Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы можем лишь строить предположения о том, каким образом удалось преодолеть трудности, с которыми была связана интеграция германоязычных вандалов и ираноязычных аланов. Должны были также возникнуть трудности и в отношении социальной структуры. Я подозреваю, что официальный титул, принятый хасдингскими монархами с этого момента, reges Vandalorum et Alanorum, «короли вандалов и аланов», являлся чем-то гораздо большим, чем вежливая уступка общественному мнению: скорее это был самый простой способ отразить ограниченный характер интеграции. Паника, которую вызвали у этих племен действия Констанция, побудила к объединению 70–80 тысяч человек, которые могли выставить армию численностью в 15–20 тысяч воинов{270}.
После первоначальных успехов в борьбе с силингами и аланами в Испании Констанций решил на время приостановить операции, чтобы расселить вестготов в Аквитании{271}. Эта передышка облегчила положение перешедших через Рейн. Гундерих, глава нового вандальско-аланского союза, по-видимому, воспользовался ею для того, чтобы попытаться взять под свой контроль свевов и их короля Гермериха. Труднопроходимая горная местность Северной Галлеции позволяла свевам оказывать сопротивление неприятелю, но они вели борьбу в условиях изоляции. Удары со стороны империи возобновились в 420 г., когда римский командир по имени Астерий прорвал блокаду, по-видимому, не желая, чтобы Гундерих увеличил число своих сторонников. В этот момент последовала смерть Констанция. В 422 г. началась еще одна совместная римско-вестготская кампания против вандалов и аланов, которые теперь отступили в Бетику. Учитывая, сколько времени требовалось империи, чтобы организовать хоть что-то, вполне возможно, что необходимые меры были предприняты еще Констанцием до его смерти.
Два значительных римских войска — одно под командованием Кастина (вероятно, из галльской полевой армии), другое — Бонифация (возможно, из Северной Африки), соединились на сей раз с крупными силами вестготов для наступления на вандалов. Но если политическая неопределенность, царившая при дворе, не сорвала кампанию в самом начале, то, во всяком случае, сделала невозможной ее успех. Бонифаций поссорился с Кастином — предположительно из-за изгнания Плацидии — и ушел в Африку. Операция продолжалась, и поначалу казалось, что Кастин вот-вот добьется победы, осуществив успешную блокаду неприятелей, которая, согласно Гидацию, поставила бы их на грань капитуляции. Однако, согласно все тому же Гидацию, Кастин затем «безрассудно» ввязался в битву, которую из-за «жадности» вестготов проиграл. Гидаций, однако, не сообщает подробностей этого предательства, у него были причины для ненависти к вестготам, и я не уверен в достоверности этого сообщения{272}. Утрата армии Бонифация помочь делу не могла, но гораздо более вероятно, что поражение Кастина стало общим результатом объединения вандалов и аланов. Поскольку четырьмя годами ранее объединенные силы римлян и вестготов смогли нанести поражение обеим группам по отдельности, то объединившиеся вандалы и аланы обрели теперь гораздо большую способность к сопротивлению. После этого поражения Кастин отступил на север, в Тарракону, чтобы обдумать создавшееся положение. Но прежде чем удалось начать следующую кампанию или хотя бы выработать новую стратегию, скончался Гонорий, и Кастин возвратился, чтобы, как мы отмечали, стать главнокомандующим в Италии при узурпаторе Иоанне. Политический хаос в центре похоронил все планы ликвидации еще остававшихся после вторжения из-за Рейна варваров.
В то время как Италию раздирали распри, вандалы и аланы вновь пребывали в мире. Неудивительно, что события в Испании привлекали мало внимания хронистов, учитывая, сколько высокопоставленных лиц пострадало при дворе, и мы вообще ничего не слышим о вандалах и аланах между 422–425 гг. Однако после указанного времени они проявляют активность в течение трех лет в богатых районах Южной Испании: взятие ими Картахены и Севильи — эпизоды, особенно ярко описанные Гидацием. Однако по своему опыту, вынесенному из времен господства Констанция в 410-х гг., эти народы прекрасно знали, что когда при дворе со временем появляется новый властитель, то они становятся врагом государства номер один. Они проникли в Испанию силой и ни разу не вели с центральным имперским правительством переговоров о заключении какого-либо соглашения. Таким образом, во время, по-видимому, наиболее длительного междуцарствия они также знали, что им следует строить долговременные планы на будущее.
