Читать интересную книгу Ты следующий - Любомир Левчев

На следующий день, 3 сентября, мы покинули Японию. “Группа Георгия Джагарова” распалась на две части. Джагаров, Зарев, Лиляна Стефанова и Тодор Динов вернулись тем же маршрутом, через Москву. А мы проложили себе дорогу домой, фантастичности которой позавидовал бы сам Одиссей. Наш самолет вылетел не в Москву, а в Гонконг. На трапе Начо Папазов тихо прошептал мне: “Аккуратнее, у вас нет гонконгских виз, но там вас будет ждать наш товарищ, и он все устроит”. Наш самолет попал в хвост тайфуна и метался, как рыба, пойманная в сети молний. Мы с Данчо Радичковым сидели рядом и пытались напиться. Наконец могучий самолет все же достиг желтой английской колонии. Некоторое время мы летели, лавируя между небоскребами, после чего приземлились на полосу, которая начиналась аварийными огнями. Лил проливной дождь. Только в зале транзитных пассажиров мы пришли в себя. Йордан заприметил бар и сказал:

– Сейчас я сведу с ума этих китайцев. Закажу пиво “Кроненбург”. Посмотрим, что они будут делать.

И я услышал, как он коварно заказывает бармену в смокинге:

– Гебен зи мир айн “Кроненбург”, битте.

Бармен поклонился. Открыл холодильник и поставил перед Йорданом ледяную бутылку “Кроненбурга”.

А Светлин достал этюдник и начал рисовать китайских стюардесс. Тодор Стоянов растянулся на лавочке и вроде бы задремал. Ну а мы, остальные, кто владел иностранными языками даже хуже, чем Йордан, занялись тем, что попытались исправить наше опасное положение. На помощь нам пришла какая-то пожилая вьетнамка, которая одна-единственная говорила по-французски в этом англоязычном китайском уголке. После разговора с пограничниками она поменяла расу. Ее глаза округлились, а кожа побелела:

– Ребята, ваше положение невообразимо. У вас нет виз, а того рейса до Дели, который отмечен у вас в билетах, вообще не существует.

Мы с Мишо переглянулись, как герои Брестской крепости. Положение было безвыходным. Если Родина вспомнит о нас, она может нас спасти, а если нет…

Мы приняли решение пока не волновать группу, тем более что меня вдруг осенила отчаянная идея. Одна тщеславная стюардесса стала позировать Светлину. Я заглянул в его этюдник. Рисунок был отличным. Я вырвал его из рук творца и с чрезвычайно галантным поклоном преподнес девушке, не преминув еще и показать ей свой паспорт и билет. Светлин был возмущен и принялся сыпать ругательствами в мой адрес, но я на него шикнул, а стюардесса тем временем сообразила, что от нее требуется. Она взяла билет и мой паспорт и куда-то исчезла, а немного погодя вернулась со своей коллегой, которая говорила по-французски. Они собрали все наши билеты и снова удалились. Прошло уже много времени, и группа даже начала ворчать. К счастью, стюардессы появились и объяснили нам, что произошло недоразумение: рейс самолета, прибывающего из Камбера, вписали в наши билеты по ошибке, и девушки смогли отыскать наши фамилии в списке зарегистрированных. Всего лишь несколько минут спустя мы уже летели к Индийскому океану. Кто сказал, что искусство не спасет мир?!

Забастовка Британских Авиалиний задержала нашу группу в Дели дольше, чем предполагалось. Нас разместили в посредственной гостинице “Джан пат” (“Народная дорога”) на одноименной улице, которая до недавнего времени называлась “Раджа пат” (“Царская дорога”). Народная дорога среди этой засухи была весьма пыльной, и на ней под небом цвета индиго спали тысячи странствующих нищих, святых, посыпающих головы пеплом, дующих в свои флейты носом факиров, перед которыми покачивались загипнотизированные кобры… Издалека доносился трубный стон слонов – аттракцион для богатых туристов. С утра проезжали телеги, собирающие умерших от голода.

Посещение Лунного базара было еще кошмарнее, потому что там преобладали прокаженные и больные всякими заразными болезнями. Они выпрашивали хотя бы одну рупию, что равнялось одному окурку сигареты. Мне было плохо психологически, окружающая нищета мешала мне есть. И я только и делал, что пил виски “для дезинфекции”. Мы побывали в Агре, но это абсолютно не подняло мне настроения. На потолке гостиничного номера вертелся бессмысленный вентилятор, который окончательно сводил меня с ума. И мне хотелось выброситься с балкона. Возможно, я бы так и поступил, если бы мне не сказали, что Роберт Рождественский уже попробовал этот путь спасения, причем именно здесь. Мы прогулялись и до Тибетского рынка, где дети Далай-ламы продавали свои семейные реликвии.

