рассказам людей, испытавших на себе эту тяжелую руку. В отношении же Шевченка Перовский, отчасти под влиянием своих племянников — поэта гр. А. К. Толстого и Жемчужниковых — проявлял некоторую, хотя и робкую, заботливость: об этом свидетельствуют и официальные документы и показания осведомленных современников (см., напр., воспоминания А. Е. Усковой — «Науковий збірник за рік 1926», стр. 170, и «Мои воспоминания из прошлого» Л. М. Жемчужникова, вып. II, 1927, стр. 56, а также «Киевскую старину» 1898, № 3, стр. 422–423, и 1901, № 2, стр. 288). Приятель Пушкина, близкий друг Жуковского, Перовский (внебрачный сын гр. А. К. Разумовского) своей оригинальной и суровой личностью привлек к себе внимание Л. Н Толстого, замыслившего около 1878 года «сочинение, местом действия которого должен быть Оренбургский край, а время — Перовского». «Все, что касается его, — писал тогда же Толстой о Перовском своей двоюродной тетке А. А. Толстой, — мне ужасно интересно, и должен вам сказать, что это лицо как историческое лицо и характер мне очень симпатично». «Перовского личность вы совершенно верно определяете — а grands traits [крупных размеров],— писал он в другом письме к тому же лицу: — таким и я представляю себе; и такая фигура — одна наполняющая картину; биография его была бы груба, но с другими противоположными ему тонкими, мягкой работы, нежными характерами, как Жуковский даже, которого вы, кажется, хорошо знали, и с другими, и главное с декабристами, эта крупная фигура, составляющая тень к Н[иколаю] Пав[ловичу], самой крупной а grands traits, выражает вполне то время» («Толстовский Музей», т. I, Спб. 1911, стр. 287–288, 289— 90). Это сочинение осталось в области творческих предположений Толстого, не получивших осуществления. Зато другой романист, неизмеримо меньшего калибра — Г. П. Данилевский, много лет спустя (1886 г.) сделал Перовского героем своего романа из эпохи 1812 года «Сожженная Москва».
38 Григорий Николаевич Нагаев — прапорщик 1-го Оренбургского линейного батальона, окончивший в 1853 году Неплюевский кадетский корпус в Оренбурге; один из приятелей Шевченка. См. о нем запись под 22 октября (ниже, стр. 203).
39 Сатурн — бог земли и посевов у древних римлян.
40 «Москалева Криниця» — поэма, написанная Шевченком в апреле — мае 1857 года, после семилетнего насильственного перерыва в творческой производительности поэта. Она посвящена Я. Г. Кухаренку «на память 7 апреля 1857 piку», — дня, когда Шевченко получил письмо от «батьки кошевого» со вложением 25 руб. (см. выше, стр. 31). В русском переводе А. П. Колтоновского известна лишь та редакция этой поэмы (по-русски: «Максимов колодец»), которая была создана Шевченком в 1847 году, в Орской крепости (Кобзарь, под ред. М. Славянского, стр. 159–164).
41 Стихи IV строфы VI главы «Евгения Онегина».
42 Т. е. умер (Харон, в представлении древних греков, седой перевозчик, переправлявший на челноке души умерших через реку Ахерон в подземное царство теней). Елисейские поля царство мертвых, «блаженных душ», по верованиям древних греков.
43 Андрей Николаевич Маркевич (1830–1907), сын украинского этнографа, историка и известного в свое время поэта, давнего приятеля Шевченка, Николая Андреевича (1804–1860), служил в Петербурге в сенате и был близок в эти годы к петербургским украинским кругам; впоследствии сенатор (1888), статс-секретарь (1902). В 1888 году ему с потомством «высочайше» было разрешено именоваться Марковичем; тем самым восстановлялось старинное, не «ополяченное», написание этой фамилии.
44 Генерал-лейтенант Александр Андреевич Катенин (1803–1860) был назначен оренбургским и самарским генерал-губернатором, вместо Перовского, 7 апреля 1857 года.
45 Повидимому это тот самый полковник Илья Александрович Киреевский, который в 1860 году состоял редактором «Вестника естественных наук», издававшегося Московским обществом испытателей природы в 1854–1860 гг.
46 Об этом «дворянском сынке», отданном в военную службу самими родителями «на исправление», см. запись Шевченка под 25 июня (ниже, стр. 50–51). Его отец, Антон Иванович Порцианко (а не Порциенко, как пишет Шевченко), состоял в 1857 году «причисленным к министерству государственных имуществ» («Адрес-календарь», 1857, ч. I, стр. 232; ср. заметку Б. Л. Модзалевского в журн. «Былое», 1925, № 2, стр. 236).
47 Прахвос-профос — старинное название солдата, на обязанности которого лежала чистка отхожих мест и выгребных ям; отсюда бранное слово «прохвост».
48 Т. е. нет ли у «нижних чинов» каких-либо претензий относительно пищи и тому подобных хозяйственных вопросов. Естественно, что в эпоху палочной дисциплины претензий у солдат в большинстве случаев не оказывалось…
49 Известный гравер Л. А. Серяков, «солдатский сын», дает такую картину наказания шпицрутенами, которое ему пришлось наблюдать (в детстве), после ликвидации бунта в новгородских военных поселениях 1830 года. Описав подробно одно из орудий казни, предстоявшей «бунтовщикам», — кнут, он обращается к шпицрутенам и спокойный тон его рассказа придает особенно трагический оттенок рисуемой им омерзительной и жуткой картине: «Что же касается до шпицрутенов, то я вполне ясно помню, что два экземпляра их, для образца, были присланы (как я позже слышал) [начальником штаба Управления военными поселениями] Клейнмихелем в канцелярию округа из Петербурга. Эти образцовые шпицрутены были присланы, как потом мне рассказывали, при бумаге, за красною печатью, причем предписывалось изготовить по ним столько тысяч, сколько потребуется. Шпицрутен — это палка, в диаметре несколько менее вершка, в длину — сажень; это гибкий, гладкий лозовый прут. Таких прутьев для предстоящей казни бунтовщиков нарублено было бесчисленное множество, многие десятки возов… Два батальона солдат, всего тысячи в полторы, построены были в два параллельных друг другу круга, шеренгами лицом к лицу. Каждый из солдат держал в левой руке ружье у ноги, а в правой — шпицрутен. Начальство находилось посредине и по списку выкликало, кому когда выходить и сколько пройти кругов, или, что то же, получить ударов. Вызывали человек по 15 осужденных, сначала тех, которым следовало каждому по 2 000 ударов. Тотчас спускали у них рубашки до пояса; голову оставляли открытою. Затем каждого ставили один за другим, гуськом, таким образом: руки преступника привязывали к примкнутому штыку так, что штык приходился против живота, причем, очевидно, вперед бежать было уже невозможно; нельзя также и остановиться, или попятиться назад, потому что спереди тянут за приклад два унтер-офицера. Когда осужденных устанавливали, то под звуки барабана и флейты они начинали двигаться друг за другом. Каждый солдат