Читать интересную книгу Время вестников - Андрей Мартьянов

Что поразило мессира фон Райхерта, так это количество женщин и детей, сопровождающих германскую армию. Собирая свое воинство, император Барбаросса учел досадный опыт предшествующих Походов, поставив строжайшее условие: крест примут лишь те, кто в силах внести три марки серебром за себя и своих спутников. Также настоятельно рекомендовалось оставить невест и жен дома, молиться в ожидании благополучного возвращения рыцарей из Похода. С последним требованием многие крестоносцы не смирились. И теперь дамы – благородные и не слишком – катили в обозе вслед за армией, терпя лишения наравне с мужчинами, умудряясь прямо в дороге давать жизнь новым поколениям, приторговывая трофеями, сплетничая и ничуть не унывая. Леди Агнесса умудрилась даже создать нечто вроде общества дам и девиц ромейского происхождения, помогавших друг другу в трудном пути и собиравшихся вечерами поболтать вокруг костра.

Движимая собственность семейства Мак-Лауд – вместительный фургон на огромных колесах, сколоченных из нескольких широких досок – приткнулся в одном из распадков, где было потеплее. Рядом с повозкой, пофыркивая и мотая гривами, бродила четверка распряженных тяжеловозов, деловито пощипывающих молодую траву. Дымил костерок, жарился пресловутый баран, рядом хлопотала Лугареция, служанка кирии Агнессы – ворчливая и деловитая особа средних лет, уроженка греческого города Лепанто. Благородная леди сидела около фургона на свернутых попонах, прилежно возясь с каким-то рукоделием. Из-за своей полосатой сарацинской накидки, темных кос и огромных золотых серег кольцами она напомнила мессиру фон Райхерту цыганку рядом с кибиткой.

…Агнесса, с чем соглашались все ее знакомые, была удивительным созданием. Настолько беспомощным, беззащитным и трогательным в своей неумелости, что любой охотно кидался исполнять ее просьбы. Агнесса была безупречно вежлива и приветлива со всеми без исключения, от пленных сарацин до императорских свитских. Ее попытки хозяйничать были умилительны и обречены на провал. Когда Агнесса попыталась самостоятельно развести костер, она чуть не подпалила шатры по соседству. Ее стряпню не смогли одолеть даже Мак-Лауд и бродячие псы, тащившиеся за армией. При этом она неплохо справлялась с упрямыми конягами, тащившими фургон, сама правила и однажды без колебаний пристрелила из арбалета подозрительного типа – ей показалось, тот восхотел обидеть «ее мальчиков».

Как полагал Гунтер, приемные детишки кельта и Агнессы, несмотря на нежный возраст, могли сами обидеть кого угодно. А как же иначе, с таким-то отчимом.

Обсудив загадочную подругу Мак-Лауда, мессир фон Райхерт и Мишель де Фармер дружно сошлись во мнениях: Агнесса – дама безусловно высокого и благородного рода, но во всем мире не сыскалось бы женщины, более противоположной по складу характера Дугалу из клана Лаудов.

– Везет же некоторым, – завистливо высказался Мишель. – Где он только ее отыскал?

– В Константинополе, полагаю, – германцу припомнился итальянский квартал и женщина из дома напротив, каждый вечер зазывавшая домой детей-подростков. Мак-Лауд и его семейство жили по соседству с посланниками Ричарда, но кельт объявился перед знакомцами лишь тогда, когда счел нужным. Мак-Лауд, похоже, всегда и всюду поступал только по собственному усмотрению, мало заботясь о мнении окружающих.

Заметив приближающихся мужчин, Агнесса с нескрываемым удовольствием отшвырнула работу, вскочила и побежала навстречу. Фон Райхерт успел вовремя шагнуть в сторону, когда Мак-Лауд подхватил свою ненаглядную византийку и закружил в воздухе под восторженное повизгивание. Вихрем мелькнули истрепанные юбки и стоптанные башмачки. Германец понимающе хмыкнул – да уж, любви никакой Крестовый поход не помеха. Сперва Гай и его императрица, теперь кельт с Агнессой. Да и Мишель туда же. Нормандец познакомился с девицей из фрейлин Ваноццы, дамы Фридриха-младшего, и таскается к ней едва ли не каждый день. Куртуазировать прекрасную Мариэтту делла Фриерту в соответствии с канонами образцовых рыцарей.

– А где мальчишки? – поинтересовался кельт, поставив девушку на землю. – Опять где-то шляются?

– Сказали, пойдут с друзьями посмотреть на конийских сарацин, – леди Мак-Лауд очень старательно выговаривала норманно-франкские слова, как человек, осваивающий незнакомое наречие. На греческом она болтала столь бойко, что получивший неплохое лингвистическое образование Гунтер затруднялся переводить.

