Ничего подобного до сих пор я не видел и только поражался: как доктора могли довести ее до такого состояния? Алла рассказала:
— Год назад в Одессе был Всесоюзный Съезд хирургов, все светила съехались. Меня показывали всем знаменитостям, но никто не взялся меня лечить. Я приехала сюда с одной мечтой — что вы меня вылечите.
— Откуда вы узнали про меня?
— Доктор, про вас в Одессе уже многие знают, потому что вы здесь вылечили многих наших. Там о вас чудеса рассказывают.
Вылечить Аллу могло действительно только чудо. И она смотрела на меня, как верующие смотрят на иконы. Это крест хирурга — единственная надежда больного на него. И нельзя обмануть надежду. Она и приехала ко мне как к американскому специалисту. Надо, конечно, делать операцию. Но при такой инфекции это всегда очень рискованно — может возникнуть общее воспаление, сепсис. Тогда — конец всего. Мне предстояло проявить не только профессиональное искусство, но и человеческую смелость.
Я сделал ей две операции — сначала на одной ноге, через полгода на другой. Пришлось буквально вырубить заросшие тазобедренные суставы и обработать кости так, чтобы заменить их искусственными. После четырех часов работы мою хирургическую рубашку можно было выжимать. Потом — дни и ночи тревожных наблюдений. Но благодаря благословенным американским антибиотикам Алла поправлялась хорошо.
И вот уже двенадцать лет она ходит, сидит и не чувствует боли. Она попросила меня перед выпиской сфотографироваться с ней, размножила снимки и разослала родным и друзьям в Одессу. Среди ее знакомых был известный хирург Гершунин. Он не мог поверить, что Алла полностью поправилась, и написал, что пока сам не увидит ее ходящей, не поверит. И однажды по ее приглашению он приехал в Нью-Йорк. Алла рассказывала:
— Знаете, когда он увидел, как в аэропорту я побежала к нему навстречу, он заплакал.
Слезы того моего русского коллеги, как и слезы благодарных пациентов, я считаю своей высшей наградой.
Девяностолетие мамы
24 ноября 1991 года моей маме Августе Владимировне исполнилось девяносто лет. При упоминании такого возраста людям представляется древняя развалина. Но в том-то и дело, что мама все еще была дамой — довольно стройная, прямая, всегда на каблуках, с хорошей походкой, красиво причесанная крашеная блондинка, она все еще сохраняла свою былую красоту. Но, главное, у нее сохранился ясный и пытливый ум, широта интересов и чувство юмора. И уж совсем нехарактерным для такого возраста было то, что вместо обычного стариковского недовольства и брюзжания на все на свете она всегда была в ровном настроении, с приветливым выражением лица. Ничем серьезным она не болела, только слух ухудшился. Она, смеясь, говорила: «Бог забыл дать мне старость».
Мы всей нашей небольшой семьей решили на славу отпраздновать ее юбилей. Мама была хлебосольная хозяйка, пекла вкусные пироги, любила готовить. Она вообще любила жизнь и людей, была добрая и щедрая. Сколько я маму помню, у нее всегда был большой круг знакомых и друзей, она умела сходиться со всеми, от знаменитых звезд искусства до простых деревенских старух.
И в Нью-Йорке она тоже быстро познакомилась и подружилась с несколькими пожилыми иммигрантами — ее соседями. Обычно, на свои дни рождения она приглашала их к себе, в небольшую двухкомнатную квартиру на той же улице, где жили и мы. На этот раз мы решили устроить ей праздник в одном из лучших нью-йоркских ресторанов (мои возрастающие доходы вполне это позволяли). Но оказалось, что ее компания, в которой все были более чем на десять лет моложе мамы, по своему физическому состоянию не могла отъехать далеко от дома даже на машинах: они передвигались плохо, задыхались, страдали болями в суставах и спинах и головокружением. Тогда я решил снять зал в приличном ресторане через три квартала от их дома. Но они заявили, что им и это далеко. Пришлось снять ресторан в соседнем квартале, ближе не было.
Все мы любим своих матерей, и каждый считает свою маму лучшей из всех. И я тоже считаю, что лучше и необыкновеннее моей мамы на свете не было. У нее и судьба была необыкновенная. Она была младшей дочерью в многодетной казачьей дворянской семье. Род был древний, русско-польский, имел герб и обширные поместья. В XIX веке они осели на Северном Кавказе и стали терскими казаками, дав царской армии нескольких генералов. Ее дед Владимир носил звание атамана войска Терского. Но мамин отец и мой дед, тоже Владимир (в честь него меня и назвали), как младший сын, в армии мог не служить и стал железнодорожником (что по новизне занятия теперь можно приравнять почти к космонавту). Он по любви женился на девушке простого происхождения Прасковье, рожденной без отца, что вызвало осуждение всей семьи. Но они жили счастливо, народили много детей, и мама была младшей. Ее назвали Августой, что значит «священная», «благородная». Она и была самая красивая и самая благородная, любимица в семье. И на всю жизнь такой осталась.
Мама училась в институте благородных девиц во Владикавказе. В 1913 году в числе других учениц она подносила букет царю Николаю, который с семьей объезжал всю Россию по случаю 300-летия дома Романовых. Революция разбросала Голяховских по свету. Многие мужчины-офицеры погибли в боях с красными или бежали за границу с армией генерала Деникина. Мама с двумя старшими сестрами осели в курортном абхазском городе Сухуми и работали медсестрами. В 1919 году мама вышла замуж за молодого грузинского князя Георгия Мачавариани. Она рассказывала:
— Знаешь, Володенька, мужчины ко мне так приставали, что у меня просто не было другого выхода, как выйти замуж.
Их брак не был счастливым. У нее были интеллектуальные запросы, а грузин оказался типичным князем-бездельником и к тому же патологическим ревнивцем. Они быстро и легко разошлись.
Летом 1928 года в санаторий в Сухуми приехал отдыхать молодой, но уже лысеющий доктор из Казани Юлий Зак. Он только недавно окончил медицинский факультет и начинал карьеру хирурга в клинике знаменитого профессора Вишневского. Увидев, проходя по улице, в окне фотоателье портрет молодой красавицы, он решил ее разыскать. Другие отдыхающие подсказали ему:
— Эта девушка работает сестрой в нашем санатории.
Так познакомились мои родители. Он сразу влюбился до безумия, но ему оставалось пробыть там всего три недели. Вообще не очень решительный по характеру, тогда он решился и сделал ей предложение. Они договорились, что в феврале следующего года он вышлет ей деньги на железнодорожный билет до Москвы и там встретит ее, чтоб вместе ехать в Казань.
— Как я тебя узнаю зимой? — спросила она, потому что они видели друг друга только в летней одежде.