Если же, напротив, социум, становясь скорее на позицию учёта индивидуальных интересов обвиняемого, чем его долга перед согражданами, во-первых, in abstracto рассматривает связь между намеренным совершением фелонии и стигматом морального осуждения за тяжкое убийство как недостаточно обоснованную и, таким образом, как неоправданную с точки зрения пропорциональности угрожающего наказания; и, во-вторых, in concreto морально не готов осудить лицо в частной ситуации за тяжкое убийство на базе это доктрины (как то имело место, например, в Англии в последние десятилетия её существования[1051]), тогда ответственность за тяжкое убийство по правилу о фелонии социально неприемлема и теоретически ущербна.[1052]
Соображения именно такого рода, ставящие, как справедливо отмечено в литературе, во главу угла индивидуальную виновность обвиняемого, а не его ответственность перед обществом,[1053] легли в основу двух канадских прецедентов конца 1980-х– начала 1990-х гг., когда Верховный Суд страны признал доктрину конструктивного тяжкого убийства, закреплённую в уголовном кодексе Канады, не соответствующей ряду норм Канадской хартии прав и свобод.[1054] В основу решений суд положил идеи соотносимости стигмата осуждения и наказания за тяжкое убийство с доказанной моральной упречностью совершающего фелонию. Так, в первом из них, вынесенном в 1987 г., Верховный Суд Канады прямо отказался признать за конструктивным тяжким убийством наличие того морально упречного настроя ума деятеля, который мог бы оправдать осуждение и наказание виновного за тяжкое убийство:
«… Существуют (хотя и весьма малочисленные в своём количестве) определённые преступления, когда в силу специальной природы стигмата, налагаемого за их совершение, или возможного наказания принципы фундаментального правосудия требуют mens rea, отображающую специфическую природу такого преступления… Наказание за тяжкое убийство является наиболее серьёзным в нашем обществе, и стигмат, налагаемый по осуждении за тяжкое убийство, является подобным же образом исключительным. Таким образом, становится ясно, что должен наличествовать некий специальный психический элемент относительно смерти, прежде чем виновное причинение смерти может рассматриваться как тяжкое убийство. Такой специальный психический элемент даёт базис моральной упречности, которая оправдывает стигмат и приговор, следующие за осуждением за тяжкое убийство (курсив мой. – Г.Е.)».[1055]
Эти же идеи отразились и в решении 1990 г., окончательно объявившем конструктивное тяжкое убийство неконституционной нормой канадского уголовного права:
«Осуждение за тяжкое убийство влечёт за собой наиболее суровый стигмат и наказание, чем какое-либо преступление в нашем обществе. Принципы фундаментального правосудия требуют – в силу специальной природы стигмата, следующего за осуждением за тяжкое убийство, и возможного наказания– mens rea, отражающую специфическую природу данного преступления. Эффект ст. 213 (УК Канады, отражавшей доктрину конструктивного тяжкого убийства. – Г.Е.) заключается в нарушении принципа, согласно которому наказание должно быть пропорционально моральной упречности преступника… В свободном и демократическом сообществе, ценящем автономию и свободу воли индивида, стигмат и наказание, следующие за наиболее серьёзное из преступлений, тяжкое убийство, должны быть зарезервированы для тех, кто избрал намеренное причинение смерти, или для тех, кто избрал причинение телесного вреда, о котором было известно, что он вероятно причинит смерть… Специальный психический элемент относительно смерти необходим, прежде чем виновное убийство может рассматриваться как тяжкое убийство. Такой специальный психический элемент даёт базис моральной упречности, оправдывающей стигмат и наказание, следующие за осуждением за тяжкое убийство (курсив мой. – Г.Е.)»[1056]
Иными словами, строго теоретически проблема тяжкого убийства по правилу о фелонии лежит в плоскости объективных социальных взглядов на должное и недолжное, заслуженное и незаслуженное, а также на моральную обоснованность уголовного наказания.