В 428 г., после смерти Гундериха, верховенство над вандалами и аланами перешло к его сводному брату Гейзериху. Историк VI в. Иордан в своей истории готов, известной как «Getica», набрасывает портрет нового короля, который в римских кругах восприняли как обобщенное изображение коварства варваров (33.168): Гейзерих «был невысокого роста и хромой из-за падения с лошади, скрытный, немногоречивый, презиравший роскошь, бурный в гневе, жадный до богатства, крайне дальновидный, когда надо было возмутить племена, готовый сеять семена раздора и возбуждать ненависть» (пер. Е. Ч. Скржинской). Была ли новая политика целиком делом его рук или к тому постепенно шло дело во второй половине 420-х гг., неясно, но теперь Гейзерих положил глаз на Африку. Перемещение туда было логичным решением проблем вандалов и аланов. В чем они нуждались, так это в стратегически безопасной зоне, конкретно же — как можно дальше от мест, где проводились совместные операции готов и римлян. Африка была прекрасным выбором — совсем близко от Южной Испании и гораздо безопаснее. Операции, связанные с перевозками через море, всегда доставляли много больше трудностей, нежели сухопутные, и планы передвижений такого рода приходили на ум другим и раньше. В конце 410 г., после разграбления Рима, Аларих двинул свои силы на юг, к Мессине, предполагая произвести массовую переброску в Северную Африку. Его преемник Валия обдумывал аналогичную переброску из Барселоны в 415 г. В обоих случаях шторма привели в негодность корабли, которые вестготы собрали для переправы, и эти попытки пришлось оставить. У вандалов было куда больше времени для подготовки. Во время пребывания в Южной Испании они стали налаживать отношения с местными судовладельцами, что позволило им, помимо прочего, совершать нападения на Балеарские острова. Такие нападения были лишь разминкой перед главной операцией, позволившей им сориентироваться, составить план и освоить искусство мореплавания. В мае 429 г. Гейзерих собрал своих людей в порту Тарифа, близ современного Гибралтара, и экспедиция в Африку началась.
В нашем распоряжении достаточно много письменных источников, появившихся в пылу вражды в ходе последовавшего конфликта, но, к несчастью, в них содержится больше поношений в адрес вандалов и аланов, нежели описаний их действий. Помимо прочего, в нашем распоряжении есть письма Августина, который участвовал в событиях и в конце концов умер во время осады центра его епископии Гиппона Регия, вместе с собранием проповедей, написанных для карфагенской аудитории. Гейзерих недавно объявил о своей лояльности так называемой арианской форме христианства, которую проповедовал Ульфила (см. главу III). Она распространилась среди вандалов через готов в начале 410-х гг. Вандалы не только делали все, что совершают завоеватели при вторжении, ной наносили удары по христианским институтам, изгоняли некоторых католических епископов с их кафедр. Таким образом, те сведения, которые передают нам источники, представляют собой не детальную информацию, а гневные тирады добрых католиков против гонений на них со стороны еретиков.
Без ответа остается важный вопрос: как именно Гейзерих смог переправить свою армию через море? Некоторые, например, доказывают, что вандалы и аланы проделали длинный путь на восток из Тарифы по морю, высадившись близ самого Карфагена. Если так, то где была североафриканская армия римлян? Согласно спискам Notitia Dignitatum (Осс. 25), которые фиксируют состояние римских полевых сил примерно на 420 г., Бонифаций, комит Африки, имел в своем распоряжении 31 «полк» полевой армии (минимум 15 тысяч человек), а также 22 отряда гарнизонной службы (по крайней мере 10 тысяч человек), разбросанных от Триполитании до Мавритании. Обычно считается, что для успешной высадки силы десанта должны в пять-шесть раз превосходить тех, кто обороняется на берегу. Так что если, как мы думаем, у вандалов и аланов могли принять участие в бою в лучшем случае 20 тысяч воинов, то они не могли рассчитывать на успех, в особенности же потому, что с ними прибыло большое число небоеспособных.
Константинопольский историк середины VI в. Прокопий пытался объяснить эту загадку, предположив, что римский главнокомандующий в Африке комит Бонифаций, оказавшись перед опасностью утраты собственного положения в результате трехсторонней борьбы за влияние на Валентиниана III, пригласил вандалов и аланов в провинцию, но даже Прокопий предполагает, что позднее Бонифаций раскаялся в содеянном (Bella. III. 3. 22 etc.). Однако в современных событиям западных источниках нет никаких упоминаний о предательстве со стороны Бонифация (даже после того, как его разгромил Аэций), и даже если допускать это, подобное приглашение было лишено какого-либо смысла: к 429 г. Бонифаций заключил мир с императорским двором, а посему в тот момент не имел резонов приглашать их в Африку{273}.