Итак, Кен сумел завладеть «кадиллаком», однако радоваться не спешил. Операция утратила привычную остроту и не доставила Кену особого удовольствия.
58
Две недели кряду стояла чудесная погода. Ясные, солнечные дни, низкая влажность, температура под семьдесят градусов; воздух был кристально чист — до такой степени, что можно было с другой стороны улицы прочесть надпись Е PLURIBUS UNUM на десятицентовой монетке. Ясные безоблачные ночи и температура около пятидесяти; небо чернее воронова крыла, усеянное точечками звезд и украшенное огромной луной, низвергающей на землю поток яркого света. И все это выглядело донельзя мерзопакостно.
Дело в том, что для спуска на воду лодки требовались темнота, облачность — и никакой луны. К чему такие светлые ночи, когда можно читать газету, сидя на улице (что и делал Келп, к вящему неудовольствию Дортмундера)? К чему такие светлые ночи, когда закрывался местный кинотеатр для автомобилистов, поскольку зрители не могли рассмотреть происходящее на экране? Как говорил поэт, «под покровом темноты творятся черные дела, но стоит лишь взойти светилу, и злодеев след простыл». Дортмундер не знал, кому принадлежат эти строки, но был готов подписаться под каждым словом.
Дом номер 46 по улице Вязов был весьма просторен, но тем не менее не мог дать приют девятерым, да еще с компьютером в придачу. Дортмундер и Мэй поселились в хозяйской спальне на втором этаже над гостиной. Стэн и Тайни устроились во второй спальне. Стэн спал на пружинной кровати, а Тайни пришлось довольствоваться расстеленным на полу матрацем. Келп, Уолли и компьютер заняли большую спальню в глубине дома. Уолли предложили матрац на полу (против чего он нимало не возражал), а Дага запихнули в последнюю спальню, в которой до сих пор в одиночестве проживал Том. Поскольку старик вряд ли согласился бы делить с кем-то свое ложе, Дагу пришлось привезти спальный мешок. Когда он расстилал его и залезал внутрь, в комнате не оставалось места даже для того, чтобы открыть дверь. И наконец, мамуля Стэна занимала койку в крохотной кладовочке на первом этаже подле кухни. Три ванные комнаты — две наверху, одна внизу — превратились в предмет постоянных споров.
Нерабочие дни в Дадсон-Сентр — совсем не то, что выходной день в метрополисе. Уолли сидел за компьютером, по-прежнему круглые сутки сражаясь с захватчиками из далеких галактик, но остальным приходилось как-то приспосабливаться. У Дага тут была подружка, которую он ревностно прятал от остальной компании (он даже не сказал девушке, что у него есть где переночевать в этом городе) и с которой проводил все время, свободное от поездок на станцию подводного плавания (четыре раза в неделю, три часа в один конец). Каждую ночь он возвращался в Дадсон-Сентр в надежде на непогоду. Иногда с ним ездил Тайни, не желавший надолго расставаться с мисс Тейлор.
И все равно время тянулось с черепашьей скоростью.
Завсегдатаи «Семейной таверны» на Южной Центральной улице завели разговор о железной дороге.
— Я работал на железке, — заявил небритый пенсионер, — когда она еще была дорогой. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?
— Отлично понимаю, — ответил сидевший справа приятель. — Станция Нью-Йорк Централ. ДЭУ. Делавэр, Лейкуонна, Уэстерн. Все они когда-то были дорогами.
Дортмундер и Келп пили пиво, примостившись у дальнего конца стойки бара.
— Юнион-стейшн в Олбани, — сказал первый завсегдатай дрогнувшим голосом, прихлебывая «бурбон» и запивая его пепси-колой. — Какая красивая была станция! Прямо церковь.
— Гранд Централ! — подхватил его дружок с той же ноткой ностальгии. — Перекресток миллионов человеческих судеб!
— Вы знаете, — встрял в разговор третий старикан, — многие люди до сих пор путают эту линию с дорогой из «Обнаженного города».
— В котором проживают восемь миллионов душ, — добавил четвертый.
— Это точно, — отозвался третий.
— Пойдем отсюда, — сказал Дортмундер Келпу.