Интересно, что статистические данные показывают одобрение присяжными рассматриваемом доктрины[1057], и это можно рассматривать как весьма серьёзный плюс в поддержку предложенного решения проблемы тяжкого убийства по правилу о фелонии.
Последнее обстоятельство можно объяснить разницей между научным и популярным пониманием (читай: пониманием присяжных) поведения, заслуживающего уголовного наказания. Как справедливо отмечает Джеймс Дж. Томкович, взгляды юристов и обывателей на такие категории, как виновность, упречность, моральная ответственность и производное от них понятие юридической ответственности, отличаются:
«… Публичный взгляд на сравнительную значимость ущерба и настроя ума отличается от взгляда научного сообщества… “Случайный” означает невиновный, а “невиновный” означает вне вины (fault). Общество не понимает, что ненебрежное (nonnegligeni) убийство в ходе фелонии связано с отсутствием вины. Лицо, осуществляющее преступное и, вероятно, совершенно аморальное деяние, не является “невиновным”. Если бы не волимый выбор осуществить деяние, то случая для причинения смерти не представилось бы. Поскольку совершающий фелонию морально ответственен за создание ситуации…, он морально ответственен за убийство. В глазах общества существует заметное различие между невиновными лицами, которые совершают убийство без небрежности, и виновными лицами, которые совершают убийство без небрежности… Логика науки считает иррациональным рассматривать их отлично. Популярная логика считает иррациональным рассматривать их одинаково».[1058]
Как следствие, теоретики, утверждающие, к примеру, о том, что тяжкое убийство по правилу о фелонии не согласуется «с прогрессивной тенденцией категоризации убийства в соответствии со степенью виновности»[1059] и «является данью прочности легальным концепциям, коренящимся в простых моральных пристрастиях»,[1060]стремятся, думается, заместить объективные этические ценности, воплощённые в уголовном праве и представленные присяжными и судьями, согласными в большинстве своём с рассматриваемой доктриной, субъективными воззрениями на морально обоснованное и необоснованное. Изначально присущая этой позиции рискованная попытка увязать понимание mens rea с тем, что ранее применительно к концепции строгой ответственности было названо «квази-математическим» подходом,[1061] и здесь не может не вызывать опасения скрывающейся за нею отрицанием категории моральной упречности как неотъемлемого элемента в структуре mens rea.[1062]
В плоскости объективных социальных взглядов, как видится, будут находить своё разрешение и частные проблемы тяжкого убийства по правилу о фелонии, связанные, например, с тем, следует ли его ограничивать лишь кругом очевидно опасных для человеческой жизни фелоний либо же сфера действия данной нормы может остаться без изменений, или с тем, какова её конечная цель – «ограничение насилия, сопутствующего совершению фелоний»,[1063] либо же «предотвращение небрежных или случайных убийств, происходящих в ходе совершения опасных фелоний»,[1064] или с тем, какая из двух теорий – агентская или непосредственной причины – более приемлема на практике. В конечном счёте, ответы на эти вопросы должны являть собой адекватное отражение воззрений социума на то, как необходимо бороться с преступным поведением.
Если всё же попытаться разрешить некоторые из поставленных проблем (или, точнее, приблизиться к их разрешению), то, в частности, относительно ограничения потенциальной области применения нормы о тяжком убийстве по правилу о фелонии можно сказать, что, как представляется, такое ограничение всё же диктуется приведёнными доводами pro. Во всяком случае, чем более опасна для человеческой жизни фелония (либо в силу её природы per se, либо в силу способа её совершения), тем более обоснован стигмат морального осуждения за тяжкое убийство, и наоборот; иными словами, при приложении данной нормы к неопасным фелониям может быть утрачен социальный базис уголовного наказания. С другой стороны, сужение перечня базисных фелоний до круга опасных фелоний означает подразумеваемое, в чём нельзя не согласиться с Гайорой Биндер, включение в структуру тяжкого убийства по правилу о фелонии небрежности относительно причинения смерти.[1065]