Читать интересную книгу Месть фортуны. Дочь пахана - Эльмира Нетесова

Следы… Следы… Ими весь участок испещрен. Птицы, звери, зверушки. И ни одного человечьего следа. Как в пустыне. Ни доброго слова сказать, ни обматерить некому.

— Небось не кайфовал бы, если бы следы надыбал? Вмиг Шакала бы вспомнил, — осекает себя Седой и радуется, что так лихо ушел от малины, какая ни за что сюда не доберется.

Земнухов вернулся с обхода рано. Вздумал нынче помыться. Да и избу осмотреть как следует. Нарубить дров, откинуть снег от крыльца и порога.

Но едва затопил печь, сосед-лесник пришел навестить. Принес кусок сала, краюху теплого домашнего хлеба, бутылку самогона.

Дотемна засиделись. Говорили, спорили. Сосед подсказывал, как надо жить в лесу. Показал, как делать силки, петли, ловушки и ледянки, ловить на них пушняк. Доказывал, что без своего огорода не обойтись, а он — подспорье к малой зарплате.

— Оно, конечно, песцов и соболей, норок и выхухолей давно нет в наших местах. Но лису и белку поймать можно. Особо зайцев развелось. Этих полно. Ну и рысь, случается, попадает. Зато волков в этом году — прорва. От пожаров убегали из брянских лесов, тут и осели. Дальше бежать стало некуда. А нам от них — одна беда. Лосей и кабанов рвут в клочья. Недавно стая волчья разнесла зубра в Беловежье. Так всем местным разрешили охоту на волков. А средь этих охотников браконьеров тьма. Лосей убивают, кабанов — без лицензий, без счету! — жаловался сосед.

Он ушел, когда за окном совсем стемнело. Пообещав завтра подбросить Саньке кой-чего из харчей, чтобы хоть как-то перезимовать мог человек.

Земнухов вымыл полы в избе, подкинул в печку дров. И только хотел влезть в корыто, услышал под окном детский плач.

— Только этого мне здесь не достает, — сплюнул досадливо и выскочил из дома. Земнухов глазам не поверил, неподалеку от избы, в глубоченный сугроб загнали волки зайца. Уже сожрать хотели. А тот — не будь дурак, задними лапами брюхо одному распустил. Второй волк, поумнее, вдавил зайца в снег, думал, тот от испуга сдохнет сам. А косой заорал на весь свет голосом человечьего дитя. Лесник дробовик со стены сорвал. Убил обоих: и обидчика и кричавшего. Затащил в коридор, чтоб не замерзли снаружи. Сам лампу вынес. Пока шкуры снимал, вода остыла. Пришлось заново греть. Заодно и зайца тушить поставил. Первый раз своего поесть хотелось. Этот поздний ужин пришелся по душе Седому. Решил воспользоваться советами соседа и завтра поставить петли на зайцев.

Он с гордостью смотрел на шкуры зверей, натянутые у печки. Всего два дня в лесу прожил, а уже охотник из него стал получаться.

По совету соседа на другой день Земнухов очистил от льда и снега родник, нарубил дров на случай ненастья, отремонтировал и наглухо закрыл ставни, дверь на чердаке и в сарае. Закрепил и смазал двери в доме. Решил, когда стемнело, подшить себе валенки. Но не получалось что-то. Работа валилась из рук. Лесник вышел на крыльцо подышать морозным воздухом, глянуть, какая погода будет завтра, и до его слуха долетело далекое поскрипывание снега под лыжами. Кто-то шел к его зимовью. Двое…

Седой вслушался. Нет, не показалось. Для соседа — слишком поздно. Лесхозовцы через три дня обещали приехать. Да и то не на лыжах и не на ночь глядя. А кто тогда? Седой прислушался к голосам. Но тщетно.

Вернувшись в дом, мигом оделся, взял дробовик. Встал на пороге. Яркая луна хорошо осветила лес и все подходы к зимовью.

Звонкая тишина стояла в лесу. В такое время хорошо было слышно каждый голос, шелест, шорох.

Земнухов стоял в тени дома. Его не было видно. Вот он заметил две фигуры усталых лыжников. Они остановились в сотне шагов от зимовья.

— Кемарит козел! Глянь, в окнах темно, — услышал лесник.

— Устроим побудку падле! — узнал голос Боцмана, переводившего дух после крутого подъема.

Земнухов вскинул дробовик, прицелился. Два выстрела грянули разом.

Легкий пороховой дымок быстро рассеялся в морозном воздухе. Седой глянул на фартовых, лежащих на снегу. Они уже не войдут в дом, не вернутся в малину. Но сумели найти. Кто же придет за ними?

В отделение милиции он пришел уже под утро. Заиндевелые лыжи поставил у входа. Поговорил с дежурным, тот позвонил начальнику. Седой рассказал ему все, и о том, что случилось этой ночью.

