Родовая магия. Да, это была именно она — ничего больше. Единственная магия, которая была доступна и мне тоже — пусть и в ограниченных количествах. Единственная магия, которую я была способна почувствовать по-настоящему. И единственная магия, которой я — чисто теоретически — могла помешать.
Я никогда не понимала, как она работает. Если обычная магия содержалась в энергетическом контуре, то родовая находилась в крови, и во время её применения я ощущала, как жидкость в моих жилах становится немного теплее. Но это всё, что я на самом деле знала, — оказывая влияние на зрителей и помогая им расслабиться, я всегда действовала скорее интуитивно…
Мой же отец — несомненно, это был он: я ощущала, что магия, которой влияют на Говарда, родственна мне, — умел гораздо больше и действовал по чёткому плану. Он хотел чего-то добиться. Наша родовая магия была ментальной, она помогала либо улучшить, либо ухудшить настроение — это всё, что я знала. Поэтому и не понимала, как отец может настолько влиять на маэстро, что тот пел, согнувшись над перилами, и голос его дрожал и рвался, вызывая недоумение у зрителей…
Ещё я не понимала, отчего бездействует первый отдел, но мне было некогда рассуждать.
На кону стояло нечто большее, чем моя жизнь или репутация театра. Кажется, отец намеревался убить моего наставника. И как только я это поняла, страх во мне сменили решительность и стремление немедленно защитить маэстро. Как? Демоны знают. Хоть как-нибудь!
Дрожащий от напряжения поток воздуха шёл из зрительного зала, сверху, с балконов, и я, проследив за ним взглядом, обнаружила среди находящихся там людей Алана Вилиуса, но под иллюзорным амулетом — внешность у него была иная. Отец сидел с абсолютно ровной спиной, словно гордился тем, что он творит, и мне чудилось, будто он понимает, как мало я могу сделать сейчас, чтобы помочь Говарду. Мне даже казалось, будто он улыбается злой и снисходительной улыбочкой…
Я сжала руки в кулаки, подняла их на уровень груди и шагнула вперёд, двигаясь ближе к краю сцены, чтобы хоть немного сократить расстояние между мной и Аланом Вилиусом. И, вперив в него решительный взгляд, изо всех сил ударила родовой магией.
Мне показалось, что я вспыхнула внезапно загоревшейся свечкой — настолько вдруг закипела кровь у меня в жилах, и стало жарко, будто я попала в огонь.
А потом свет у меня перед глазами померк.
Арчибальд Альго
Он опоздал.
Давно его высочество не ощущал ничего подобного… Всякое бывало — ярость и злость, раздражение и досада, но такого незамутнённого в своей абсолютности страха он не чувствовал, кажется, уже несколько десятков лет. Даже когда на Дворцовой площади в День Альганны горел Арен. Потому что Арен — отличный маг, император и самый сильный духом человек из всех, кого знал Арчибальд. А Айрин вообще не маг!
Ну, почти не маг. Родовая магия у неё всё же была, как и у любого аристократа. Именно огромный поток родовой силы, разгорячённой, будто лава из жерла действующего вулкана, и ощутил Арчибальд, заходя в зрительный зал.
Он едва успел остановить Айрин, прервав этот поток, пока она не сожгла вместе с отцом и себя тоже, — и тут с декорации, подвешенной под потолком сцены, сорвался и полетел вниз маэстро Говард Родерик.
Конечно, его бы подхватили и сотрудники первого отдела — уж на это они были вполне способны, в отличие от противодействия родовой магии. Но Арчибальд среагировал первым, создав воздушный щит и мягко опустив наставника Айрин на сцену. Мужчина держался за голову — ничего удивительного, при воздействии ментальной родовой силой так и должно быть, — и был без сознания. Но он, несомненно, был жив и цел.
— Из зала никто не выходит! — гаркнул Арчибальд и, глядя на то, как засуетились трое сотрудников первого отдела, запечатывая выход и вызывая подмогу, связался по браслету с главным дознавателем. — Гектор, боюсь, без тебя здесь не обойдётся.
— Переношусь, — тут же откликнулся Дайд, устало вздохнув.
.
