впился в него взглядом.
Постепенно я начал успокаиваться. Здесь светло, шумно, вокруг много народу. Пахло табаком, специями и алкоголем. Этим троим трудно будет удерживать меня против воли в общественном заведении.
Олдерли сам отпил большой глоток и подлил мне еще, прежде чем я успел притронуться к своей чаше.
— До того как стать женой отца, мачеха была замужем за сэром Уильямом Квинси, — медленно начал Эдвард. — Слышали о нем? Когда король находился в ссылке, сэр Уильям оказал ему много услуг, а до того верно служил отцу нынешнего монарха. Вот почему его величество так добр к вдове Квинси.
Я кивнул. Не мое дело рассуждать о том, что у королевской доброты могут быть и другие причины. Я отпил чуть-чуть вина.
— Эта женщина многое вынесла, — продолжил Олдерли. — Сэр Уильям был весь в долгах. А потом ей пришлось сорваться с места и отправиться с ним за границу. Не говоря уже о том, что мачеха ухаживала за Квинси, когда тот болел, но в конце концов недуг убил его. — Тут Олдерли постучал пальцем по виску. — Бедняжка так и не оправилась, хотя со стороны кажется, будто с ней все благополучно. Она стала пугливой, Марвуд, ей приходят в голову дикие фантазии, однако все это лишь игра ее больного воображения.
— Прискорбно слышать, сэр. Но зачем…
— Я предупреждаю вас, чтобы вы были настороже. — Маленький темный глаз пристально глядел на меня. — В последнее время у госпожи Олдерли много огорчений. Сначала убийство нашего слуги Лейна, потом злодейское нападение, совершенное на меня в моей же спальне. К тому же мачеха скучает по моей кузине — та уехала в деревню. Ну а теперь убийство бедного сэра Дензила привело мачеху в такое смятение, что мы опасаемся за ее рассудок. Короче говоря, не верьте всему, что рассказывает вам эта бедная женщина. У нее бывают припадки, во время которых ее охватывает беспричинный страх: ей повсюду мерещатся заговоры и козни. — Олдерли вытер губы тыльной стороной кисти. — Так что она вам сказала?
Я пожал плечами:
— Не понимаю, о чем вы, сэр.
— Зачем она вас позвала? — В голосе Олдерли прозвучало раздражение. — Догадываюсь, что мачеха не в первый раз назначила вам встречу. — Он ткнул пальцем в узел. — Что тут у вас? Она вам что-то передала?
— Это мой старый плащ, я собирался отдать его в починку. Если хотите, можете взглянуть.
Я начал разворачивать сверток, показывая Эдварду складку грязной серой шерсти. В зале было темно, и прислужники зажгли свечи. Я рассчитывал на то, что цвет ткани будет казаться намного темнее, чем при дневном свете на Примроуз-хилле.
Но Олдерли уже нетерпеливо отмахивался:
— Так чего хотела мачеха?
— Спрашивала, удалось ли нам что-нибудь выяснить об убийстве вашего слуги, сэр. Я о Лейне. Господин Уильямсон велел мне оказать ей любезность. Встретиться в Колыбельном переулке предложила госпожа Олдерли — видимо, не хотела тревожить вашего отца.
Эдвард налил себе еще вина и откинулся на спинку скамьи, размышляя над моими словами.
— Ну и как, удалось вам что-нибудь выяснить?
— Нет, сэр, ничего.
Олдерли осушил чашу до дна. Достав кошелек, он вытряхнул оттуда золотую монету, бросил ее на стол между нами и пододвинул ко мне.
— Если мачеха снова пожелает вас видеть, сообщите мне, Марвуд. Договорились? Это для ее же блага.
Я глядел на монету:
— Да, сэр.
— Пришлете мне записку в Барнабас-плейс. — Олдерли поднялся из-за стола и замер, чуть покачиваясь и глядя на меня сверху вниз. — Я щедро отблагодарю вас за услугу. Но я не прощаю тех, кто берет мои деньги и не исполняет обещанного.
Эдвард Олдерли отвернулся и нетвердой походкой побрел к лестнице. Я накрыл соверен ладонью и придвинул монету к себе.
В Савое отец сидел со свечой и читал Библию. Когда я вошел в гостиную, он даже не поднял головы. Набросив серый плащ на спинку кресла, я ждал, прекрасно зная, что в такие моменты ему нельзя мешать.
Вскоре отец с улыбкой поглядел на меня.
— Хорошая новость, Джеймс, — объявил он. — «Тогда возвысил царь Даниила, и дал ему много больших подарков, и поставил его над всей областью вавилонской и главным начальником над всеми мудрецами вавилонскими»[13]. Чудесно, не правда ли?
— Да, сэр. Вы ужинали?
Батюшка лишь пожал плечами:
— Может быть. А помнишь слова о приговоренных? О том, как их, связанных, ввергли в геенну огненную? Это ведь, кажется, тоже из Книги пророка Даниила.
— Что-то запамятовал, сэр. Хотите, позову служанку? Пусть она принесет вам немного бульона.
Отец, казалось, не слышал.
— Никак не найду, — бормотал он. — Какая досада! Ну не мог же ты забыть этот стих!
Книгу пророка Даниила я знал почти наизусть, ведь в мои детские годы батюшка все время читал ее нам вслух.
— Не помню.
— А должен помнить, — недовольно нахмурился батюшка. — Приговоренные одеты в мешковину, их головы посыпаны пеплом, а большие пальцы рук связаны за спиной, и их, как волов, гонят по широкой дороге, ведущей в преисподнюю, а затем…
— У них связаны большие пальцы?
— А?.. Да, конечно. У ворот преисподней дьявол ждет их с…
— Большие пальцы рук связаны за спиной?
Батюшка взглянул на меня с улыбкой:
— Так и знал, что вспомнишь.
— Нет, сэр. Но в Книге пророка Даниила таких стихов нет. В этом я твердо уверен.
Отец пожевал нижнюю губу, отчего стал похож на расстроенного малыша. И вдруг его лицо просветлело.
— Да, ты прав! Я вспомнил! Это отрывок из трактата «Огненная печь Господня, или Кара для грешников». Весьма духоподъемный философский диалог, аргументы автора прекрасны и убедительно изложены. Я напечатал этот памфлет в тот год, когда король лишился головы. Трактат пользовался большой популярностью среди членов нашего братства. Он принадлежит перу очень набожного человека, однако его имя ускользнуло из моей памяти. Автор описывает день Страшного суда.
— Пойду на кухню, сэр, — произнес я. — Велю принести вам бульон.
Батюшка с энтузиазмом закивал:
— Будь добр. Неужели они опять запаздывают с ужином? Я ужасно проголодался.
Я оставил его с Книгой пророка Даниила. Пока я спускался по лестнице, все мои мысли были заняты связанными большими пальцами. Так вот откуда возникла эта идея.
Я взялся за щеколду кухонной двери, но вдруг меня посетила еще одна мысль, и я застыл. Сэру Денизу не связывали пальцы. Возможно, у того, кто с ним расправился, просто не хватило