Наконец-то нам нашли места на рейсе Pan Am. Гигантский “Джамбо Джет” приземлился в Бейруте. Там нас встретил посол, который сулил нам чудеса из “1001 ночи”, но группа устала и захотела лететь дальше в Каир. Не знаю, почему я уперся и настоял на том, чтобы мы задержались. Потому что при мне упомянули “Казино де Либан”, – говорили потом мои друзья. Так или иначе, но еще в машине по дороге из аэропорта в город мы услышали по радио, что наш самолет был захвачен террористами через несколько минут после его вылета из Бейрута в Каир. Несчастный гигант отогнали куда-то в арабскую пустыню и держали там долгие недели, пока пассажиры не сошли с ума. Стоило моим спутникам услышать об инциденте, как они принялись меня благодарить.

Тот сказочный Бейрут, который мы осмотрели за несколько часов, уже никто не увидит. Очень скоро война разрушит его, а ведь это был один из самых красивых городов мира. На следующий день толпа миллионеров бушевала в аэропорту и размахивала перед нами тысячедолларовыми пачками, с которыми они готовы были расстаться за один билет в любую сторону. Паника охватила регион. А мы, как избранники судьбы, вылетели в Каир советским самолетом – одним из тех, которые в то время не смели угонять.

Арабы в Египте впали в националистический транс. Гиды и нищие в долине фараонов у пирамид стали учить русский. Риски профессии.

9 сентября мы были в Афинах. А оттуда уже до дома было рукой подать.

С Акрополя мы видели то, что нельзя увидеть даже с самой высокой башни на этой планете: солнечную пелену Эгеи.

В нее был завернут маленький солнечный остров – родная Итака нашей заболевшей прогрессом цивилизации?

Или один из солнечных островков Ямбула, о которых пишет Диодор?

Или сам остров Утопия – гениальная фантасмагория, которая лишила головы святого Томаса Мора и заставила Нострадамуса написать свои предсказания в таинственных “Центуриях”?

...

Дорогой читатель, ты можешь пропустить скучные страницы этой главы, занимающейся восполнением лакун и белых пятен.

В XX веке их обыкновенно пролистывали.

Глава 21 Наивные заметки, которые я в шутку назвал “История средневекового коммунизма (краткий курс)”

Они утверждают, что крайняя нищета делает людей негодяями, хитрыми, лукавыми, ворами, коварными, отверженными, лжецами, лжесвидетелями и т. д., а богатство – надменными, гордыми, невеждами, изменниками, рассуждающими о том, чего они не знают, обманщиками, хвастунами, черствыми, обидчиками и т. д. Тогда как община делает всех одновременно и богатыми, и вместе с тем бедными: богатыми – потому что у них есть все, бедными – потому что у них нет никакой собственности; и поэтому не они служат вещам, а вещи служат им. И поэтому они всячески восхваляют благочестивых христиан и особенно превозносят апостолов [60] .

Томмазо Кампанелла

I

1. Из всех утопий самая великая – это Библия. И по сей день с ее помощью верующие заполняют “пустоту” в своей душе. А там Бог, который есть истина, и истина, которая есть Бог.

Считается, что:

в Священном Писании Бог заключает два торжественных договора с простыми смертными;

Ветхий Завет, напомнив о сотворении мира и грехопадении, обещает приход Спасителя;

Новый Завет свидетельствует, что Бог исполнил Свое обещание. Второй договор гарантирует Второе пришествие и справедливое воздаяние каждому.

Четыре Евангелия написаны: Матфеем – человеком (который до посвящения был сборщиком податей и звался Левий, а после того как апостолы разошлись по миру, попал в Эфиопию, где и принял мученическую смерть); Марком – львом (Марк был рожден в Иерусалиме, основал Александрийскую христианскую коммуну, и посему он наиболее почитаем в Венеции); Иоанном – орлом (называемым Богословом – любимым апостолом и учеником Христа; рыбаком, как и Петр; сидевшим рядом с Христом во время Тайной вечери; которому Учитель, уже распятый на кресте, повелел заботиться о Богоматери; умершим в великом городе Эфесе, руины которого до сих пор белеют, как кости, вблизи Смирны); и Лукой – тельцом (лекарем из Антиохии, а также сподвижником апостола Павла, художником, который, помимо своей части Евангелия, написал и Деяния святых апостолов, но, как и остальные евангелисты, почти не оставил другого свидетельства о своей личной судьбе; хотя нам все же известно, что три века спустя в Константинополе в храме Двенадцати апостолов уже были выставлены на поклонение его нетленные мощи).