инспекцию. Дочь не посмели тронуть только потому, что она все еще была обручена с сыном Ли Доджона, поэтому она осталась дома, ожидая приговора.
Хян узнал это, пока шел к Сан, чтобы пригласить ее прогуляться по городу. Эта новость не просто потрясла его, она выбила из него весь дух. Стоя в толпе простолюдинов, он смотрел, как его будущего тестя и всех домочадцев раздели до исподнего, связали и вели сквозь толпу. Сан вместе с ними не было. Люди переговаривались между собой, пересказывая друг другу услышанные сплетни.
– Говорят, его лучший друг предал…
– А дочка-дочка? Что с ней теперь будет? – Хян застыл, не в силах сдвинуться с места. Он не мог отвести глаз от господина Кима, по лицу которого текла кровь.
– Да знамо что! Отдадут в дом кисен…
– Жалко дочурку, добрая она была, приветливая, даже кланялась, бывало, при встрече…
Слова взрывались в мозгу огненными фейерверками, и Хян не мог осознать их смысла. Кисен?! Его Сан, его чистая, прекрасная Сан станет кисен?! Это не поддавалось осмыслению, и фразы кружились в абсолютно пустой голове. Наверное, это какая-то ошибка! Что случилось за одну лишь ночь? Ведь еще вчера они гуляли по этой самой улице, она улыбалась ему и даже подарила первый, такой долгожданный поцелуй… И тут простая мысль ударила его в грудь: письмо инспектору, которое написал отец. Это сделал он. Он уничтожил семью Ким, подверг его любимую страшному унижению, он разрушил их счастье!
Черная злоба разлилась по венам, и, не помня себя, Хян бросился домой. Если отец признается, что сделал это, он заберет его жизнь. Задыхаясь от ярости, Хян распахнул дверь кабинета и застыл на пороге, увидев, как Ли Доджон невозмутимо сидит на шелковых подушках и читает, словно не произошло ничего ужасного. Словно это не он только что исковеркал чужие жизни и растоптал будущее собственного сына.
Это чудовищное равнодушие ощущалось, как пощечина. Хян схватил один из мечей, украшавших кабинет, и наставил его на отца.
– Хочешь меня убить? – невозмутимо спросил господин Ли, даже не подняв головы.
– Зачем вы это сделали? – прошептал Хян. Голос изменил ему. – Ведь он был вашим другом!
– Юнмин стал мешать мне, – все так же ровно ответил отец и с тяжелым вздохом отложил книгу. – Увы, такое случается. В политике не бывает друзей. Любая дружба заканчивает там, где начинаются непримиримые противоречия. Ты должен запомнить этот урок и держать свои чувства под контролем. Главное – это наша семья! Я подготовлю для тебя место в Совете министров, и ты продолжишь мое дело.
– Как вы можете… отец! – меч выпал из дрожащих пальцев, звонко ударившись об пол. Отец нисколько не раскаивался и искренне считал, что поступил правильно. – Поэтому вы поручили отнести донос на господина Кима именно мне?
– Твоя любовь к этой девчонке давно меня беспокоила, – Ли Доджон поднялся на ноги и, заложив руки за спину, неспеша прошелся по комнате. – Я должен был привести тебя в чувство. Зная, как ты привязан к дочери Юнмина, я предполагал, что ты можешь натворить глупостей, чтобы помочь ей. Выкрасть, сбежать вместе или еще что-то подобное. Поэтому решил, что лучше исключить такую возможность и сделать это твоими руками.
Он остановился напротив потрясенного сына.
– Не думаю, что после этого Ким Сан простит тебя, – добавил он вкрадчиво.
– За что, отец?.. – прошелестел Хян, чувствуя, как внутри ширится непомерная боль. Такая, какую человеческое сердце просто не может выдержать. – Ведь это вы настаивали на нашем браке! Так почему так жестоки со мной?!
– В свое время я считал, что это будет выгодный союз. Но сейчас все изменилось. Ты должен стать сильным, – отчеканил Ли Доджон, становясь напротив сына. В его холодных глазах не было ни капли тепла и сочувствия. – Сейчас не время лить слезы! Передо мной открылись невероятные перспективы! Я могу стать правым советником Его величества, и никто – даже ты – не должен стоять у меня на пути. Я убью любого, кто попытается мне помешать. Соберись и прими то, что тебе милостиво дает судьба!
Сердце болело, стонало, истекало кровью, и Хян совершенно не знал, что делать. Первая реакция – гнев и желание растерзать того, кто сделал это с Сан, ушло. Осталась лишь тоска и безысходность. Хян слишком хорошо знал своего отца. Он не уступит и не смилостивится. Его не проймут ни угрозы, ни крики, ни шантаж, ни мольба. Если бы был хоть один шанс спасти Сан, Хян простоял бы на коленях у покоев отца всю ночь, но он знал, что это бесполезно.
Ему так хотелось увидеть ее! Он не мог представить, какой ужас она испытывает сейчас, лишенная семьи, всеми брошенная, одна в пустом доме. Но у него не хватало мужества показаться ей на глаза после того, что он совершил. Она не простит, никогда не простит ни его, ни его отца. Любовь, которая была смыслом их жизни, убита, растоптана, уничтожена. Да и какое он имел право просить у нее прощения, когда своими руками уничтожил ее семью? Ужасное чувство вины раздирало душу на части.
На улице шел дождь. Нудный, сильный, он лил без остановки, смывая с лица земли все, что еще вчера было так важно. Хян брел по улице, потоки воды стекали по щекам, заливались за воротник, но он ничего не чувствовал. Дышал рвано и поверхностно, потому что полноценный вдох разорвал бы грудную клетку в клочья. Все, во что он верил, теперь не имело смысла. Уважение к отцу, планы на будущее, картины счастливой жизни рядом с любимой женщиной поглощала стремительно надвигающаяся тьма. Будущее исчезло, завтрашний день не наступит, и для Ли Хяна уже никогда не взойдет солнце.
Время от времени из тупого оцепенения его вырывали мысли. Почему он не открыл тот конверт? Если бы знал его содержимое, то мог бы хоть что-то сделать. Отец оказался прав во всем, он бы попытался спасти Сан любой ценой. А теперь все безвозвратно разрушено. Он навсегда останется предателем, чьими руками было совершено преступление против ее семьи. У него нет права просить прощения, он его просто не заслуживает.
Хян не заметил, как ноги привели его к дому Сан. Распахнутые ворота, разбросанные по двору вещи, открытые двери. Окна были темны и безжизненны, и лишь в одном из них горел слабый свет напольной лампы. А обтянутые бумагой створки отражали неподвижный силуэт. Сердце сорвалось с цепи, помчалось к ней, чтобы согреть, успокоить и утешить любимую. Ей, наверное, так страшно сейчас… Но Хян не