сдвинулся с места. Слишком страшно было увидеть ненависть в ее глазах. Он это заслужил, но где-то в глубине омертвевшего сердца теплилась надежда, что она все еще любит его.
И, возможно, простит, но он не мог простить себя.
– Как ты посмел сюда явиться? – раздался за спиной гневный голос.
Хян медленно обернулся и сквозь заливавший глаза дождь увидел Доёна. В два широких шага друг преодолел разделявшее их расстояние и схватил его за грудки. Его лицо исказила злоба и презрение. Хян не сделал попыток вырваться, просто болтался беспомощной куклой в руках лучшего друга.
– У тебя еще хватает совести сюда приходить? Посмотри, что ты и твой отец сделали с ней! Я знаю, что письмо инспектору отнес ты! Мерзавец! – Доён выплевывал слова, и каждое из них разъедало кожу, как проказа.
– Доён… – просипел Хян. Оправдываться не было сил. – Спаси ее. Я знаю, ты давно ее любишь. Прошу, не бросай Сан, помоги ей. Она осталась одна, ей не на кого опереться.
– Какая наглость! – Мин выпустил его из рук и сморщился, глядя на бывшего друга как на насекомое. – Еще смеешь просить меня о чем-то!
– Я прошу не для себя, – опустил голову Хян. Дождь хлестал по щекам и шее. – Она должна жить. Любой ценой спаси ее от того ужаса, что ее ждет. Мне нет прощения, но я надеюсь, что Сан будет жить и, возможно, иногда улыбаться. Я знаю, ты не такое ничтожество, как я. Ты не заставишь ее плакать.
Доён молчал.
– Обещай! Умоляю, спаси ее! – он шептал как в горячке, схватив друга за плечи.
Мин тяжело вздохнул и отвернулся.
– Если бы она обручилась со мной, все сложилось бы по-другому. Я отступил, потому что вы любили друг друга, но в итоге ты принес ей только несчастья.
И в конце концов с ней остался я, – глухо ответил он и посмотрел на Хяна. В его глазах плескалась горечь. – Я клянусь, что никогда не оставлю Сан и сделаю все, чтобы она была счастлива. Но не из жалости к тебе, а потому что не могу позволить ей страдать. Не смей больше никогда называть меня другом.
Хян облегченно вздохнул, и этот вздох острой болью прострелил грудь. Единственная женщина, которую он когда-либо любил, будет обнимать другого. Не он, а другой мужчина будет целовать ее по ночам, но это малая цена за спасение ее жизни. А большего и не нужно, главное, чтобы она жила. Только бы она жила.
– Возьми, – Хян вытащил из широкого рукава шпильку, которую вчера купил для Сан на рыночной площади. – Отдай ей, это мой прощальный подарок.
Доён нерешительно принял его и мрачно кивнул.
– Я останусь здесь на всякий случай, – пообещал он. – Вдруг ворвутся грабители, прознав о том, что дом министра Кима пустует.
– Спасибо, – искренне поблагодарил Хян, мысленно добавив «Мой друг!» и, развернувшись, медленно побрел прочь.
Как жить с таким грузом вины? Как дышать, зная, что своими руками разрушил жизнь любимой девушки? Как спокойно спать, думая о том, что она теперь будет жить в доме кисен и развлекать богатых похотливых стариков? Невыносимо… Глухое, беспросветное отчаяние навалилось на плечи. Он не видел впереди ни единой причины жить. Отец, который всегда был примером, предал его, уничтожил все, что было дорого. Он стал невольным виновником ужасной беды любимой девушки и теперь навсегда останется для нее врагом. Одна лишь надежда слабо разгоняла этот беспросветный мрак: Доён сдержит свое слово. Он позаботится о Сан.
Хян брел по склону горы, оскальзываясь на разбухшей почве. Цеплялся за ветки и упорно поднимался вверх. Небо будто сошло с ума, опрокидывая на землю бесконечное количество воды. Но дождь не мог смыть с души черную грязь отчаяния. Да, он слабак. И завтра скажут, что он поступил малодушно, но это уже не будет иметь никакого значения. Гореть в аду собственных страданий невыносимо. Жить, каждый день умирая внутри, не было сил.
Поднявшись на вершину, Хян посмотрел на залитый дождем Ханян. Где-то на востоке его Сан в беспросветном одиночестве коротала самую страшную ночь в своей жизни. Если бы только он имел способность стереть ее воспоминания, замуровать эту боль в ее памяти навечно, он бы сделал это. Но, увы, это ему не под силу. Главное – чтобы она жила. И, может быть, когда-нибудь ей выпадет шанс стать счастливой.
Закрыв глаза, Ли Хян поднял голову, последний раз в своей жизни ощущая, как мощно бьют по лицу капли дождя. «Прощай, Сан. Я никогда не изменю своему обещанию и буду любить тебя всегда. Даже если вода выйдет из берегов и небо упадет на землю. Моя любовь к тебе бесконечна, и я клянусь, что сохраню ее до последнего вздоха», – повторил он свою клятву и сорвался вниз.
Холодный туман липкими щупальцами скользил по коже, пробирался под длинные полы ханбока, путался в волосах. Ли Хян очнулся на мосту. Вокруг белыми клубами лениво полз туман. Ни впереди, ни сзади не видно ничего. Ни конца, ни начала. Он поднял голову, пытаясь отыскать глазами солнце, но его тоже не было. Нависшее над головой небо было странного, темно-лилового цвета, расчерченное желтыми всполохами. Но они не походили на солнечные лучи, да и вообще краски неба не походили на привычные, будто Хян оказался в другом мире, отдаленно похожем на тот, где он жил.
«Неужели это и есть жизнь после смерти?» – подумал он.
Он ощущал свое тело, продолжал мыслить, следовательно, по крайней мере его душа не канула в небытие и продолжала жить.
Куда идти? И что там, впереди, на другом конце моста? Стоять на месте бессмысленно, поэтому он двинулся вперед, чувствуя, как при каждом шаге под ним раскачивается подвесной мост, с двух сторон ограниченный толстыми веревками. Хян посмотрел вниз и тут же схватился за канаты: под ногами клубилась черная бездна. Расстояние между досками было большим, мост качался. Один неверный шаг – и он сорвется в пропасть. О том, что внизу, не хотелось даже думать.
Хян осторожно двинулся вперед, и белая субстанция расступились перед ним, постепенно открывая дорогу. Но другой берег по-прежнему оставался скрыт туманом.
Он уже потерял счет времени и не знал, сколько шел. Но ему казалось, что бесконечно долго. Вокруг ничего не менялось, ни небо, ни темная мгла под мостом, ни трепещущая по обе стороны белая взвесь. Сколько еще ему идти?
Постепенно в мыслях начали всплывать воспоминания. Далекие, будто это было не с ним. Чужие и в то же время такие