понять. Ты просто маленькая, лживая коза, которая неспособна признаться даже себе самой, что я тебе больше чем просто нравлюсь.
Почему-то я была уверена, что сейчас он закроет мне рот весьма примитивным способом, тем более, находясь так близко. Но вместо этого Сережа откатывается в сторону и резко садится на кровати. Тянется к полу, хватая свои брюки, и тут меня накрывает паника. Он что, собирается уйти?!
Приподнимаюсь, не задумываясь о том, как это выглядит, и обнимаю Алмазова со спины, обвивая его руками.
— Не уходи, пожалуйста, — сейчас мой голос звучит жалко. Но лучше уж так, чем он сейчас демонстративно уйдет. Еще сильнее обнимаю его со спины, как только понимаю, что он не только не реагирует на мои слова, но и продолжает ворошить свои брюки. — Останься, ну пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты уходил. Хочешь, чтобы я умоляла? Ну, Сережа, — отчаянно произношу я, когда он с силой убирает мои руки со своего тела.
— Звони, — протягивает мне мой телефон.
— Что?!
— Звони брату, вот что, — уже мягче добавляет Сережа, чуть улыбаясь. — Или ты ему селфи обещала?
— Да, что-то обещала, — растерянно беру телефон в руки, вновь прижимая к себе простыню. Лучше селфи на фоне изголовья кровати, нежели сейчас вообще что-либо говорить. Поправляю волосы и, не задумываясь, делаю фото, которое тут же отправляю Диме. Как Алмазов вообще вспомнил то, что, по сути, помнить должна разве что я.
— Ты это специально сделал, да? — вдруг до меня доходит. — Манипулировал сейчас мной, внушая, что ты собирался уходить, чтобы я просила тебя остаться?
— Ну пусть будет так. Один — один. Ты тоже это делала сегодня в клубе и не только. Только ты специально, а я… почти нет. Я всего лишь примитивно показал тебе то, что ты на самом деле хочешь. А именно, чтобы я остался. Кстати, напоминаю тебе, что ты обещала быть послушной девочкой. Где у нас ванная?
— Напротив моей комнаты.
— Тогда пошли мыться, Полина Сергеевна. О, кстати, забыл. Ты вообще редкостная врушка. Кровать-то не стерильная.
— Ты вообще о чем?
— О том, что ты жрешь в ней, когда никто не видит, — демонстративно поднимает что-то невидимое с кровати и улыбаясь подносит… ко рту. Дурак!
— Это, наверняка, кошачий наполнитель, — язвительно произношу, как только он берет это что-то в рот. Вот только после моих слов Алмазов даже носом не повел.
— Это печенье, Полина, — заключает Алмазов, победоносно улыбаясь.
— Это моя племянница тут ела.
— Ну да, ну да, пошли мыться, грязнуля, — одергивает простыню и хватает меня за руку.
— Не смей меня так называть.
— Давай, давай, грязнуля, — с усмешкой повторяет Сережа, подхватывая меня на руки…
* * *
Алмазов, как минимум, обязан это оценить. А если невкусно — обязан соврать. Не соврет — обижусь. Ну да, стоило только получить статус женщины, как и мысли появились типично женские. Готовка, обида. Что, блин, следующее? Умиляться щекам грудничков? Ой, ладно, чего я нервничаю раньше времени? Или у меня начинающийся психоз из-за неприятных ощущений в промежности? Разве так должно быть?
— Полина Сергеевна, ты перекармливаешь кота, — резко оборачиваюсь на голос Сережи, задевая рукой сковородку. Та, к великому счастью не падает на пол.
Смотрю на Алмазова, который как ни в чем не бывало, ничуть не стесняясь чужого дома, присаживается за стол, держа в руках, а если быть точнее, прижимая к себе Симбу. Миленько, кстати, смотрятся.
— Почему перекармливаю? Он просто пушистый.
— Ага. И кость широкая и окраска его полнит. Пощади любимца, ему и так сложно прыгать на трех лапах.
— А я его подсаживаю. И вообще — заведи своего и следи за его диетой, а мне тыкать чем кормить кота не надо.
— Злюка, — посмотрела бы я на тебя, каким бы ты был с моей промежностью.
— Кофе с молоком?
— И с сахаром. Одну чайную ложку.
Заливаю в чашки кипяток и ставлю перед Сережей, который пристально наблюдает за моими действиями, при этом не скрывая улыбки.
— Не надо на меня так смотреть.
— Как?
— Вот так.
— Я тебя смущаю?
— Пусть будет, да. Чего ты лыбишься? — кладу на тарелки оладьи и ставлю на стол варенье. Сажусь напротив Сережи и тут же, чтобы занять свои руки, хватаюсь за горячую чашку.
— Не думал, что будет так приятно смотреть за тем, как ты готовишь мне завтрак, — отпускает с рук Симбу.
— А ты смотрел как я готовлю?!
— Ага. Целых три минуты. Котик у тебя, кстати, ручной. Вида не подал, что его бесит сидеть у меня на руках. А как часто ты готовишь для своей семьи?
— Каждый день, — после секундной заминки говорю первое, что приходит на ум.
— Ты когда врешь, облизываешь нижнюю губу.
— Спасибо, что сообщил.
— Пожалуйста, — все так же улыбаясь, нанизывает на вилку оладушек. Какого лешего я смотрю на то, как он его жует? — Вкусно, — ну хоть одна хорошая новость, даже если соврал.
— Варенье рядом с тобой или ты не любишь?
— Люблю. Но мне и так хорошо. Твой брат живет отдельно?
— Конечно, отдельно. Ему двадцать семь, как бы он сюда своих девок водил?
— Наверное, так же, как и ты меня вчера привела.
— Это другое. Ты же не шлюх, а он водит именно таких. Если тебе сухо, я могу дать сметану. Или может быть сливки? У меня есть такие, которые… черт, слово забыла. Ну, которые дозатором пшик-пшик.
— Взбитые.
— Точно.
— Сливки… сливки я вчера снял, мне пока хватит. А сухо? Нет, не сухо, — берет очередной оладушек и с улыбкой его жует. Ощущение, что ему и вправду нравится то, что я приготовила. — Потихоньку размокает сухарик. А учитывая отягощенный анамнез сухаря — самое то.
— Мне не нравятся твои сравнения.
— А мне нравится. Кстати, нам повезло с погодой. Подходящее время кататься на лодке. Не так жарко, как вчера. И солнце не будет светить в глаза.