Читать интересную книгу Месть фортуны. Дочь пахана - Эльмира Нетесова

— Шофер евонный яблоков у меня купил. Сморозил, навроде в его Белоруссии точно такие растут антоновки. Я ему не поверила. Сказала, что мои яблоки от опытной станции селекцию дочка принесла. У него таких быть не может. А он мне ответил, что у него от панов — лучшие сорта прижились. И звал в какие-то Смолевичи, отведать его яблоков. А у меня он — на дорогу взял. Вот так-то! — разговорилась бабка, радуясь, что голова ее не вовсе дырявая и кое-что в ней держится.

Глыба тоже купил у бабки яблок. Не торгуясь, как все, полный кулек. И остановив первую же попутную легковушку, попрощался с бабкой, сказав:

— Ладно, мать. Уехал, так и черт с ним, насильно мил не будешь… Проживем и без него, засранца!

— И то, верно, родимая! Бабы мы! Все переживали! Даже войну! Было бы здоровье! Остальное все — Бог даст! Храни вас Господь! — пожелала старая, крестя уходящую машину вслед, желая всякого добра хорошим покупателям.

Шакал даже подскочил от ярости, узнав, что Седой снова изчез из вида и его опять нужно искать. А где? Неизвестно…

— Просрали суку! Прохлопали лопухами! Слинял пидер вонючий! Гнилой козел! Мокрожопая плесень! Во, мандавошка прыгучая! Смылся из-под шнобеля, стукач облезлый! — взвыл пахан, забыв обо всем.

— Пахан! Мы того потроха ожмурили! Какой на Козу хвост поднял. Не на халяву возникли! — тронула Капка Шакала за локоть. Тот отмахнулся:

— Этот клизьма никуда бы не делся! Дешевый духарило! Его после Седого стоило замокрить!

— Почему? — удивился Теща. И нахмурившись спросил:

— Коза — кентом был! Не курвился! За него, по закону нашему, ожмурить надо всех, кто размазал законника!

— Того хмыря сход не приказывал расписать! А Седого! За него мы свой положняк вернем! А за вонючку-деревню схлопотать можно на всю катушку.

— Седой в Белоруссию смылся! — вставил Глыба.

— Он по пути слинять мог. Ему в Белоруссии не по кайфу. Где приморится? А если и так, то там — не Звягинки.

— Смолевичи! Так бабка вякнула. Водителя, какой в Орле

был, можно надыбать. Он н расколется, где попутчик отвалил. Время терять не надо, покуда шоферюгу не выперли куда- нибудь в рейс! — предложил Глыба.

Шакал как-то сразу успокоился. Начал думать…

Глыба рассказывал кентам. как он хотел убить скотника, как его опередила Капка. Фартовые от души смеялись, слушая кента:

— Я ж не на халяву бабой вырядился, Дюбнуло мне в кентель, как только прихиляли в глушь, заманить того скотника за угол. Или за стог. Ну, вообщем, куда эти сраные хмыри за своими бабами шмыгают, — начал Глыба.

— Соблазнить допер?

— О! То самое! В очко! Уж я там на ферме их — буферами тряс!

— Они ж ватные! — хохотали воры.

— До фрайеров не доперло! Даже бабы меня за свою приняли! Фаловали положить на Седого!

— А как ты вонючку припутать хотел?

— Ну, я стремачил, когда он мне моргнет, мол, хиляем за угол. Там его и размазал бы.

— А если б на ту минуту деревня возникла?

— Вякнул бы, что на мою честь посягал! — смеялся Глыба. И повернувцщсь к Капке, сказал:

— Но Задрыга файней отмочила. Теперь и я вякну — пора кентушку в закон брать!

— Годами не вышла! Никого в такие годы не принимали! — не соглашался Боцман.

— В закон Задрыгу? Пусть пооботрется в делах! Зелень еще! — орал Таранка.

— Что горлянки дерете? Маэстро свое слово сказал о Задрыге! Чего вы хвосты подняли? — не выдержал Тетя.

— Сколько о ней дошло до нас, то вякну, как честный вор, давно пора ей — в закон! Фартует файно зелень! — вступился Рыбак.

Задрыга искоса смотрела на кентов, играла с кошкой. Для Боцмана и Таранки придумывала очередную месть. И предложила:

— Чем глотку драть, пускай Боцман с Таранкой смотаются в Смолевичи, колонут того фрайера-шоферюгу на адресок. Может, и Седого ожмурят. Пора кентам прошвырнуться в дело!

— Ну, гнида! Мы что тут — сачковали? Пока ты одного вонючку замокрила, мы в трех делах были! Навар сняли! И ты с него хаваешь! — вскипел Боцман.

— Ну, отмочил кент! Задрыга банки брала! Лимонами на

вар давала! Она твое не хавала! Ее доля жирней в общаке! — возмутились законники.

— Пахан! Пошли Боцмана с Таранкой на Седого! Пусть они вломят стукачу, чем на Задрыге отрываться! — встрял Пижон.