– Так сарацины уже отбыли, – общество чинно расселось у чадящего костерка. Насаженный на вертел баран – вернее, ягненок – капал жиром в огонь и пах так, что урчало в желудке. – Скорбеть о потерях и своем безрассудстве. Гуннар, ты ничего не слыхал касательно того, когда нас опять погонят в дорогу?

– Дня через два или три, – германец припомнил беседы в ставке. Фридрих-младший дипломатично старался доказать отцу, что после долгого изнурительного перехода и штурма Коньи войско нуждается в длительном отдыхе. Старый император непререкаемо стоял на своем: отдохнем в Киликии. Там союзники, благодарные за разгром давнего врага, конийского султана. Там рукой подать до границ Антиохийского княжества. В приморских городах крестоносцев наверняка ждут новости с Кипра и побережья Святой Земли. Взята ли наконец многострадальная Акка? Может, подталкиваемый соратниками Ричард собрался с духом и его корабли сейчас пересекают ту полосу моря, что разделяет Палестину и Кипр? – Все говорят, дальше будет идти гораздо легче. Перевалим через горы, попадем в христианскую Армению.

– В Киликии сейчас тепло, – мечтательно протянула Агнесса. – Сады цветут…

«И где-то бежит к морю маленькая речка Салеф, – мессир фон Райхерт вспомнил виденную в одном из исторических трудов фотографию обшарпанной средневековой фрески, изображавшей кончину Барбароссы через утопление. Художник нарисовал перевернутого вниз головой императора в волнах и ангела, доставляющего на небо младенца – символ души Барбароссы. – Может, нам нужно глаз не спускать с императора? Или пусть все идет своим чередом? Раз это не тот 1190 год, может, здесь Барбаросса вовсе не тонул, а добрался до Святой Земли? Черт, что-то я совсем запутался… Может, рассказать все Дугалу – все, как есть, с самого начала, с августа прошлого года? Поверит, не поверит? Раз он тутошний конфидент и шпион – во что плохо я верю, хоть режьте меня… – то наверняка разбирается в этой пресловутой Большой Политике намного лучше нас с Мишелем. Но можем ли мы ему доверять? Гай рассказал о своем путешествии через Европу, а кельт ни словечком ни обмолвился. И чем занимался несколько седмиц в Константинополе, тоже умолчал».

* * *

В отличие от взрослых, способных потратить годы на бесцельную скорбь по утраченному, подростки любого века наделены полезной способностью быстро забывать былые горести. Особенно если взамен размеренной и упорядоченной жизни в императорском дворце жизнь швыряет их в клокочущий водоворот военного похода.

– Прошлого больше нет, – спокойно и серьезно втолковывала своим подопечным Агнесса. – И нас больше нет. Анна, Алексий и Давид Комнины умерли. Отныне мы – другие люди. Агнесса, Александр и Дэви. Я – жена Данни, вы – мои племянники, дети моего покойного брата. Мы идем вместе с франкским войском в Иерусалим. Вам придется научиться держать язык за зубами – если вы по ошибке проболтаетесь, нас всех могут убить. Новой базилиссе совершенно ни к чему наследники сверженной династии. Она отпустила нас, но ее слова вполне могут быть лживы, а ее соглядатаи – у нас за спиной.

Мальчики дружно кивнули. Рожденные в Порфире, одном из дворцов Палатия, они рано узнали, что такое месть базилевсов и как в Византии избавляются от неугодных. Им и Анне посчастливилось. Они уцелели и на свободе. Правда, ценой свободы стала невозможность вернуться в Константинополь и потеря законных титулов, но по молодости лет дети об этом не задумывались.

Мир оказался куда интереснее и занимательнее, чем они представляли. Наследники Империи редко видели собственных родителей, их воспитанием с рождения занимались сперва няньки, потом наставники и учителя. Теперь рядом с ними постоянно была Агнесса – спустя пару седмиц мальчики привыкли окликать бывшую базилиссу «тетушка Агнесса», и Данни – ее шумный приятель-франк, за которого она вышла замуж. Дугал придумал им новые имена, самоуверенно заявив, что его фамилия ничем не хуже и даже древнее императорской.

Больше никто не указывал им, чем им надлежит заниматься и как вести себя подобающим образом, не читал долгих нравоучений, не заставлял часами неподвижно стоять на непонятных и скучных церемониях. Бывшие принцы Византии вместе со сверстниками бегали между телегами и фургонами воинского обоза, восхищенно глазели на конный рыцарский строй, таскали воду и дрова для костра, учились ездить верхом и сражаться на деревянных клинках – жили, как и подобало детям своего времени. Стайки ребятишек обоего пола крутились повсюду, с воплями проносясь даже через императорскую ставку, играли в «крестоносцев и сарацин» и мечтали о том дне, когда очередной возникший на горизонте город окажется Иерусалимом.