Артемида сделала паузу, чтобы отдышаться, и поймала тяжелый взгляд Персефоны. Взгляд этот был устремлен вовсе не на неё — подруга была там, с Левкой, с Аидом.
Похоже, что в основном с ним, иначе она не мешала бы греческие ругательства с варварскими.
— А мне вот интересно, — оживилась вдруг Гера, — почему ты так хорошо это помнишь? Прошла по меньшей мере тысяча лет, а ты вспоминаешь едва ли не дословно.
— Да, кстати? — заинтересовалась Геката.
Артемида глубоко вздохнула. Посмотрела на Геру, посмотрела на Гекату. Потом перевёла взгляд на Персефону. В очередной раз пожалела, что поддалась искушению и вытащила на свет эту давнюю историю.
И решилась.
— Потому, что до встречи с Аидом Левка была моей любовницей. И все это время она любила меня, только меня. Поэтому она и умерла от тоски, как и собиралась. И, самое грустное, никакой пользы Концепции это не принёсло. Потому, что когда мы разыграли карту Ареса, обнаружили, что Подземный мир не считает его настоящим Владыкой и, видимо, до сих пор предан Аиду, Левка уже была тополем. А сам Аид исчез в неизвестном направлении, затерялся среди смертных. Мы пытались найти его, параллельно пытались придумать, из кого сделать нового Владыку, подобрать для этого дела смертного или все же продолжить с Аресом, а потом столкнуть его в смертность (не знаю, как именно, но у Афродиты были свои идеи). И провозились с этим делом тысячу лет. И я, знаете, как-то даже и увлекалась процессом, и не замечала, что Афродиту… кхм… переклинивает.
— Ужас, — вздохнула Гера. — Левку жалко. Аида тоже. Надеюсь, он не узнает, что я его жалею.
— А мне Левку не жалко, — отрезала Персефона. — Она даже не представляет, насколько ей повезло, что она умерла!..
Артемида хотела возразить, пожалеть маленькую океаниду, но посмотрела на решительное лицо подруги и поняла, что Левке действительно повезло.
Что Персефоне до неё не добраться.
33
Персефона
К большому сожалению Персефоны, Артемида понятия не имела, где сторонницы Концепции держат мужчин. Не до того было — запомнила только, что после успешного лишения Персефоны невинности Афродита отправила Ареса сторожить Аида в каком-то чулане. Предводительница Концепции не без оснований считала Подземного Владыку опасным. Но где находится этот самый чулан, и сидят ли там наряду с Аидом Зевс и Посейдон, как-то прошло мимо Артемиды. Как поняла Персефона, Артемида в этот момент не могла думать ни о чем, кроме ее, Персефоны, несчастной судьбы. Что, впрочем, и к лучшему — не окажись подруга такой впечатлительной, и не считай она изнасилование самым ужасным, что может произойти с женщиной, она, пожалуй, до сих пор не решилась бы перейти на их сторону.
Поэтому подземная царица даже не стала её разубеждать, говорить, что со временем ко всему привыкаешь, и что второе лишение невинности шокировало её вовсе не так, как первое. Благо она и сама хотела разрешить наконец парадокс «многоразовой девственной богини». Досадно только, что этим делом опять занимался Арес. Впрочем, если бы она таки реализовала свои планы по соблазнению Аида, ещё неизвестно, какими проблемами с Деметрой им бы это потом обернулось.
Стоило вспомнить ненормальную мать с её ядовитыми цветами, и у Персефоны резко испортилось настроение. Говорить что-то Артемиде расхотелось в принципе, и царица лишь буркнула что-то вроде «Просто у тебя ещё детей не жрали» и сотворила себе новое одеяние, взамен порванного Аресом. Ужасно хотелось принять ванну, но царица, естественно, не стала тратить на это время. Единственное, она глотнула немного нектара, припасенного Артемидой. Остатки потом допила Геката — залечивала фингалы под глазами. Сколько-то удалось влить в Амфитриту, но толку это не принёсло никакого — алкогольные пары не желали отпускать её из своих объятий. В итоге Морскую Владычицу кое-как тащили два призрачных тела Гекаты — идею оставить её в чулане все забраковали.
— Ничего, — сказала Артемида. — Сейчас мы освободим Деметру, может, она сможет помочь. Я уверена, она знает травы, способные побороть алкогольное опьянение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Моим самогоном? — приподняла бровь Геката.
— Поверь, это безнадежно, — хихикнула Гера. — Уж я-то знаю!
