— Эксперимент…
— Мистер Блэкнайт — замечательный геолог, мистер Роберт Куинслей, несмотря на свою молодость, удивительный биолог и экспериментатор, продолжал, не слушая, Висконти. — Это замечательная парочка.
— Мне кажется, вы очень увлекающийся человек.
— Нет, нет, в данном случае я только реалист. Я буду очень рад, когда вы познакомитесь с этими людьми. Им предстоит сыграть видную роль в жизни Долины.
— По-видимому, у вас существуют какие-то конкретные планы, — заметил Мартини.
— Конечно, Роберт Куинслей не может оставаться безучастным ко всему, что здесь происходит. Он наследник и будущий властитель Долины, — ответил Висконти уклончиво.
Некоторое время они шли, погруженные в свои собственные размышления.
— Значит, вы хорошо знаете Роберта? — спросил Мартини.
— Мистер Роберт — замечательный человек. Выдающиеся способности, энергия, настойчивость, пыл юности — и рассудительность старости, захватывающая веселость и необычайная серьезность, увлечение и выдержка самые неожиданные противоположности составляют характер этого человека. Он очаровывает всех, кто близко знает его; тот, кто отзывается о нем плохо, либо завидует ему, либо не понимает его.
— Гм, если это так, я очень рад его приезду.
Глухой шум падающей воды, давно уже доносившийся до их ушей, делался все резче и резче. Теперь он заглушал их слова.
— Вот сюда, вы увидите чудное зрелище, — крикнул Висконти. Он повел своего спутника между громадными скалами, навороченными в этом месте так, что они преграждали дорогу. Им пришлось одолевать препятствия.
Когда они оказались на небольшой площадке, под ними зияла бездна. Горная теснина глубиной километра в два извивалась, разделяя горы. Поток, превращенный в белую пену, стремительно падал со скал и, разбиваясь об их выступы, пропадал где-то внизу, наполняя весь воздух грохотом и шумом.
«Граница нашего мира, — подумал Мартини. — Немного похожа на Высокий Утес, только мрачнее, неприступнее».
Мелкая водяная пыль увлажнила их лица и руки. Они долго стояли на обрыве. Наконец, насытившись зрелищем, возвратились на тропинку.
— Прелести горной природы! — воскликнул Висконти. — Я обожаю горы.
— Я больше люблю море.
— Теперь я понимаю, почему вы стремились улететь из этой удивительной Долины, — засмеялся Висконти и дружески обхватил своего нового знакомого за талию. — У всех у нас есть свой фетиш.
Вечером Мартини сидел в своем кабинете. Электрическая лампа под низким абажуром освещала только письменный стол, комната тонула в полумраке. Мартини рассматривал лежащий перед ним план и ставил на нем какие-то отметки. Потом устало откинулся в кресле, прислушался. На веранде раздались чьи-то шаги. В дверь постучали. Мартини встал.
— Войдите.
Милли вошла в комнату со сконфуженным видом.
— Простите, я попала не в ту дверь. Я не хотела войти прямо в кабинет.
— Какие пустяки! Не все ли равно? Раздевайтесь, я возьму ваш плащ. Ну, дайте мне на вас взглянуть. — С этими словами Мартини снял с лампы абажур. Мужской костюм облегал стройную фигуру молодой женщины. Лицо ее, свежее и румяное от вечернего холода, было тонко и красиво. Коротко остриженные волосы были расчесаны на пробор.
— Никаких перемен, все такая же, как прежде. А вы?
— Я, как видите, постарел. Был болен. Садитесь сюда, поближе, поговорим. Расскажите мне, что нового?
Они уселись друг против друга около стола; Мартини не сводил глаз со своей собеседницы, пока она говорила.
— Мы узнали о вашем побеге, синьор Мартини, на другой день, об этом было сообщение… Я очень беспокоилась о вас… Ваши ранения признавались опасными.
— Нет, нет, вы скажите мне о себе! Как живете, что чувствуете? Почему вы оставили Женский сеттльмент и оказались здесь, в Высокой Долине?
Молодая женщина не сразу ответила, она как будто бы обдумывала, что ей сказать.
— Я не знаю, синьор Мартини, насколько вы осведомлены о том, что происходило в Долине в последнее время. После маневров, которые окончились так печально — гибелью тысяч людей от какой-то ужасной болезни, — у нас все пошло неладно. Внезапные заболевания со смертельным исходом долго не прекращались. Главным образом страдали участники маневров; хотя комиссия и установила причины этого несчастья, тем не менее всем стало ясно, что нам сообщается не все; это нарушило наш обычный покой и уверенность. Разъяснения с трибун и через внушители, конечно, имели свое действие, но все же чувствовалось какое-то беспокойство среди наших жителей. Многим казалось, что способ выращивания людей в инкубаториях, требует каких-то поправок. Все, что было сделано нашими учеными для выяснения темных сторон этого явления, не удовлетворяло массы. Внешне они оставались спокойны, но какое-то брожение…
— Вы молодец, Милли, вы сильно развились. Неужели эта катастрофа на маневрах разбудила вас и всю эту однообразную многомиллионную массу?
— Благодарю вас, синьор Мартини. О себе я могу сказать, что я многое осмыслила.
— Может быть, вы усомнились и в пользе подавления в людях чувств и инстинктов?
— Нет, синьор Мартини, об этом я не задумывалась, — просто ответила Милли.
— Бедняжка, я боюсь, что придет время, когда и эту сторону жизни вы признаете неправильной.
— Не думаю.
— Итак, в абсолютной власти Куинслея появилась трещина, — задумчиво произнес Мартини.
— О, нет, к нему относятся с полным доверием, тем более что он делает все, чтобы выявить недостатки, разыскать виновников и привлечь новые ученые силы — как местные, так и со всех концов мира. К нам приехали уже многие выдающиеся люди.
— Помилосердствуйте, Милли, вы говорите словами внушителей, сознайтесь, что они вдалбливают вам эти мысли ежедневно!
— Конечно, об этом говорится на всех собраниях и, наверное, не обходится без постоянного внушения.
Мартини вдруг что-то вспомнил; лицо его отразило крайнее любопытство. Он пододвинулся ближе к Милли и спросил, сам не зная почему понизив голос:
— А здесь, в Высокой Долине, как вы чувствуете себя?
— Я вас не понимаю.
— Лучше вам или хуже? Поймите, Милли, здесь еще нет внушителей. Они будут не скоро, и еще нужно время, чтобы соединить их с общей сетью…
Гостья задумалась, даже приоткрыла свой красивый рот, обнажив белые ровные зубы.
— Правда, я чувствую себя здесь скверно! Многие другие жаловались на то же самое. Какая-то вялость, тоска, сомнения. Неужели в этом повинно отсутствие внушителей?
— Ну, а еще что вы чувствуете? — допытывался Мартини. — Подумайте хорошенько.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});