Главный дознаватель вошёл в зал через минуту, когда его сотрудники уже вовсю лазили по сцене и под изумлёнными взглядами зрителей осматривали декорацию, с которой упал маэстро. Арчибальд же сидел рядом с Айрин и с отчаянием безумно влюблённого смотрел на неё, понимая, что он действительно слишком опоздал — девушка, не обученная магии, даже той единственной, которой владела, использовала её чересчур пылко. Кровь Айрин почти свернулась, и, как это исправить, Арчибальд не знал. Нет, теоретически знал, но лекарем он не был и боялся навредить. Ни один из его охранителей ни разу не выгорал по родовой силе — энергетические контуры ломали, да. Но чтобы вскипятить самому себе кровь — такого его высочество не помнил.
Защитник! Всего-то одна секунда. Если бы он не остановил Айрин, она была бы мертва.
— Арчибальд! — послышался позади голос Гектора Дайда. — Здесь явно нужен император. Неси Айрин прочь отсюда, её надо на что-нибудь мягкое положить, а не держать на этих досках. Арена я вызвал.
Арен! Точно! Если он не сможет обратить последствия чрезмерного использования родовой магии, то и никто не сможет.
— Спасибо, Гектор.
— Не за что, — проворчал главный дознаватель. — Демоны, ну и дельце… Угораздило же меня из всех столичных дам выбрать именно эту, с сумасшедшим папашей-аристократом…
— Кстати, что с ним?
— Ничего. Лежит под простынкой. Сейчас осмотрим тело, а потом в морг.
В морг…
Значит, Айрин его всё-таки убила. В принципе, не удивительно, учитывая силу потока родовой магии…
Арчибальд, поморщившись, погладил девушку по растрепавшимся волосам, а затем подхватил на руки и понёс прочь со сцены.
Айрин Вилиус
На смену яростному жару пришла прохлада, но это случилось не сразу.
Сначала я горела, причём даже находясь без сознания, в полнейшей черноте. Всё равно я ощущала невероятный жар в каждой клеточке тела, особенно в венах и артериях, — и жар этот был настолько сильным, что я бы непременно заорала, будь у меня голос.
Но говорить я не могла.
Сколько времени длилась эта агония, я не знаю, но, когда она наконец сменилась ласковой прохладой, я заплакала от облегчения, медленно выплывая в реальность.
Сознание прояснялось, и я начала чувствовать чью-то большую ладонь на своём лбу. Именно из неё в моё тело лилась прохлада, успокаивая беснующийся огонь. Постепенно, по капле, жар исчезал, и последним он ушёл из лёгких, наконец освобождая дыхание.
Я глубоко вздохнула и открыла глаза.
И сразу вздрогнула, обнаружив над собой лицо одновременно знакомого и незнакомого мужчины. Я много раз видела его портреты в газетах и потому знала, кто передо мной, но…
Он улыбался. Император улыбался! И вот такой улыбки я никогда не видела на его портретах. Сочувствующая и мягкая, она касалась его губ лучом света, отражаясь в неестественно чёрных глазах, отчего они уже не воспринимались настолько неестественными.
— С пробуждением, Айрин, — сказал император, выпрямляясь, и убрал ладонь с моего лба. — Я оставлю вас, Арчи.
Арчи?!..
Он сказал — Арчи?!
Я, вспыхнув от счастья, попыталась сесть и посмотреть, кто ещё находится в комнате, но сделала только хуже — голова закружилась настолько, что я вынуждена была схватиться за неё руками и, зажмурившись, упасть обратно на подушку.
— Тихо-тихо, Рин, — послышался рядом со мной тёплый голос Арчибальда. А потом я почувствовала, как он и сам сел рядом. Защитница! Неужели?.. — Не делай резких движений, тебе ещё рано. Арен над тобой два часа трудился, не пренебрегай его результатом, иначе придётся ложиться в госпиталь.
Трудился? Император?!
— Я ничего не понимаю, Арчи, — призналась я, сглотнув подступающую панику, потому что воспоминания возвращались.
— Я объясню. Ты…
— Нет! Подожди! — перебила я его, распахивая глаза. Они заслезились, я всхлипнула и прохрипела, ощущая, как сердце ледяной корочкой схватывает страх: — Что с маэстро? Мой отец… Я так и не поняла, что он пытался сделать с Говардом!