Вивьен взглянула на него, ошеломленная такой переменой. Взгляд темных глаз, теплый и уверенный, согрел ее душу.
– Моя мать очень тебя любит, – сказал он, – и сэр Доминик тоже. Клянусь, мы не допустим, чтобы с тобой что-то случилось.
Вивьен проглотила вставший в горле комок.
– А вы? – прошептала она. – Что вы ко мне чувствуете?
Его губы приоткрылись, он неуверенно вздохнул. И тут дверь отворилась, в комнату вошла леди Торнбери, а следом дворецкий катил сервировочный столик.
– Наконец-то завтрак прибыл, дорогие мои, – весело объявила леди Торнбери.
Аден встал и подошел к матери, опять оставив Вивьен наедине с собой.
Глава 27
Вивьен смерила Адена возмущенным взглядом, хотя он все равно не мог этого увидеть. Большую часть пути он провел, максимально удобно устроившись в тесном пространстве кареты с надвинутой на глаза шляпой. Как можно спать в подобных обстоятельствах, было выше ее понимания, и негодование Вивьен все возрастало с каждой оставленной позади милей.
Да, теперь она признавалась себе, что безумно любит его, но это вовсе не означало, что он ее не раздражает, причем в высшей степени, – как умением легко приспосабливаться к любым обстоятельствам, так и своим откровенным стремлением общаться с ней как можно меньше. Первый час пути она, оскорбленная, боролась с ощущением, что ее отвергли, потому что Аден демонстративно от нее отгородился. А сейчас, много часов спустя, ей хотелось только одного – хорошенько надрать ему уши и выбраться из этой чертовой кареты.
Устало вздохнув, Вивьен сдернула очки, которые он заставил ее надеть, и потерла переносицу. Ей все еще не верилось, что непременно нужно носить эту нелепую маскировку, но Аден настоял на своем. Еще он заставил ее надеть уродливейшую накидку горчичного цвета, больше подходящую мужчине, и шляпку с такими огромными полями, что всякий раз, как приходилось входить в карету или выходить из нее, Вивьен чуть не ранила Адену глаза. И все это по его вине, что она и высказала ему вполне определенно, когда он позволил себе издать страдальческий вздох во время их последней остановки.
Вивьен выглянула в окно. Сумерки опускались на безотрадный ноябрьский пейзаж. Скоро станет совсем темно, и остается только надеяться, что на ночь они где-нибудь остановятся. Наверняка даже Аден не будет настаивать, чтобы лошади ломали себе ноги на изрезанных колеями сельских дорогах, подвергая опасности их жизни.
Подняв упавший на пол ридикюль, Вивьен сунула очки в него. Ее тошнило от них, тошнило от грязи и пыли, тошнило от чертова князя Ивана Хованского, из-за которого все они оказались в этом ужасном положении.
– Наденьте очки, Вивьен.
Вивьен вздрогнула от неожиданности, услышав эту команду, и тут же подскочила на своем сиденье, потому что карета угодила в особенно большую рытвину. Упав обратно на сиденье, она ушиблась; спину до самых плеч пронзила боль.
Аден на своем месте даже не шелохнулся. Он сидел в той же позе, что и весь последний час, – руки сложены на груди, шляпа прикрывает лицо. Как, ради всего святого, он сумел разглядеть, что она делает?
– Я думала, вы спите, – пробормотала Вивьен и наклонилась, чтобы помассировать поясницу.
– Спал, пока вы не начали так сильно шуметь.
– Я совершенно не шумела. Просто убрала эти нелепые очки. На улице совсем темно, и я очень сомневаюсь, что кто-нибудь заглядывает в окна проезжающих мимо карет в надежде увидеть меня хоть одним глазком.
Он подтолкнул шляпу вверх и уставился на Вивьен. Несмотря на ее утверждение, сумерки еще не сгустились окончательно и света еще хватало, чтобы заметить его холодный взгляд.
– Тем не менее вы будете носить эти очки постоянно. – Он глянул на кошмарную шляпку, которую Вивьен бросила на сиденье. – И шляпу тоже.
– Может быть, мне не снимать их и во сне? На случай, если князь Иван выскочит из гардероба или из-под кровати, – огрызнулась она.
– Вивьен.
Она безошибочно уловила в его голосе предостережение. С преувеличенным тщанием Вивьен вытащила из ридикюля очки и нацепила их на нос. Затем нахлобучила шляпку на давно помятую прическу и гневно сверкнула на Адена глазами.
– Ну честное слово! Я знаю, что нужно быть осторожной, но вы ведете себя так, будто разбойники прячутся за каждым камнем и деревом. А эта маскировка и вовсе смехотворна. Удивляюсь, что ваша мать хранит такое уродство дома.
Аден выпрямился, сделал повороты в одну и другую сторону, вытянул руки. Раздражение Вивьен куда-то улетучилось, стоило ей увидеть, как напрягаются его мышцы под сюртуком. В отличие от нее холод его не беспокоил. Более того, он давным-давно снял пальто и укутал им ее колени поверх пледа, чтобы она не замерзла.
Укол раскаяния заставил Вивьен мысленно поморщиться. Несмотря на то что держался он холодно, Аден делал все, что в его силах, лишь бы ей было удобно. И все-таки она хотела, чтобы он объяснил, чего ждать, когда они доберутся до деревушки Сент-Клемент. Он сказал что-то вроде «прятаться у всех на виду», но не объяснил своих загадочных слов. Вивьен не представляла даже, что будет, когда они доберутся до гостиницы (при условии, что в самом деле остановятся на ночь). Кроме хорошо вооруженных кучера и грума, никаких других слуг при них не было. Не было горничной, чтобы придать ей хоть какой-то респектабельности на публике, и это представлялось особенной проблемой, несмотря на ее немыслимый наряд.
Аден прищурился.
– Эта маскировка необходима, и вы будете ее носить, пока я не отменю своего решения.
Вивьен с трудом удержалась, чтобы не показать ему язык.
– Вы самый осторожный человек на свете. Можно подумать, что вы шпион – со всеми этими переодеваниями и прятками.
Не смотри она прямо на него, не выбери последние умирающие лучи солнца именно этот момент, чтобы осветить его лицо, Вивьен бы ничего не увидела. Но она успела заметить удивление, мелькнувшее в его чертах и мгновенно сменившееся привычным бесстрастным выражением.
Она обескураженно всмотрелась в него, и тут все маленькие, вроде бы никак не связанные крупицы информации, которые она старательно хранила в памяти, сложились, как в головоломке, и совпали просто идеально. Его скрытность и замкнутость, его туманное военное прошлое, пробелы в личной и семейной истории, его сверхъестественные физические способности, даже его отношения с сэром Домиником, чьи связи с правительством всегда казались ей неоднозначными, – все встало на свои места.
– О боже правый, – выдохнула Вивьен. – Так вы и в самом деле шпион.
На его скуле дернулся мускул.
– Не говорите ерунды. Я солдат, – отрезал Аден, глядя на нее, как ему казалось, скептически.