Оказавшись наверху, Виктор сначала зажмурился, а потом несколько раз напряженно моргнул, пытаясь заставить глаза привыкнуть к еще более яркому свету, настолько сильному, что, казалось, он начинает сжигать его изнутри. Солнце стремилось к этому месту, будто пытаясь зажечь лампу, давно умершую и переставшую освещать путь заблудшим кораблям. Потерев глаза, он все же опомнился и протянул руку Грейс, а потом и Пенелопе, помогая подняться. Наконец показался и Иероним, который замыкал их цепочку.
Они оказались в небольшой каморке — неаккуратно заправленная одноместная кровать, небольшой стол с керосиновой лампой и несколько книг, сложенных в ровную стопку. Видимо, комнатка предназначалась для смотрителя маяка, но сейчас здесь жил кто-то другой. Кто-то, кто старательно избавлялся от любого намека на пыль или плесень во всей комнате, и Виктор прекрасно узнавал эту чистоплотность.
Он молча пересек комнату — для этого понадобилось всего пара шагов — и уверенно дернул за ручку, чтобы зайти в помещение, в котором находился прожектор.
Маячный излучатель, ослепший, лишенный возможности снова светить, стоял среди всех этих высоких окон, невидящим глазом смотря на горизонт. Его рычаги и шкалы притягивали к себе взгляд, и Виктор долго всматривался в них, словно завороженный. Очнувшись от прикосновения Грейс, Гадатель снова оглянулся, скользнул взглядом по рабочему месту смотрителя, по каким-то еще устройствам и кнопкам и, наконец, выглянул наружу. За окном виднелась небольшая терраса с белыми перилами.
Он никогда не бывал на маяках, ему даже никогда это не было интересно, но внутреннее чутье подсказывало Виктору, что это место изначально строили особенным, как будто экспериментируя.
— Нравится?
Виктор не был романтиком и не умел похвастаться тем, что может придумать красивое сравнение, но пять лет назад он сказал бы, что этот голос напоминает ему пение соловья. Сейчас же, он звучал для него хуже, чем самый страшный из ночных кошмаров.
Он заметил Тристану лишь тогда, когда она встала со своего места за линзой и сделала шаг к Гадателю. Тонкая и стройная, она остановилась, скрестив руки на груди и молча смотря на него. Ее губы искривила некрасивая ухмылка, а благодаря нахмуренным бровям, на лбу появилась вертикальная морщинка.
— И какого ответа ты ждешь от меня? — Виктор сделал короткий шаг назад, подтолкнул Грейс к Пенелопе и попытался мысленно найти Иеронима. Молодой Чистильщик замер в нескольких шагах от них, сжав в руках пистолет, но не решаясь поднять его.
«Ну, конечно, — вспомнил Виктор, — он не может поднять руку на женщину…»
Тристана коротко фыркнула и молча стянула со своей шеи белый платок. Накинув его на голову, она завязала его косынкой и кивнула Виктору на еле заметную дверь:
— Прогуляешься со мной, прежде чем начнешь уговаривать одуматься? — она протянула к нему руку, звякнув золотыми браслетами, нанизанными на запястье, и улыбнулась, — Ну же, я знаю, что ты не можешь мне противостоять.
— Ты лишилась возможности мной управлять в тот день, когда вышла замуж, Тристана, — Виктор едва смог сдержать улыбку, почувствовав прикосновение Грейс к своему плечу.
— Он пойдет с тобой, только если мы будем с ним, — сказала девушка, гордо вскинув голову.
— Он пойдет со мной один, — Тристана удивленно моргнула, но больше не сделала ни единого движения, даже не сменила позы.
Виктор чувствовал, что Грейс злится и готова выхватить пистолет и выстрелить прямо сейчас. Но пока Тристана не скажет правду, Гадатель не мог позволить Грейс поддаться этому порыву. Он осторожно обнял ее за плечи и, поцеловав в висок, шепнул:
— Доверься мне. Ты всегда успеешь пострелять, а я попробую более изящные решения.
— Виктор, ну сколько можно, — перебила его Пенелопа, — Тристана всегда вертела тобой, как хотела и ты только начал забывать о ней. Не поддавайся ее обаянию снова, потому что если она снова разобьет тебе сердце всего-то сделав пару идиотских танцевальных движений, я собственноручно столкну ее с маяка, — Медиум говорила искренне, Виктор почти чувствовал, как у нее чешутся руки осуществить то, о чем она только что сказала.
— Ты всегда была мне самой близкой подругой, — Тристана пожала плечами, — Мне больше не нужен Виктор для того, чтобы чего-то добиться. Я с самого начала сделала неверный выбор, но это моя ошибка. Я ненавижу его и сейчас мне нужно просто поговорить. Может быть, мы все решим полюбовно.
— Виктор? — тихо позвала Гадателя Пенелопа, — Не делай этого.
— Я должен попробовать, Пен, — Гадатель отпустил Грейс и шагнул к Тристане. — Едва ли мы с ней сможем прийти к компромиссу, но все же… Я должен попробовать.
Тристана победоносно улыбнулась и, резко развернувшись, двинулась к двери. Ее синие юбки покачивались, а золотые браслеты тихо позвякивали каждый раз, когда она делала шаг. Сегодня она была совсем такой же, какой он помнил ее — пышные синие юбки и туго зашнурованный корсет платья, легкие сандалии с синими лентами, опутывающими ее лодыжки, и множество браслетов, подвесок и каких-то шнурочков. Она спрятала свои длинные темные волосы под белоснежный платок, и только это было для Виктора чем-то новым в ее внешнем виде. Собранные под платком волосы и тонкое золотое колечко на безымянном пальце. Что-то, что позволит ей не испортить себе прическу, и что-то, что будет напоминать окружающим, что есть счастливчик, который уже обладает этой девушкой.
Виктор коротко фыркнул и последовал за ней, прикрыв за собой стеклянную дверь.
Тристана облокотилась о перила и сощурилась, глядя куда-то вдаль.
— Признаться, я догадывалась, что ты окажешься умнее этого старикашки, но все же надеялась, что и он справится. Точнее даже не он, а эта белая ворона, которая оказалась никуда не годной.
— Но это ведь не твой план. Ты только поэтому и позволила мне обо всем догадаться, разве нет? — Виктор фыркнул, — Значит, Джек?
Виктору было совершенно не важно, что именно она ответит. Ему было неинтересно, пал ли в итоге ее выбор даже не на того, кто стал ее мужем, а на того, кто проклял весь ее род, но он был обязан узнать, как именно Джек добился ее благосклонности. Она пошла за ним добровольно и у этого должна была быть причина.
— Мы заключили еще одну сделку, только и всего, — Тристана пожала плечами.
Она казалась такой тонкой и беззащитной, что Виктор ощутил легкий порыв обнять ее, накинуть ей на плечи свой сюртук и заставить вернуться в комнату, но он тут же испарился, не оставив после себя даже сожаления. Виктор понял, что на самом деле ему было совершенно все равно. Ему не хотелось ни обнять, ни согреть ее, ему не хотелось и вовсе к ней прикасаться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});