этот раз мы вошли в сквер с другой стороны и довольно быстро обнаружили упавшую сережку – она поблескивала на песке рядом с клумбой. Бережно смахнув песчинки, Нейт огляделся и двинулся к питьевому фонтанчику напротив. Почувствовав жажду, я пошла следом. Но едва он подставил ладонь под струю воды, как застыл, уставившись на что-то за фонтанчиком.
– Вира… лучше не подходи.
– В чем дело? – спросила я, вытягивая шею, поскольку кусты лозинницы мешали мне увидеть то, что так поразило Нейта.
– Тебе… не нужно это видеть.
Но ноги сами подвели меня ближе, и я выглянула из-за его спины. За фонтанчиком шел ряд небольших клумб, заросших сорняками; лишь на одной из них чернела голая земля. Я хотела спросить, что тут такого особенного, когда с самого края клумбы заметила торчащее из земли странное растение.
Только это было не растение. Это были пальцы.
– Вира, Вира!..
Мир медленно вернулся, и я осознала, что лежу на песке, а Нейт склонился надо мной и пытается привести в чувство. Я потеряла сознание? Это из-за?..
Невольно я посмотрела в сторону клумбы – ее загораживал фонтанчик, и видно было только траву, однако на меня накатила тошнота.
– Не смотри туда, – настойчиво сказал Нейт. – Пойдем, я тебе помогу.
Опираясь на него, я кое-как встала, и он повел меня подальше от этой ужасной находки.
– К-кто это, Нейт? – сипло спросила я, когда ко мне вернулся дар речи.
– Не знаю, – глухо ответил он.
В меня вцепился ледяной ужас. Мы были в сквере совсем недавно… Неужели за это время?..
Я резко остановилась и, посмотрев на Нейта, срывающимся голосом зашептала:
– Это же… Это же не Кьяра? Не Ферн?
Меня затрясло, а юноша, положив руку мне на плечо, твердо произнес:
– Нет, нет! Кто бы это ни был… он… или она там уже давно.
– Давно?..
Нейт кивнул.
– Судя по… состоянию, уже не первый день.
Испытав мимолетное облегчение, я сразу ощутила новый прилив страха: кто же лежит там, в сырой земле?
Нейт повел меня дальше и через какое-то время проговорил:
– Сейчас мы пойдем в Оранжерею, ты останешься там, а я возьму с собой Глерра… Дальше будет видно, но надо позвать остальных.
Не помню, как мы дошли до Оранжереи, как поднялись по лестнице… Очнулась я уже у выкрашенной в синий с золотом двери, в которую громко стучал Нейт. Когда никто не ответил, он постучал еще требовательнее, и с той стороны послышался приглушенный голос:
– Да иду я, иду!..
Очевидно, Глерр уже лег спать после бессонной ночи – он открыл нам в одних штанах.
– О… – Подняв брови, он перевел взгляд с Нейта на меня, но я не нашла в себе сил даже поздороваться – перед моими глазами продолжала стоять клумба с обезображенными смертью пальцами.
– Одевайся, нужна твоя помощь, – сказал Нейт и, наклонившись к Глерру, что-то прошептал ему на ухо. Тот побледнел и впился в него взглядом.
– Ты уверен?
Нейт кивнул, и Глерр, не говоря больше ни слова, скрылся в своей комнате. Тогда Нейт повернулся ко мне.
– Поднимайся наверх, в зеленую гостиную, и жди там. – И настойчиво добавил: – Никуда не ходи одна, ладно?
Лишь когда я упала в изумрудное кресло и коснулась браслета из хризалиев, на меня навалилось осознание случившегося: кто-то умер. И не просто умер – его смерть пытались скрыть.
В ушах у меня застучала кровь, и я забралась в кресло с ногами, чувствуя, как тревожные мысли впиваются в меня, холодят своим прикосновением и шепчут, шепчут…
Квартал Теней был полон тьмы. И у этой тьмы было человеческое лицо.
Кто-то потряс меня за плечо и тихонько позвал:
– Вира!..
Приоткрыв глаза, я увидела склонившуюся надо мной сестру.
– Кьяра?.. – мой голос прозвучал сипло. – Что?..
Воспоминания потоком обрушились на меня, и я резко села и оглядела гостиную.
– Где все?
Кьяра села на соседний диван.
– Тайли пошла будить младших, а остальные уже в сквере.
Я попыталась сглотнуть, но во рту было сухо.
– Вы… узнали, кто это?
Опустив взгляд на сплетенные пальцы, Кьяра кивнула.
– Это Сай.
– Что? – потрясенно спросила я. – Сай?
Я вдруг поняла, что всё это время подспудно ожидала услышать другое имя – Риссы.
– Да. Его… закололи. Несколько ударов. В спину.
Меня затошнило, и я вцепилась в браслет на запястье.
Убили. Сая убили.
В голове это никак не укладывалось.
– Если бы я только… не задержалась в Оранжерее… – запинаясь, проговорила сестра. – Люцилла попросила о занятиях, да и Тиша была сама не своя… Я не смогла их оставить…
Я подняла на нее взгляд, силясь понять, к чему она ведет. Кьяра же тихо продолжила:
– В такой день ему пришлось еще и такое пережить…
Я промолчала. Если бы Кьяра знала, что на самом деле пришлось пережить нам с Нейтом… Уж лучше пусть остается в неведении.
– Мы собираемся его похоронить, вернее… – Кьяра замялась, – проводить. Могилу уже засыпали, чтобы младшие не видели…
– Я… никогда не была на похоронах, – призналась я.
Если не считать того раза, когда у Черного леса мы с Кинном похоронили вещи Хейрона. Хотя, конечно, это не были настоящие похороны: не было ни Служителей, ни Служительниц, да и текста погребальной службы никто из нас не знал – я ограничилась простой поминальной молитвой.
Сестра поднялась с дивана и, не глядя на меня, сказала:
– Я присутствовала на многих похоронах, но… сейчас всё по-другому. Пойдем.
Спускаясь за ней на первый этаж, я кое-что вспомнила и спросила:
– А здесь найдется можжевельник или голубая ель?
– Зачем? – нахмурилась Кьяра.
– На могилу. – Я, словно наяву, увидела густые ветви голубой ели, перевязанные строгой лентой, – такие букеты я оставляла на надгробиях родителей. Видя недоумение, написанное на лице сестры, я пояснила: – В Зенноне принято украшать могилы вечнозелеными растениями – высаживать или приносить ветви. В Альвионе делают по-другому?
Кьяра кивнула.
– У нас обычно ставят азонитовое надгробие, на нем высекают розу ветров, а в центре укрепляют люминарий – белый или голубой.
– А зачем?
– Чтобы душа нашла путь в Чертоги света.
В ее голосе прозвучало такое неприкрытое сомнение, что я не удержалась:
– Ты… в это не веришь?
Она в ответ хмыкнула.
– Я считаю, что душа вполне способна найти этот путь и без люминария. Но что поделать, люди обожают традиции, даже самые нелепые. К тому же ночью кладбище выглядит очень… впечатляюще.
На мгновение я представила ряды могил, подсвеченных люминариями, и согласилась, что это зрелище наверняка поражает воображение.
Кьяра признала, что хвойные ветви лучше, чем ничего, поэтому,