла великолепно. Гуляния в Стамбуле длились много дней. Хотя это было не принято, падишах лично принял участие в свадьбе, показав тем самым, как он ценит Ибрагима. Вернувшись во дворец, он, конечно же, рассказывал Хюррем всякие сплетни о том, как его зять, Ибрагим-паша, неуверенно вел себя на свадьбе, но все оттого, что перенервничал.
«Черт бы его побрал», – ругалась Хюррем про себя всякий раз, когда слышала имя Ибрагима-паши. Любая похвала Сулеймана добавляла дров в огонь злобы и ревности, горевший в ее сердце. «Я хочу, чтобы Сулейман стал только моим, но вместе со своим государством, троном, венцом», – твердила она себе днями и неделями. Она много чего твердила себе. Увы, ей не с кем было поделиться своими мыслями, страхами, расчетами и надеждами. Свои тайны она могла шептать только в розовое маленькое ухо шехзаде Мехмеда: «Сын Хюррем вырастет и станет падишахом над Османами!»
Нужно было быть очень осторожной. И терпеливой. Терпеть было непросто, но на кону стояли ее жизнь и жизнь сына.
Между тем Сулейман поручил государство, власть, в общем, все на свете Ибрагиму. Падишах теперь даже не участвовал в заседаниях Дивана. Он наградил зятя еще и титулом сераскера[50], словно тому не хватало титула великого визиря. Ибрагим стал главнокомандующим всего османского войска. Хюррем была сражена, когда узнала об этом, ведь такой титул носил только падишах. Впрочем, потрясены были и остальные – визири, янычарские командиры, шейх-уль-ислам, воины, одним словом – все. Недавно женившийся великий визирь, несмотря на медовый месяц, успевал вникать во все вопросы и вмешиваться во все дела. Иностранные послы со всех ног мчались во дворец, чтобы увидеть нового влиятельного человека Османов, чтобы подобраться к нему поближе и понять, как можно на него повлиять.
Совершенно невиданным было и то, что Ибрагим обсуждал османскую внешнюю политику с венецианским купцом по имени Джиритти. Это было совершенно невозможно, и, конечно, слухи об этом сразу достигли ушей Хюррем.
На самом деле о встрече она узнала от Хафзы Султан. Пожилая женщина не на шутку волновалась: «Что будет делать Ибрагим-паша? Как можно советоваться о делах государства с иностранцем? Будет ли такая услуга во благо? Неужели повелитель этого не замечает?» «Хоть бы ты с Сулейманом поговорила, девушка», – казалось, просила Валиде Султан.
Должна ли Хюррем поговорить с султаном? Хасеки слышала, что и пожилым визирям не нравится, что Ибрагим запускает в дела государства иностранную руку.
В Диване заволновались. Прежний великий визирь Пири Мехмед-паша, сетовавший, что падишах мягко и вежливо его отстранил от должности из-за интриг Ибрагима, как-то пришел в Диван. Ибрагим крайне почтительно принял пашу. Они повели разговоры о том о сем, пока не заговорили о «деле Джиритти».
– Мы слышали, что Садразам считает полезным советоваться по некоторым государственным вопросам с иностранцами? – осторожно поинтересовался Пири Мехмед-паша.
Ибрагим предвидел визит пожилого человека, который оставил ему печать, даже не скрывая свою обиду на падишаха, хотя ждать визита пришлось несколько месяцев.
– Синьор Джиритти иногда приходит к нам на прием и даже несколько раз приводил с собой посла Венеции Марко Кетто. Мы поговорили о делах в мире, у нашего разговора не было никакой особенной цели. И знаете, нам многое удалось узнать!
Пири-паша растерялся, поняв, что все ответы тщательно заготовлены. «Смотрите-ка, бывшие рабы нам еще и перечат!» – собирался он нагрубить, однако дождался продолжения фразы.
– На каждой нашей встрече меня постоянно спрашивали все подряд, и синьор Джиритти, и Марко Кетто, о Хюррем Хасеки, – продолжал Ибрагим-паша вкрадчивым голосом. – Возлюбленная нашего падишаха не сходит с уст и в Европе, а мы ничего не знали. Даже папа Адриан выдумал Хюррем имя.