Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, доигрались, красавицы? Хотела бы я посмотреть на вас вту минуту, когда их поймают! Можете быть уверены, мы узнаем, кто им помогал. Что же вы молчите? Когда я здесь, вы можете говорить даже громко.
Она снова пробежала глазами по шеренге, стараясь определить впечатление от своих слов. Женщины стояли неподвижно, попрежнему опустив глаза.
— Что же вы молчите? — с трудом сдерживая злобу, повторила она. — Отвечать всё равно придётся за всё. Далеко они не уйдут. Ещё ни один человек не удрал из лагеря Дюбуа-Каре. Эти тоже не святые и не вознеслись на небо. Мы скоро их поймаем. И вы увидите, как они будут висеть. А рядом с ними, безусловно, будет висеть и кое-кто из вас. Джен Кросби, отвечай: кто помогал им бежать?
Джен Кросби вздрогнула, как от удара. Мгновение она стояла неподвижно, широко раскрыв испуганные глаза, потом сказала:
— Мне нечего отвечать. Я ничего об этом не знаю.
— Я так и думала, — издевалась Мари-Клэр, — ни ты, ни твои подруги ничего об этом не знают. А между тем вы сами позволили им удрать, не подумав ни разу обо мне. Обо мне, которая по двадцать раз в день заступается за вас перед капитаном Крамером. Где были б вы все, если бы не я? На виселице. Он уже давно хотел вас всех повесить. Только благодаря мне вы ещё живёте.
— Может, и лучше было бы… — послышался тихий голос с дальнего конца шеренги.
— Кто это сказал? — спросила Мари-Клэр. — Ты, Элиза? Ты, Гильда? Ты, Зося?.. Молчите? Ничего, и это узнаем. Всё тайное становится явным, как сказано в священном писании.
— О боже! Она говорит о священном писании! — вырвалось у Джен Кросби.
Мари-Клэр резко повернула голову:
— Кто это сказал? Ты, Джен Кросби? Я прощаю тебя, потому что ты ещё многого не понимаешь, а у тебя есть хорошие задатки. И я ещё посмотрю, не возьмёшь ли ты когда-нибудь в руки такой хлыстик.
Джен посмотрела на неё с неприкрытым ужасом.
— Никогда в жизни, — тихо сказала она, но Мари-Клэр услышала.
— Не будем зарекаться. Никто не может сказать, что случится через год или два. Конечно, если капитан Крамер до того времени всех вас не перевешает.
В эту минуту сам капитан Крамер, немолодой дородный немец, появился на плацу. Он уже знал о случившемся, и настроение у него было не блестящее. Однако, увидев Мари-Клэр в её новой униформе, он не выдержал и заливисто засмеялся. Надсмотрщица стояла перед ним возмущённая, не понимая, что так развеселило начальника лагеря.
— Вы неподражаемы, Мари-Клэр, — сказал Крамер. — Теперь я ясно вижу, что вы своими роскошными брюками хотите восполнить недостаток боевого духа Швейцарии. А зачем вы всю эту сволочь выстроили?
Мари-Клэр сжала губы. Она бы стерпела это, если бы капитан говорил не перед пленницами. Стараясь быть спокойной, она ответила:
— Швейцария всегда была воинственной страной, начиная с Вильгельма Телля.
— Ну, о Швейцарии — не знаю, а швейцарские журналистки, безусловно, очень воинственны, если судить по вас.
— Благодарю за комплимент, господин капитан, — сухо ответила Мари-Клэр.
Капитан вдруг перестал смеяться.
— Что это? Вы, кажется, обиделись, Мари-Клэр? Не советую. Вам обижаться уже поздно. Зачем вы их выстроили?
Мари-Клэр поняла: начинается деловой разговор.
— Я хотела проверить и подсчитать их.
— И что же? Двух нехватает? Вы хотели проверить, нет ли здесь ошибки?
— Да. Ошибки здесь нет.
— Ну что же, две советские девчонки удрали у вас, Мари-Клэр. Запомните этот случай. Вы не очень оправдываете моё доверие. Хотя я даже доволен, что они удрали.
Мари-Клэр показалось, что слух изменил ей.
— Вы довольны?
— Да. А почему это вас удивляет?
— Я не понимаю вас.
— Это происходит от недостатка опыта, — добродушно улыбнулся капитан. — Во всяком случае мы от них освободились. Не поймаем — чёрт с ними, а поймаем — повесим в назидание другим. И в том, и в другом случае мы от них избавились, а это главное. Больше этой заразы в нашем лагере не будет. Я уже давно заметил: если появляются пленные из Советского Союза — жди неприятностей. Живёт лагерь тихо, спокойно, но как только присылают нескольких русских, всё летит вверх тормашками. Начинаются побеги, убийства часовых, бунты. Это — как дрожжи в тесте.
— Вполне справедливо, господин капитан, — сказала Мари-Клэр.
