мж-300», а вы палили из ружей двадцать второго калибра. Если бы я попал в него, то он разлетелся бы на куски!
— Ты не можешь быть уверенным, Джон, — .снова сказал Рутер.
— Да нет же, Кеттеринг был убит одним из ваших ружей!
— Почему вы не сказали этого тогда?
— Я не соображал тогда ничего, — ответил Мэрфи. — Вы знаете все! Никто из нас не соображал тогда ничего!
— Как это случилось? — спросил Хейвз.
— Мы остались в лесу с убитым, — сказал Миллер. Губы го дрожали. — В лесу было так тихо! Не слышно было ни мука! Мы едва дышали, помнишь, Франк? Разве ты забыл, как было тихо после крика Кеттеринга?
— Да, — ответил Рутер. — Ты прав!
— Мы столпились у мертвого тела, не зная, что предпринять — в лесу было убийственно тихо!
Хейвз явственно представил эту сцену: трое стоят молча, ошарашенные, у их ног тело Кеттеринга, и вокруг ни звука. Он понял, что для этих троих время откатилось назад, туда, то несчастное утро в горах Айдирондака, и что у них все же самые мрачные впечатления, словно они сделали это еще раз!
— Мы не знали, что нам делать, — произнес Миллер.
— Я хотел сообщить властям, — буркнул Мэрфи.
— Но как бы мы это сделали? — возразил ему Рутер. — Он был мертв. Проклятие, вы же видели, что Кеттеринг убит!
— Но это же был несчастный случай!
— Какая теперь разница! Сколько человек было повешено из-за несчастных случаев!
— Все же нам следовало сообщить полиции!
— Мы не могли, — пояснил Миллер. — А что, если в полиции не поверили бы нам? А что, если бы власти обвинили нас в умышленном убийстве?
— Но они могли бы и поверить нам!
— Даже если бы они и поверили нам, — сказал Рутер, — все равно, какой скандал! Мое дело бы рухнуло!
— И моя работа тоже, — подтвердил Миллер.
— В каждой паршивой газетенке появилась бы подборка наших физиономий. И все бы они строили догадки, кто же из нас убил его. Как бы мы смогли жить после этого?
— Все же нам следовало бы сообщить полиции, — упрямо твердил старик Мэрфи.
— Мы поступили правильно, — сказал Миллер. — Никто не видел нас! '
Некому было доносить на нас!
— Это было не убийство. Нам следовало бы…
— Он был мертв, черт возьми! Ты что, хотел, чтобы полицейские и репортеры влезли и превратили в ад твою жизнь? Ты хотел, чтобы все, что заработано годами, рухнуло в один миг? Это же было случайное убийство! Если малый был мертв, как мы могли быть опасными ему и дальше? Мы знали, что Кеттеринг был одинок. Мы знали, что, кроме сестры, у него никого нет! Изуродовать свои жизни из-за мертвеца? Использовали шанс, за который закон судит нестрого? Мы поступили правильно! Это было единственное, что нам оставалось сделать!
— Я полагаю, — сказал Мэрфи, — что мы поступили правильно.
— Мы похоронили его, — сказал Миллер. — Затем сняли машину с тормозов, заперли все двери и сбросили ее в озеро. Мы думали, что никто не видит нас. Мы были уверены, что одни в лесу!
— Ошибаетесь, господа! — строго сказал Хейвз. — Вам все жа следовало бы сообщить властям! Вы совершили преступление, которое карается пятнадцатью годами тюремного заключения и штрафом в одну тысячу долларов. Если бы вы сообщили, то вам бы приписали неумышленное убийство, за которое карают послабее. Это же было случайное происшествие! Вы могли бы отделаться по дешевке!
— У нас не было времени, чтобы проконсультироваться t адвокатом, мистер Хейвз. У нас было время только действовать!
И мы поступили так, как посчитали правильным. Я не знаю, что бы вы сделали на нашем месте?
— Я бы пошел с повинной, — ответил Хейвз.
— Это ваше дело! Может быть, и не пошли бы! Вам легко так просто болтать про дело, не касающееся вас. Вы не стояли С ружьем у распростертого под вашими ногами тела, как пришлось нам. Легко рассуждать и принимать решения, сидя в кресле. Нам выбирать не приходилось, и мы быстро сообразили, что дрлать! Вы когда-нибудь убивали людей, мистер Хейвз?
— Нет, — ответил Хейвз.
— Тогда заткнитесь про то, что вы бы сделали или не сделали! Мы приняли единственно правильное решение. Мы поймали, что это было убийство, разве вы не понимаете? — сказал Миллер.
— Я же говорил вам, что лучше признаться, — снова сказал Мэрфи. — Говорил вам! Вы оба настаивали на обратном! Трусы! Мне не следовало бы слушаться трусов! Напрасно я пошел у вас на поводу.
— Заткнитесь! — рявкнул Миллер. — Откуда нам было знать, Что за нами кто-то следит!
— Крамер, — подсказал ему Хейвз.
— Да, — ответил за него Рутер. — Крамер — сволочь.
— Когда вы получили от него послание со словами: «Я ридел вас!»?
— Сразу после возвращения домой.
—' И что дальше?
— Он потом позвонил по телефону. Мы встретились с ним Изоле в конце сентября. Он сказал, что считает всех нас виновными в убийстве Кеттеринга, он сказал, что видел, как мы стреляли, видел, как хоронили Кеттеринга и как утопили vro машину. А так как он считает нас равными в содеянном, то все мы одинаковы перед правосудием, и нам следует одинаково платить ему за молчание. Он потребовал от нас тридцать шесть тысяч долларов, по двенадцать тысяч с каждого.
— Вот почему он сыпал деньгами в конце сентября! Ну ладно, дальше, — сказал Хейвз.
— В октябре он пришел к нам с другими требованиями, — сказал Рутер. — Он потребовал дополнительно десять тысяч от каждого, всего тридцать тысяч. Он сказал, что это последнее го желание. Мы не могли собрать сразу такие деньги и уговорили его принять частично в два приема: один — в октябре, другой — в январе будущего года. Мы отдали ему двадцать одну тысячу долларов в октябре и заплатили оставшиеся девять в январе.
— Ага, — сказал Хейвз, — теперь мне ясно, что каждый положенный вклад на счёт был новым, разделенным на три. Теперь ясно! Ну, а апрельский вклад? Пятнадцать тысяч долларов!
— Мы ничего не слышали о нем в течение зимы. Мы начали уже думать, что он сдержал свое слово, — сказал Мэрфи. — Но |атем, в апреле, он снова позвонил и потребовал еще пятнадцать тысяч. Он, правда, поклялся, что это последнее вымогательство. Мы выплатили ему эти деньги.
— Это было все? — спросил Хейвз.
— Если бы, — ответил Миллер.*— Если бы последние деньги. Крамер был бы жив! Он позвонил в июне и снова приказал нам принести ему еще пятнадцать тысяч. Это было уже невыносимым, и мы решили прикончить его.
— Он нас разорял! — закричал Рутер. — Я только начал становиться на ноги. Я должен был отдавать