Стэн пригнал громадный темно-синий «линкольн-атлантис» и принялся обихаживать его прямо на подъездной дорожке дома. На третий день на крыльцо вышла Мэй с кухонным полотенцем в руках (чего она до сих пор не делала и лишь недавно, незаметно для самой себя, приобрела эту привычку) и бросила неодобрительный взгляд на Стэна и Тайни, крутившихся около машины. По всей лужайке были разложены газеты, на которых маслянисто поблескивали разнообразные детали. Гигантский капот «линкольна» был снят и стоял, прислоненный к изгороди, словно щит Титана. Побитое молью заднее сиденье валялось позади машины, выставленное на всеобщее обозрение.
— Стэн, — сказала Мэй. — Сегодняшним утром мне звонили уже дважды.
Стэн и Тайни вытащили руки из обнаженного двигателя. Они были перепачканы маслом и грязью не хуже любой детали.
— И что же? — спросил Стэн.
— Насчет твоей машины, — добавила Мэй.
— Машина не продается, — ответил Стэн.
— Во-первых, на нее нет документов, — начал было Тайни.
Стэн уже собирался нырнуть в двигатель, когда вновь заговорила Мэй:
— Это были жалобы на твою машину.
Мужчины удивленно переглянулись.
— Жалобы? — спросил Стэн.
— Вы устроили здесь настоящий погром. Соседи считают, что это нарушает гармонию.
Тайни почесал замасленный лоб грязной рукой.
— Гармонию? Что значит — гармонию? — спросил он.
— Гармонию, присущую нашему городу.
— В Бруклине, там, где я жил до сих пор, у меня бывало по две-три машины, с которыми я возился одновременно, — заявил Стэн с ноткой раздражения в голосе. — Да только никто и не думал жаловаться. Все соседи занимались своими машинами. А здешние люди какие-то ненормальные. Чем я им помешал?
— Оглянись, Стэн, — предложила Мэй и, выпростав руку из-под полотенца, повела ею вокруг. — Здесь живут аккуратные, чистоплотные люди. Они привыкли к чистоте и порядку.
Стэн посмотрел по сторонам и спросил:
— А как же они ремонтируют машины?
— Как только что-то ломается, они отгоняют машину в гараж и вызывают механика, — осторожно заметила Мэй.
— Они не чинят свои машины? — спросил оторопевший Стэн. — Сами не чинят и мне не дают?
— Я вот что предложу, Мэй, — заговорил Тайни. — Эта изгородь не дает нам загнать машину на задний двор, однако мы можем переложить все железки на другую сторону, так что с улицы ничего не будет видно. Договорились?
— Это было бы просто замечательно, Тайни, — ответила Мэй.
Стэн никак не мог оправиться от пережитого потрясения.
— Отдают свой автомобиль чужому дяде и потом удивляются, что из него не выжать больше шестидесяти миль, — возмущался он. — У этих людей меньше мозгов, чем у машины под капотом! И они еще жалуются на меня!
— Хватит, Стэн, — сказал Тайни, убирая детали с лужайки. — Помог бы лучше.
Стэн подчинился, не переставая досадливо ворчать. Прежде чем вернуться в дом, Мэй выглянула из-под крыши веранды и посмотрела вверх. В небе не было ни облачка.
Мамуля явилась к ужину с опозданием, уставшая и раздраженная.
— Что ж тут все такие тихие? Никто не огрызается, — заявила она, усаживаясь в кресло.
За столом собралось семь человек. Даг и Тайни должны были вернуться из города позже. Поглядев на мамулю, Келп сказал:
— Мне казалось, именно поэтому вам так нравилось водить здесь такси.
— Я теряю сноровку, — проворчала она. — Размякаю с каждым днем.
— Я тебя предупреждал, — заметил Стэн.
— Помолчи, Стэнли, — сказала мамуля. — И передай мне вон ту белую бурду. Что это такое?
— Картофельное пюре, — ответил Дортмундер, подавая блюдо.
— Неужели? — Мамуля осмотрела желтовато-белую массу, лежавшую на овальном блюде, пожала плечами и положила себе на тарелку пару ложек.
Коллектив поваров возглавила Мэй. У нее в подчинении находились Уолли, Стэн и Тайни, а на остальных была возложена обязанность судомоек. Основным кулинарным приемом было распечатывание упаковок. Результат был не так уж плох, однако явного желания довольствоваться этой диетой и впредь не выразил никто.