Виктор видел многое — смерть, одержимость, отчаяние. Он видел, как людей уничтожает магическая лихорадка, видел, как умирала каждый месяц Пенелопа и видел людей, пожираемых проклятиями.
Это дело, эта загадка Спящей Красавицы, оказалась гораздо более жуткой, чем Виктор думал сначала. Какой бы урок Учитель ни хотел преподать своему сыну с самого начала, он оказался намного жестче ожидаемого.
Виктор не мог перестать думать о том, что мог бы предвидеть такое развитие событий. Он ведь Гадатель, он должен предсказывать будущее, так почему же он так и не смог увидеть, что мистер Льюис скоро погибнет? Он чувствовал смерть одного из окружавших его людей, но не чувствовал смерть этого старика. Их промедление стоило ему жизни и Виктор винил в этом только себя.
Погрузившись в свои мысли, он перекатывал по столу какую-то бусину, наверное, когда-то давно забытую здесь бывшей хозяйкой. Пытаясь отогнать тревожные мысли, он представил себе, как лопнула тонкая нитка и эти бусины — мелкие искусственные жемчужины голубого цвета — разлетелись, рассыпались со стуком по полу и покатились в разные стороны. Он поднес бусину к глазам, думая, что увидит облупившийся цветной лак, поблекшую краску, но тут же понял, что ошибся. Она была совершенно новой, как если бы хозяйка бус лишилась их лишь пару часов назад, притом совершенно случайно, даже не заметив этого в спешке.
— И все-таки, ты тоже здесь… — пробормотал Виктор и сжал бусину в кулаке. Он до последнего не хотел верить в то, что вдохновительницей мистера Льюиса была Тристана.
На маяке их ждал не только Джек, теперь Виктор понимал это ясно и четко. Тристана все же нашла того, кто пообещал ей более сильную магию, и, похоже, теперь работала с ним на равных. Теперь Виктор понимал, откуда взялся запах лаванды. Слишком нежный, слишком мягкий для Джека, он вполне подходил цыганке.
Стоило ему подумать об этом, как из прихожей донесся дверной скрип и грохот. Пенелопа издала разочарованный возглас и направилась на кухню — Виктор понял это по звуку шагов, звучащих все ближе и ближе, и быстро спрятал бусину в карман, зачем-то решив скрыть от Пенелопы правду.
— Я закончила, — она выглянула из-за дверного косяка. По ней было заметно, что она слишком устала, но все же пытается выглядеть полной сил, — Теперь пора идти на маяк.
Тропинка становилась все более неровной по мере приближения к маяку. Тут и там из давно высохшей грязи торчали камни, на которых можно было с легкостью оступиться и подвернуть ногу, спутанная трава как нарочно цеплялась за ноги, заставляя то и дело спотыкаться. Казалось, что-то пытается остановить их, но Виктор и его спутники упрямо шли все дальше и дальше. Они терпеливо поднялись по лестнице, ступени которой оказались не просто побитыми, но практически полностью разрушенными человеком и временем. Кто-то специально пытался как можно больше вреда принести каждой ступени, каждому сантиметру перил, уничтожая последний способ добраться до маяка. Несмотря на это, площадка из белого камня и сам маяк выглядели так, будто их построили совсем недавно. Только-только уехали строители и увезли инструменты, только-только закончил работу маляр и электрики закончили настраивать огромный фонарь на самом верху.
Кирпичи были уложены как можно плотнее друг к другу, краска выбрана самых насыщенных оттенков, а двери, похоже, были сделаны из самого лучшего и крепкого металла. Виктор обошел маяк вокруг, коснулся холодного камня, прислушиваясь к ощущениям в кончиках пальцев — он чувствовал не только его шершавую текстуру, но и едва ощутимое тепло, пульсирующую энергию и обрывки чьих-то очень старых воспоминаний и жизней. Где-то среди картин жизней смотрителей маяка и их семей, среди воспоминаний тех, кто строил этот маяк, Виктор увидел и тех, кто жил здесь задолго до появления маяка. Он увидел тех двоих, кому это место было обязано своей энергетикой.
Мужчина и женщина. Казалось, такие молодые, но стоило Виктору попытаться разглядеть их получше, как их возраст ускользал от него и они казались ему безумно старыми. Они были похожи друг на друга как близнецы: одинаково гордое выражение лица, поджатые губы, рыжие волосы — у мужчины коротко остриженные, а у женщины собранные в высокий хвост.
Гадатель не мог определить ни эпоху, в которой они жили, ни сколько времени они провели здесь. Он видел единственный момент их жизни: благословение нескольких детей. Каждый ребенок получал что-то в дар, но что именно это было, Виктор не видел. Женщина целовала детей в лоб, а мужчина говорил им что-то на ухо, прежде чем отправить домой.
— Ты в порядке?
Виктор вздрогнул от прикосновения Пенелопы. Он коротко кивнул и, увидев обеспокоенное лицо Медиума, даже не стал пытаться описать то, что видел. Их задача сейчас была совершенно в другом, так что это загадку они попытаются разгадать немного позже.
Все так же молча, он кивнул на дверь и первым направился к ней.
Внутри маяка оказалось удивительно светло. Солнечный свет как будто был заключен здесь, и Виктор невольно задумался, не остается ли здесь так же светло даже в темное время суток.
Белая лестница спиралью уходила вверх, теряясь среди металлических балок и перекладин. Перед ними было так много ступеней, но едва сделав первый шаг по лестнице, Гадатель окончательно осознал, насколько близки они к ответу, точно это была не сотня ступеней, а сотня мелких шажков к разгадке. Все свои вопросы он сможет задать напрямую тем, кто за всем этим стоит — Джеку и Тристане. Гадатель был уверен, что пытаться переубедить Крысолова и Танцовщицу невозможно, что даже сама судьба не способна научить их чему-то, но он не мог не попытаться их остановить. В конце концов, он должен был гордиться тем, что звался Гадателем, и что так много людей верит в него больше, чем он сам.
Виктор преодолевал ступень за ступенью, не останавливаясь и не оглядываясь на своих спутников, как будто если он замрет, чтобы перевести дыхание, ответы ускользнут от них навсегда. У него гудели ноги, легким не хватало воздуха, а усталость растекалась по венам, парализуя мышцы, но Гадатель опирался о стены и шел дальше. От белого кирпича исходила странная пульсация и тепло, и каждое прикосновение к нему не только обжигало кончики пальцев, но и подпитывало его, помогая побеждать усталость и гнетущие мысли.
Оказавшись наверху, Виктор сначала зажмурился, а потом несколько раз напряженно моргнул, пытаясь заставить глаза привыкнуть к еще более яркому свету, настолько сильному, что, казалось, он начинает сжигать его изнутри. Солнце стремилось к этому месту, будто пытаясь зажечь лампу, давно умершую и переставшую освещать путь заблудшим кораблям. Потерев глаза, он все же опомнился и протянул руку Грейс, а потом и Пенелопе, помогая подняться. Наконец показался и Иероним, который замыкал их цепочку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});