он терялся. Теперь его жизнь делилась на две части: он и Доминика, и он – узник.
Наблюдая, как великолепный поток растворяется в воздухе, а мерцающая стена исчезает, он прячет руки в карманы и медленно направляется в толпу мёртвых, он хочет раствориться в ней, затеряться, стать одним из них. А после он вернётся к Смерти, как обещал ей и всё станет иначе. Он снова будет читать старые книги, они будут разговаривать, он будет пытаться спасти новых живых. Хотя, сможет ли он?
«Остановись», голос Ангела звоном отдался в голове парня и он замер. «Подойди ко мне, Адриан», голос был мягкий и игривый, а парень застрял на месте, чувствуя, что он не в силах повернуться. Ангел позвал его. Позвал впервые за такой долгий период времени. И он назвал его имя. Его. Не мёртвого из толпы, не живого, а именно его, Изгоя и узника, дитя самой Смерти.
«Идём же ко мне, Адриан», снова позвал Ангел, и парень заставил себя обернуться. Он увидел, как взгляд существа устремлён прямо на него, а его светящаяся рука тянется к нему. И вот он идёт, повинуясь некой великой и могущественной силе и видя перед собой только золотые глаза Ангела.
«Твои мучения в этом мире окончены», произнёс он, окутывая Адриана мерцающей стеной и погружая в яркий поток света.
Глава 25
За окном шёл проливной дождь, капли были огромными и он казался непроницаемой стеной, за которой едва виднелись стоящие напротив дома. Александр Графский смотрел в окно, выжидающе, долго и молчаливо. В его мыслях всё ещё взвешивались всевозможные варианты развития событий. Так уж устроен наш разум, что, даже приняв окончательное решение, мы всё равно продолжаем терзать себя мыслями: «а вдруг?». Вот и Александр испытывал тяжесть от осознания собственной беспомощности и неуверенности. В его душе ещё теплился луч надежды, и он иногда обращал свой взор на дочь, в надежде, что она откроет глаза и скажет, как прежде: «папа». Но она молчала. Она была, словно живая мумия и он понимал, что от дочери у него осталось разве что её тело, а её разум и душа где-то далеко отсюда.
Настенные часы неприятно тикали, раздражая своим звуком стоявшую в палате тишину. Александр бросал короткие взгляды на них, понимая, что время уходит. Что говорить? Что можно сказать такому человеку, если ты не уверен даже, что он слышит тебя? Отойдя от окна, он прошёлся по палате и снова взглянул на дочь. Надежда в его душе вспыхивала с новой силой, она напоминала яркую радугу, после проливного дождя. Но всё было тщетно, она никак не реагировала. Отчаянно вздохнув, он простился с ней и вышел из палаты. Он старался не смотреть в глаза жены и детей, ему хотелось скрыться и пережить это горе в одиночестве.
В больнице пахло таблетками. И это раздражало Лилиан, которая с утра пребывала в плохом настроении. Она уже выпила три таблетки успокоительного средства, но оно лишь немного приглушило эмоции, она всё равно волновалась. Она сидела на жёстком железном стуле, который отдавал холодом, потом резко поднималась и расхаживала по коридору, недовольно смотря на проходящих мимо медсестёр. Ожидание мучило её, но больше всего её терзала мысль о том, что зайдя в палату дочери, она зайдёт туда в последний раз. Её руки дрожали, и она постоянно поправляла спадающий халат. Она не могла смотреть в глаза Матвея, он так и не принял их решение, она не могла видеть любопытный взгляд Адель, которая совсем не понимала происходящего. Но хуже всего был взгляд матери. Она смотрела на неё свысока, будто бы надменно и в её взгляде читалось: «Такова твоя жизнь? Этого ты добилась, бросив родной город? И каково тебе здесь?». Не смотря на то, что Кэтрин предприняла все попытки стать ближе к ним, она всё ещё упрекала дочь в решении прошлого и при каждом удобном случае попрекала её.
– Мама, всё будет хорошо, – голос Софии был мягкий, успокаивающий. Лилиан настолько была погружена в своё горе, что и не заметила, как её дочь повзрослела, как изменился её взгляд и какой красавицей она стала. Она лишь грустно улыбнулась в ответ, коснувшись руки дочери, но не смогла произнести и слова. Она боялась, что её голос дрогнет, и она заплачет, а показывать слабость перед детьми ей не хотелось.
Скрип двери болью отозвался в сердце Лилиан. Она заметила потухший взгляд Александра и то, как скоро он опустил глаза. Ноги словно вросли в землю, и она с трудом заставила себя зайти в палату. Стояла мёртвая тишина, и лишь неприятный стук часов напоминал о том, что тут ещё теплится жизнь. Дождь за окном прекратился, и сквозь окно проскользнул несмелый луч солнца.
Лилиан видела свою дочь не в первый раз, но именно сейчас она понимала, что всё изменилось. Это их последняя встреча и надежды больше нет. Холодное чувство отчаянье цепко сжимало её сердце, и она боялась сделать шаг, понимая, что тело отказывается её слушать. Внезапно она быстро пересекла комнату и села на кровать, дав волю собственным слезам. Она положила голову на живот дочери и громко плакала, выпуская внутреннюю боль наружу. Ладонью она поглаживала руку Ники, и шептала о том, что она не может её отпустить.
– Господи, помоги, пожалуйста. Сотвори чудо…. – отчаянно шептала она, чувствуя, что дрожит. Поднявшись, она вытерла слёзы и подошла к окну, заметив, что тяжёлые тучи стали расходиться, а яркое солнце уже вступило в свои полные права. Его лучи пробивались в комнату, и казалось, будто сама надежда засияла с новой силой.
Тяжело дыша, Лилиан вытерла слёзы и вернулась к кровати дочери. Бережно поправив её одеяло, она погладила её голову, волосы, бережно и нежно коснулась руки и начала медленно гладить её ладонь. Резкий звук мобильного телефона отвлёк женщину, и она раздражённо извлекла трубку из кармана кофты и выключила его, даже не взглянув на звонящего. Её взгляд снова упал на руку дочери, и она заметила, что в её руке появился какой-то предмет. Это был толстый деревянный крестик, ручной работы. На лицевой стороне был приделан небольшой железный с распятием, а сзади высечены следующие слова: «Спаси и сохрани». Ниже были следующие: «от любящего отца сыну на долгую память».
– Чей это крестик, Доминика? – спросила Лилиан, будто бы её дочь могла дать ответ. И вот рука дочери дрогнула, она заметила, как зашевелились пальцы, и Ника открывала глаза, затем закрывала