Неожиданно Крамер вспыхнул. В угодливом замечании своей помощницы он почувствовал подтверждение собственного бессилия против советских людей.
— А я вас не спрашиваю! — крикнул он. — Что вы повторяете, как попугай: «справедливо», «правильно»! Меня не интересует, что вы думаете.
Он демонстративно повернулся спиной к Мари-Клэр и медленно пошёл вдоль выстроившихся женщин. Он шёл, внимательно разглядывая каждую и не останавливая взгляда ни на одной. Только на Жанне Роже глаза его задержались какую-то долю секунды. Мари-Клэр неотступно шла за ним. Пройдя вдоль всей шеренги, он сказал, не поворачивая головы:
— Эту девушку, Жанну, немедленно ко мне. Поняли?
— Она сейчас же будет у вас, — послушно ответила Мари-Клэр.
Капитан ушёл, чтобы отдать приказ об организации поисков. Советские девушки не могли убежать далеко.
Теперь Мари-Клэр дала волю своему гневу. Она хлыстом разогнала женщин. Только Жанне Роже она приказала остаться на месте.
— Подойди ко мне, Жанна Роже, — сказала Мари-
Клэр. Но девушка не пошевелилась, только мелкие капли пота, как роса, выступили у неё на лбу, выдавая волнение.
— Жанна Роже, номер триста восемнадцать, подойди сюда, — повысила голос Мари-Клэр.
Жанна вздрогнула и медленно подошла к надсмотрщице.
Мари-Клэр придирчиво осмотрела её с ног до головы и пожала плечами: странно, — что хорошего находит в этой черноволосой француженке господин капитан?
— Сейчас же приведи себя в порядок и иди к господину капитану.
— Опять?
— Да. Немедленно.
— Мне легче пойти на виселицу…
— Перед тем как пойти на виселицу, ты пойдёшь к господину Крамеру.
— Я не пойду.
Уже не впервые зовёт к себе эту девушку капитан Крамер, и всегда она сопротивляется перед тем, как пойти. Но сегодня удивительно нервное настроение в лагере, и всего можно ожидать. «Значит, — думает Мари-Клэр, — надо быть немного ласковее, чтобы улеглось возбуждение, чтобы всё пришло в норму».
— Не будь упрямой, моя красавица. Ты была у него не раз и ещё не раз будешь. Терять тебе нечего.
— Я не пойду, — упрямо повторила Жанна.
Мари-Клэр усмехнулась:
— Ну что ж, тогда мне придётся вот этим самым хлыстом немножко пощекотать тебя. Были уже случаи, когда сам господин капитан оставался доволен моей работой. Вспомни день, когда он впервые пригласил тебя. Иди.
Жанна вызывающе посмотрела на надсмотрщицу.
— Вам не стыдно смотреть мне в глаза, Мари-Клэр?
— Стыдно? Мне? — искренне удивилась надсмотрщица.
— Да, вам. Подумайте только: швейцарская журналистка, демократический деятель, посылает французскую девушку в постель к немцу и ещё угрожает ей хлыстом!
— Ах, вот ты о чём, — спокойно сказала Мари-Клэр. — Нет, это меня не волнует. В жизни каждый должен добиваться своего счастья, и никакой путь здесь не страшен. За своё счастье, за свою жизнь я могу послать тебя не только в постель к Крамеру, а даже на виселицу. А слова о демократии оставь при себе, это сейчас не модно. Ты француженка и должна хорошо знать, что такое мода. Победителей не судят.
— Вы ещё не победитель, Мари-Клэр! Вы просто подлое, отвратительное животное! — почти истерически крикнула Жанна. — Последняя проститутка в сто раз лучше вас…
Жанна знала, что, так или иначе, к капитану придётся итти, — она рисковала жизнью, сопротивляясь, но уже ничего не могла поделать с собой.
Мари-Клэр резко взмахнула хлыстом, но тут же сдержала себя.
— Твоё счастье, красавица, — сказала она, — что господин капитан может случайно увидеть твою спинку. Я охотно записала б на ней твои слова хлыстом. Довольно разговаривать! Иди!
В глазах Жанны погас огонь, она поникла и, казалось, даже стала ниже ростом. И пошла, медленно переставляя ноги.
Мари-Клэр ещё раз обошла лагерь. Женщины ходили поодиночке и парами, мрачные, молчаливые. В лагере был полный порядок. Мари-Клэр вышла за ограду.
В это время за самым дальним бараком, у колючей проволоки, медленно ходили две девушки. Они тихо разговаривали. У Джен Кросби и Гильды Иенсен было много общего. Они научились понимать друг друга почти без слов, по одному движению губ.
Девушки слышали весь разговор Мари-Клэр с Жанной и были ещё под его впечатлением.
— Неужели она действительно была журналисткой? — искренне удивлялась Джен.
— Была, — ответила Гильда. — Это грустная история. Я уже не впервые вижу такое в лагерях…