делал из шеренги правой ногой шаг вперед, наносил удар и опять становился на свое место. Наказываемый получал удары с обеих, сторон, поэтому каждый раз голова его судорожно откидывалась, поворачивалась в ту сторону, с которой следовал удар. Во время шествия кругом, по зеленой улице, слышны были только крики несчастных: «Братцы! помилосердуйте, братцы, помилосердуйте!» Если кто при обходе кругов падал и далее не мог итти, то под’езжали сани, розвальни, которые везли солдаты; клали на них обессиленного, помертвевшего и везли вдоль шеренги; удары продолжали раздаваться до тех пор, пока несчастный ни охнуть ни дохнуть не мог. В таком случае подходил доктор и давал нюхать спирт. Мертвых выволакивали вон, за фронт. Начальство зорко наблюдало за солдатами, чтобы из них кто-нибудь не сжалился и не ударил бы легче, чем следовало. — При этой казни, сколько помню, женщинам не позволялось присутствовать, а, по приказанию начальства, собраны были только мужчины, в числе которых находились отцы, братья и другие родственники наказываемых. Всем зрителям довелось переносить страшные, едва ли не более мучительные часы, чем казнимым. Но мало того. Были случаи, что между осужденными и солдатами, их наказывающими существовали близкие родственные связи: брат бичевал брата, сын истязывал отца. Наказанных развозили по домам обывателей на санях, конвоируемых несколькими казаками. Надобно заметить, что так как всех 300 человек, наказанных в одном только нашем округе, в лазарете поместить было нельзя, то для них отведены были некоторые избы поселян. Сюда уже беспрепятственно ходили все родные, приносили больным съестные припасы и водку для обмывания ран: водка предохраняла раны от гниения. Ни одному из наказанных шпицрутенами не было назначено, как мне потом рассказывали, менее 1 000 ударов; большею же частью — давали по 2, даже по 3 тысячи ударов; братьям Ларичам, как распространителям мятежа, дано по 4 000 ударов каждому; оба на другой день после казни умерли. Перемерло, впрочем, много из казненных; этому способствовало: недостаток докторов, отсутствие медицинских средств, неимение хороших помещений, недостаток надлежащего ухода за больными и проч. («Русская старина», 1875, № 9, стр. 169, 171–173). «Прогнание преступников, по приговору военных судов, сквозь строй шпицрутенами, — негодующе писал в 1861 году в своей записке об отмене телесных наказаний в России либеральный кн. Н. А. Орлов, есть такая же квалифицированная смертная казнь, как четвертование и колесование. При вскрытии тел наказанных шпицрутенами постоянно оказываются кровоизлияния в легких, соответствующие если не всем, то большей части полученных ударов. Сердце содрогается при мысли, что по букве закона, если преступник лишится сил итти по фронту, то его должно вести вдоль оного, и если он испустил дух, то его тело должно еще получить определенное приговором число ударов» (Гр. Джаншиев, «Эпоха великих реформ», изд. 9-e, Спб., 1905, стр. 201). На фоне этих цитат, пропитанных кровью и ужасом, приобретает особый смысл совершенно исключительная по своему циничному лицемерию резолюция Николая I, положенная на докладе гр. П. П. Палена (временно управляющего в 1827 году, вместо гр. М. С. Воронцова, Новороссийским краем) о поимке двух контрабандистов, тайно перебравшихся через р. Прут, и о необходимости казнить подобных преступников, «ибо одно только определение смертной казни за карантинные преступления способно положить предел оным»: «Виновных прогнать сквозь тысячу человек 12 раз. Слава богу, смертной казни у нас не бывало и не мне ее вводить» («Русская старина», 1883, № 12, стр. 660). Николай в момент написания резолюции, очевидно, забыл о пяти повешенных декабристах, а умиравших мучительной смертью от шпицрутенов он, по «формальным» причинам, повидимому, не считал казненными.
50 Популярного в России в ту пору французского беллетриста (род. 1804, ум. 1857), автора романов социального содержания: «Парижские тайны», «Вечный жид» и др.
51 Владимир Афанасьевич Обручев (1795–1866) — боевой генерал николаевских времен, бывший оренбургским военным губернатором и командиром Оренбургского Отдельного корпуса в 1842–1851 гг. Его своеобразная «политичность» проявилась в отношении Шевченка в 1850 году, когда возникло дело по доносу Исаева: относившийся ранее к Шевченку с несомненным участием и смотревший сквозь пальцы на некоторые нарушения им солдатской дисциплины, он резко изменил свою тактику, когда в дело вмешался Петербург, и проявил тогда подчеркнутую суровость, продержав Шевченка более полугода под арестом, не допуская никаких послаблений на месте новой ссылки поэта — в Новопетровском укреплении и свалив ответственность за предыдущие дисциплинарные «вины» Шевченка на его непосредственных начальников-майора Мешкова и капитан-лейтенанта Бутакова, — в то время как последние допускали эти нарушения лишь, чувствуя, что в этом отношении они не противоречат желаниям начальника, т. е. самого Обручева.
52 Цитата из «Фауста» в переводе Э. И. Губера — слова Фауста Вагнеру в сцене за городскими воротами («Фауст», соч. Гёте, перевод Эдуарда Губера, Спб. 1838, стр. 47).
53 Т. е. Эрмитаж в новом здании, перестроенном из так называемого Шепелевского дворца и открытом для публики в 1852 году.
54 Вспоминая в своей автобиографической повести «Художник» о посещениях Эрмитажа совместно с Брюлловым, Шевченко писал: «Это были блестящие лекции теории живописи; и каждый раз лекции заключались Теньером и в особенности его «Казармой». Перед этой картиной надолго, бывало, он останавливался и, после восторженного, сердечного панегирика знаменитому фламандцу, говаривал: «для этой одной картины можно приехать из Америки» («Поэмы, повести и рассказы Т. Г. Шевченка, писанные на русском языке», стр. 271). Однако, вернувшись из ссылки в Петербург, Шевченко «после внимательного обзора» остановился для работы над гравюрой акватинта не на этом произведении знаменитого фламандца, а на «Святом семействе» не менее знаменитого испанца Мурильо.
55 До нас дошло лишь восемь рисунков (последний — в двух вариантах) задуманной Шевченком серии; они воспроизведены в книжке А. и Новицкого (Ол. Новицкого) «Тарас Шевченко як маляр», Львів— Москва, 1914, стр. 54–61.
56 Павел Андреевич Федотов (1815–1852) — родоначальник русской жанровой живописи, автор картин «Сватовство майора». «Приезд жениха» и мн. др.
57 Н. Я. Данилевский (1822–1885) — публицист-философ и естествоиспытатель, автор прошумевшей в свое время книги «Россия и Европа» (1871), в которой он выступил с особой теорией панславизма и славянской федерации, очень пришедшейся по сердцу славянофилам. Как статистик он в 1853–1856 гг. состоял в экспедиции знаменитого натуралиста академика К. М. Вера для исследования рыболовства на Волге и в Каспийском море, благодаря чему в эти годы бывал в Новопетровске; здесь он познакомился и близко сошелся с Шевченком, писавшим о