бойся, еда добрая, — рассмеялся Завид. — Ешь, ешь.
Больше он ничего объяснять не стал. Василий пообедал, но, надо сказать, без аппетита, присматривался к каждой ложке, ища подвох, но так и не понял, что не устроило Завида. Может быть, опять принципы.
В этот день никуда не ездили. Забрали у кузнеца топоры, отволокли их Деяну, тот мастерил топорища. Рисовали мост через озеро, спорили. Любим как дизайнер настаивал на вычурном, дугой, с резными перилами. Завид говорил, нужен прочный, потому как по нему будут проезжать телеги к корчме и от корчмы. Деян пытался свести к тому, чтобы возводили каменный, и желательно без него.
— Знаю! — просиял Любим. — Будет у нас два моста. Один, прочный, подале, а узорный ближе к озеру, чтобы гулять по нему да глядеть, как водяницы людей на лодках катают.
Деян смерил его тяжёлым взглядом.
— И ведь лодки ещё надобны, — докончил, ничего не замечая, Любим. — Смастеришь, Деянушка?
Тут у Деяна лопнуло терпение. Он высказал всё, что накопилось, и заявил, что отныне он тоже дизайнер: будет ходить и указывать всем, как им работать. Насилу его уговорили остаться древоделом, и то лишь потому, что Завид пообещал собрать команду под его начало.
Пришлых работников нужно было кормить и где-то размещать, так что женщинам хватало работы. Главным оставался вопрос, чем кормить, и хотя сегодня выручила рыба, но каждый-то день рыбу готовить не станешь. Это Завид подслушал разговор, когда, улучив момент, повидался с Умилой.
К Деяну во двор он вернулся хотя и задумчивым, но выход уже напрашивался: сказать кладовику, чтобы делился сокровищами, и с этих денег кормить работников и приобрести всё нужное вроде тех же лодок.
— Не выйдет, — флегматично сказал Деян.
— Боишься, спрашивать станут, откуда у нас каменья да злато? — усмехнулся Завид. — Не бойся, людей знаю, возьмут, хорошую цену дадут. Лошадёнку с телегой справим, а припасы я у знакомого корчмаря добуду.
— Не выйдет.
— Нешто ты мне не веришь?
— Может, и верю, да кладовика у нас нет.
Это был удар. Мало того, что на кладовика изначально делали ставку и многие наверняка придут только ради него…
Что ж, после купальской ночи, может, будет и всё равно, придут ли ещё посетители, или, обманутые, никогда не вернутся. Но кладовик-то был нужен теперь! И ведь многие утверждали, что он здесь живёт.
Василий побежал опрашивать народ, заглянул даже и к Тихомиру.
— А как же, в поле живёт! — подтвердил староста. — В поле ступай… Да слышишь меня?
— Ага, — кивнул Василий, глядя, как Марьяша нарезает репу и делает вид, что его здесь нет. — Слышу.
— Так ступай!
Он побежал в поле, и Волк увязался за ним.
— Сроду не было тута кладовика, — сказал полевик.
— Огни? Мы видали огни, — сказали водяницы. — Да ведь нам отсюда не выйти, глядели издалека.
— Разные тут дива, — шмыгнул носом Мудрик, когда Василий спросил у него.
— Кладовик-то? — скептически хмыкнул пастух, Богдан. — Да ведь я кажный день на этом поле, шапку вот с собою ношу. Ежели бы кладовик показался, уж я б его не упустил!.. Пса своего отжени, коровёнок пужает.
— Ежели и есть, он тебе так не покажется, — сказала бабка Ярогнева. — Нешто, думаешь, кладовик свои дары любому готов отдать? Клады на то и ценятся, на то и сказки люди сказывают, что диво не всякий увидит, не всякому повезёт.
Василий приуныл.
— На вот тебе, лежат у меня монетки, — подбодрила его бабка, вкладывая в ладонь тощий мешочек. — Зря лежат, а так хоть на что обменяешь.
Он рассмотрел их, пока возвращался: серые, погнутые, с кривыми краями, а какие-то разрезаны пополам или на четыре части. На них можно было разглядеть полустёртые надписи и фигурки людей, очень простые, буквально из палочек и кружочков. Оставалось только надеяться, что монеты ценные.
Но Завид, вытряхнув кошелёк, развеял эту надежду. Сказал, работников до дня Купалы на это не прокормишь, да ведь и ещё люди придут.
Часть монет он и вовсе сдвинул в сторону.
— Вот эти, — сказал, постукивая пальцем, — из заморского государства. Они уж из обращения вышли давно. Никто их не примет.
— Блин, — огорчился Василий. — А корчмарь не даст тебе в долг?
— Да я уж и так перед ним в долгу, — покачал головой Завид. — Но не печалься, идём к кузнецу вашему. Как ты там сказывал? Умный да ловкий отыщет клад вот хоть и в Перловке.
Он выглядел так хитро и так насвистывал по пути, что Василий предположил, не фальшивые ли монеты они собираются чеканить.
Завид присвистнул по-другому, умолк и остановился.
— Любопытный ты парень, Василий, — сказал он, смерив его удивлённым взглядом. — Любопытный. До этакого мы ещё не дошли, а вот попросим ножницы да иглы, да продадим. Ты придумай, как их нахваливать.
— Хм… «Искусной мастерице игла не всякая годится»? — задумался Василий. — «Для тонкого шитья покупай иглу моя»… Хм, нет… Во! «Хороша игла моя».
Перебирая варианты, он и не заметил, как перед ними возникла землянка. Завид оказался единственным, кто не побоялся прийти к кузнецу, но говорить с ним всё-таки не стал, предоставил Василию. Тот, как мог, объяснил, что ножницы нужны самые лучшие, и иглы тоже самые лучшие, на продажу, а то работников нечем кормить. Кузнец смотрел не мигая. Василий, как обычно, понадеялся, что он всё понял.
Вечером, довольный жизнью после бани, Василий заварил свой лучший чай. Ну, как чай — какой-то травяной сбор с земляникой, которым с ним поделилась Ярогнева. Он предложил и Завиду, но тот сказал, что пьёт только чистую воду. Он почему-то и в баню не пошёл, а взял ведро и вымылся за домом. Может, не ладил с банниками.
Они ещё немного посидели на завалинке, лениво поговорили. Мимо пронёсся Хохлик, в который раз похвалился, что ему шьют рубаху — он видел, примерял, красивая! — и поскакал дальше в поисках кого-то, с кем ещё мог поделиться.
Улицу уже почти затянуло сумерками, спали куры и гуси, только ветер шумел в ветвях яблонь и вишен. Небо, густое, тёмное, синее, встало над головой.
— Ты говорил, хорошо, что я пришёл, — сказал Завид, — а я говорю: хорошо, что ты пришёл.
— Это ещё почему? — удивился Василий. — Я ж тут почти ничего и не сделал.
— Ты всё переменил, до тебя иначе было. Может, ежели б Добряк хотел, и его бы слушали, да он боялся супротив колдуна идти.
— А ты сам, что ли, ничего придумать не мог? У тебя же вон, вроде, голова работает как надо.
Завид усмехнулся, плохо видимый в темноте, подался вперёд, опершись локтями на колени, и