Водитель машины, еще недавно привезший Седого в Смолечиви, сказал сразу, что вчера в перерыв его нашли двое мужиков и спросили про пассажира.

— Я им сказал и объяснил, где и как найти им родственика. Даже лыжи дал. Они их вернуть обещались, — удивленно смотрел шофер на Земнухова.

— Больше о нем никому ни слова! Не помните, где-то по пути вышел. Понятно?! — сдвинул брови начальник милиции. И вызвав водителя, поторопил его завести машину.

— Там от трассы до зимовья почти двадцать километров! Им на машине не проехать! — ответил тот.

И вскоре лесхозовский вездеход повез на участок вместе с Седым следователя прокуратуры и начальника милиции.

Лишь к обеду приехали они на участок. Но… Убитых не нашли. Лишь клочья одежды валялись на вытоптанном волчьей стаей снегу, да побелевшие на морозе кости, разнесенные по сугробам, говорили, что сегодня зверье пировало без помех!

— Опередили, твою мать! — выругался Земнухов. Следователь прокуратуры тщетно искал документы. Лишь пачка десяток уцелела в каком-то из карманов, начальник милиции увидел в снегу две финки и пистолет.

— Не с добром шли! — качал головой следователь, охотно согласившийся войти в избу.

Начальник милиции долго расспрашивал Седого о Черной сове.

— Выходит, теперь ей перья общипали? Немного уж осталось. Где сами проглядели — лес помог! Наши зверюги знают кого жрать! — смеялся громко и предупредил:

— Не забывайте про подписку о невыезде! Факты проверим. И тогда будем думать, как вас уберечь, — сказал, уезжая, следователь.

Земнухов как-то сразу сник…

— Куда смываться? Даже тут надыбали козлы! И как сумели?

Земнухов знал, малина ждет кентов. И времени в запасе у него совсем немного.

Лесник обрадовался, когда на следующий день привезли ему, помимо коня, здоровенную овчарку, с добрыми, умными глазами. И хотя не любил он эту собачью породу, помня прошлое, нынче отвел ей место в избе.

Коня в сарае сразу накормил. Обтер после дороги. И только после этого помог разгрузить тракторные сани. В них чего только ни привезли ему лесхозовцы.

— Тут лесники подкинули многое, чтоб приживался скорее. И мы — тоже сбросились. Принимай, Саня, привыкай к нашим местам! — говорила толстогрудая баба — инспектор лесхоза. Она подзадоривала, шутила, пытаясь растормошить мужика, но Седой думал о «малине» и не обратил внимания на женщину.

Карабин и мелкашку, несколько охотничьих ножей принес он в зимовье, побывав в Смолевичах.

И теперь чувствовал себя в относительной безопасности. Хотя понимал, что все это оружие не остановит Черную сову.

Седой все больше привыкал к своему участку, к лесу, немудрящему хозяйству, постоянному одиночеству, на какое добровольно пошел, зная, иное — гибель.

Понемногу отвыкал от человечьих голосов, учился слушать и понимать лес. Вначале он ходил в обходы своего участка — нехотя, потом по привычке. А к концу месяца уже не мог усидеть в зимовье. И с раннего утра становился на лыжи, чтобы осмотреть, все ли в порядке в его владеньях?

Крещенские лютые морозы стали отступать. И волчьи стаи, распавшись на пары, реже появлялись у зимовья. Отпугнул их Седой от своего жилья, вытеснил с участка. Но изводить волков под ноль запретило леснику начальство. И Земнухов, неохотно смирившись с этим, оставил у себя пять волчьих пар. Не трогал их и не пугал. Хотя ругал постоянно.

Волки, приглядевшись, принюхавшись, свыклись с человеком, как с наказаньем, и уже не пытались разнести его в клочья, понимая, что тот всегда носит на плече их смерть. Они поначалу обходили его, рыча злобно. Старались спрятаться незаметнее. Потом забыли об осторожности и промышляли в лесу открыто.

Каждая волчья пара уже ждала потомство. И голодные волчицы, встречаясь на пути при обходах, даже не оглядывались на лесника, считая, что и он вышел на охоту. Ведь чувствовали они возле его дома запах зайчатины! Не раз ели потроха, какие выбрасывал человек. Они хорошо запомнили запах лесника, признали своей собственностью. И спокойно

мочились на его следы, запрещая чужим волкам нападать на человека.

Седой никогда не брал с собой в обходы собаку, боясь, что ее тут же порвут волки, и оставлял свою «Тайгу» в зимовье за сторожа. Она и не просилась в лес.

Земнухов, отрывая каждый день листки календаря, вздрагивал всем телом, ждал малину, новых посланцев, но они не появлялись. И человек всякое утро вглядывался в следы возле зимовья. Их было много. Птичьих и звериных… Ни одного человечьего, кроме своих собственных.

Седой уже привык к тишине, какую нарушали лишь голоса леса. К нему постепенно возращался крепкий сон и покой.