— К тому же, — медленно сказала Персефона, — я не имею никакого желания с ней общаться.
— С Амфитритой? — подмигнула Царица цариц.
— С Деметрой! — отрезала Персефона. — Идите, освобождайте её без меня. Не хочу её видеть.
Меньше всего на свете она хотела видеть сейчас собственную мать — уж точно не после её самодеятельности с букетом. Но Артемида, полдня наблюдающая Деметру в состоянии глубокого раскаяния, настаивала на том, что Персефона должна показаться ей на глаза. Позволить ей убедиться, что с ней все в порядке, и только потом отправляться на поиски остальных.
— Не хочу её видеть, — сухо повторила Подземная царица. — Не собираюсь. Только через мой труп.
— А… — начала Гера, и тут же замолчала, видимо, вспомнив что-то свое. — А нечего её заставлять! — заявила она. — Не хочет видеть Деметру — не надо! Это что за насилие, Артемида?! Сначала ты травишь несчастных невинных нимф отравленным вином, потом за Персефону берешься — куда это годится? Неужели гордая богиня — охотница…
Артемида смущенно порозовела; Персефона отвернулась, скрывая усмешку, и, безошибочно (по всхлипываниям) определив, что они как раз добрались до нужного чулана, притормозила, пропуская Геру с Артемидой и Гекату с Амфитритой вперед. Чуланчик никто не охранял — Афродита не посчитала нужным, а, может, решила поберечь нервы своих сторонниц — поэтому они спокойно вошли внутрь. А Персефона пошла дальше — определённо, общение с Деметрой было выше её сил.
Она спокойно шла по мраморным полам олимпийского дворца и поражалась его пустынности. Ни нимфы, ни амазонки вокруг — хотя, по словам Артемиды, совсем недавно здесь обреталась добрая половина сторонниц Концепции. Это могло означать лишь одно — они все снаружи, дружной толпой стерегут Афродиту. А, значит, туда не пробиться, разве что по головам. Или сверху, тогда нужно добывать колесницу или крылатые сандалии. Или дарующий невидимость хтоний Аида — а хтоний был у Макарии. Геката рассказала, что дочь ухитрилась стащить его перед носом у Ареса, благо тот по-прежнему был уверен, что невидимость (причем только в Подземном мире) дарует его идиотский шлем в перьях. Подумал бы головой — стал бы Аид такое носить?..
Хотя Аид, с его ненормальной любовью к варварской одежде, возможно, как раз бы стал. Раз уж он не испытывает никаких моральных терзаний, надевая под классический тёмный хламис скроенную по скифской моде рубаху и варварские штаны, то, может, не будет протестовать против шлема попугайских расцветок.
Так или иначе, пропажу Макарии, как ни странно, никто не заметил. Сторонницы Концепции явно не принимали её всерьез. Поймали дочь Персефоны — хорошо, не поймали — тоже ничего страшного. А зря. Макарию не стоило недооценивать даже саму по себе, а уж экипированную шлемом невидимости — тем более.
Нет, Персефона, конечно, слегка волновалась. Сначала она пыталась успокоить себя мыслями о том, что дочь, наверно, не будет лезть в самую гущу событий… да как бы не так! Именно этим Макария и займется, как только поймет, что она, Персефона, свободна и рвется в бой. И ладно если не сразу — окажись она на месте дочери, то первым делом провела бы разведку в логове Афродиты, попыталась бы сорвать её ритуал, и лишь после этого побежала бы спасать мать.
Странно, но мысли о том, что Макария наверняка уже крутится где-то поблизости, помогли Персефоне перестать беспокоиться. В конце концов, если есть вещи, которые действительно невозможно изменить, то характер Макарии — в их числе. Так что незачем и пытаться, а то не заметишь, как превратишься в Деметру.
Стоило Персефоне подумать о Деметре, и она снова расстроилась. Ну как она может быть такой… сдвинутой? Царица покачала головой и ускорила шаг, с упорством, достойным лучшего применения, осматривая каждый чуланчик, каморку, и, уж тем более, каждые пустующие покои — не важно, чьи. Вот эти явно Диониса, только хозяином там не пахнет, а эти — Гефеста, и тоже пустые, ну, а тут живет Артемида… ну, как, живет — останавливается, когда появляется на Олимпе, а там, впереди — роскошные двери, ведущие в супружескую обитель Зевса и Геры. Вот там-то, наверно, и держат…