— Если только пронюхать хазу суки — одного по горлянку хватит — Таранки! — сверкнул глазами Шакал и добавил-

— Коли ожмурять, пусть вдвоем сорвутся! И не тянут резину, как падлы! — зазвенел металлом голос пахана.

Боцман вмиг понял, перегнули они с Таранкой, и быстро согласился ехать в Белоруссию, найти Седого хоть из-под земли и замокрить.

Вечером они ушли на железнодорожный вокзал, уговорившись с паханом встретиться в Брянске. Малина решила уехать из Орла, где все более приметные магазины уже тряхнула Черная сова и милиция искала ее по всему городу.

Капка на прощанье насыпала обоим в карманы тертого стекла, пусть хоть пальцы поколют, решила девчонка напоследок. И ухмылялась вслед уходящим, не желая им ничего доброго. Да и законники ушли не оглядываясь.

Найти Седого будет непросто. Это понимала Черная сова и сами фартовые, пустившиеся в эту поездку с расчетом на удачу и везенье.

Земнухов даже предположить не мог, что так легко и быстро узнает малина, в какую сторону увезла его машина. А она домчала до Смолевичей, где переночевав всего одну ночь, пошел человек в лесничество. Там, глянув документы, выслушав мужика, взяли его на работу. И на следующий день повезли на отдаленный участок. Лесником. Сказали, что в доме этом уже с десяток лет никто не живет, потому что как уехали последние хозяева — желающих не нашлось здесь работать. Пугала глушь и низкий заработок.

— Мне подходит! — согласился Седой. И уже к вечеру привезли ему из поселка харчей на первый случай, дешевую посуду, спецовку, топоры и пилы, грабли и тяпку. Обещали через неделю дать коня. Вместе с сеном и овсом его доставить. На всякий случай выдали ружье — двухстволку, патроны и порох с дробью.

— Обживайся! Привыкай! — показали человеку границы его участка. И поскорее уехали из глухомани, где с наступлением сумерек то за корягой иль за кустом мелькнет волчья спина, раздастся протяжный вой, похожий на стон.

Даже звери тут осмелели, попривыкнув к глуши, необжитости.

Седому напомнили, что он обязан тут делать, работники лесничества быстро уехали на вездеходе.

Седой остался в тайге один. Он быстро нарубил дров на всю ночь, принес воды, связал из березовых веток веник. И, закрывшись на засов, начал наводить порядок в избе Обнаружил в подвале глину — обмазал печь. Та вмиг дымить перестала. Когда прочистил поддувало, печка и вовсе задышала, быстро нагрелась плита,

Глава 8

Приговоренный

Человек обмел углы и стены, подмел полы, подремонтировал топчан, оставленный прежними хозяевами. Потом и стол, и лавку на ноги поставил. Сварил нехитрый ужин. И только сел к столу поесть, увидел за окном два зеленых глаза.

— Шакал! — схватился за дробовик. Волосы на макушке встали дыбом. Седой торопливо зарядил ружье, выскочил в тайгу.

Старый волк медленно потрусил от окна, понимая, ему поужинать не доведется.

Выстрел нагнал его тут же, коротко щелкнув зубами, зверь уткнулся мордой в снег. Он впервые понял, что смерть может нагнать и там, где ни на кого не нападал.

Земнухов быстро снял с него шкуру, натянул ее возле печки сушить. Решив прямо с утра отремонтировать ставни на окнах, чтобы на ночь закрывать плотно, от холода и от случайностей.

Утром лесник пошел в обход, нацепив на плечо двухстволку. Дом не стал закрывать. От кого? Кто придет в эту глухомань своей волей? Такое не всякому зверю под силу. Человеку и подавно.

— Кыш! Едрена мать! — ругается Седой на замерзающую от холода ворону.

— Не кемарь, как пидер! Дергайся, как падла! Тогда дышать станешь! — учит удивленную птицу. Та замахала крыльями, поднялась в прозрачно голубое небо и комом свалилась вниз замертво. Припоздал лесник, прихватило морозом сердце. Не сумела его согреть.

Седой идет по участку, примечая и запоминая каждую мелочь.

Заячьи, лисьи, барсучьи норы, несколько берлог да волчьи лежки. У этих — скоро свадьба, смеется человек

Гроздья рябины каплями крови осыпаются на снег. Их тут же растаскивают снегири и синицы. Нахальные сойки, расталкивая мелкоту, торопятся набить живот мерзлыми ягодами.

Земнухов засмотрелся на птичью канитель, и вдруг до его слуха донесся необычный звук. Он оглянулся, увидел лося. Тот пер напролом через сугробы, отбиваясь от наседающих волков, уже начавших сбиваться в дерзкие стаи.

Выстрел охладил, отогнал зверей от лося. Тот стал неподалеку, с удивленьем смотрел на человека. Седой поднял двухстволку, но лось мигом изчез из вида. Понял, только на одно доброе дело способен человек. Постоянно на него рассчитывать нельзя.