В ее голосе, неожиданно для Алекса, прозвучала теплая усмешка. Она почти скрыла ожидаемое горе.
– Ну, я вообще-то не знаю, кто такой Патрокл… – начал он.
– Один греческий паренек, который пытался прыгнуть выше головы, – отмахнулась Наоми. – Я справлюсь, Алекс. Выберусь. Просто мне надо немножко побыть одной. Нижняя точка кривой, понимаешь?
Он перебирал в голове заготовленные слова, аргументы. Все они казались сейчас неуместными.
Вместо обдуманной речи Алекс кивнул.
– Ну и ладно. – И, подумав: – Нижняя точка?
– Пока я не знаю, жив он или мертв. Пока не знаю, увижу ли его еще. Пока думаю, как бы хотела, чтобы он был здесь, цел и невредим. Чтобы уговаривал меня поберечься.
– Я понимаю, это… это будет…
– Алекс, я с этим живу, – перебила его Наоми. – Сказать не могу, сколько раз пережила. Сколько раз он, увидев, как надо, бросался исполнять, не думая о цене. Не позволяя ни мне, ни тебе, ни «Роси» выпугнуть у него из головы требования совести. Он даже не замечает, что делает. Для него это естественно. Он такой. И это единственное, за что я на него по-настоящему зла.
Звон в ее голосе был вызван не печалью.
Алекс глубоко вздохнул, медленно выдохнул.
– Наверное, я чего-то не понимаю.
– Помнишь Ио? Когда он бросился на корабль, залитый активной протомолекулой, в надежде, может быть, спасти Марс. А Илос, где он смылся с этой жуткой копией Миллера, потому что надеялся, может быть, не дать нам с тобой свалиться с орбиты? А на Марсе, когда он ушел в скалы, чтобы мы не остались без воды? Вот и в этот раз он навязался, чтобы не дать Амосу передраться с Катриа, а вместо того спас операцию и, может быть, открыл нам всем путь к спасению. Чего бы это ни стоило ему. И платит он без колебаний. Как всегда, так его и так.
У Наоми по щекам катились слезы, да и у Алекса глаза защипало.
– Мы его вытащим, – сказал он. – Всегда будем вытаскивать.
– Конечно, будем, – кивнула она. – До того раза, когда не сумеем. Так со всеми происходит. Всем рано или поздно выпадает последний раз. Мне бы только хотелось, чтобы у Джима был один последний раз, а не снова, и снова, и снова.
Алекс взял ее за руку. Пальцы были теплые, но тоньше, чем ему помнилось. Под сухой кожей прощупывались мелкие косточки.
– Никаких сил с ним нет, – сказала Наоми.
– Но мы все равно его любим.
– Любим, – вздохнула она.
Еще минуту они помолчали, потом Наоми высвободила руку и насухо вытерла щеки. Качнулась вперед, опустив на пол все четыре ножки табурета. Ее вздох прозвучал словно за тысячу километров от Алекса.
– Дай приведу себя в порядок, и за работу, – сказала она.
Алекс встал вместе с Наоми, но не вышел вслед за ней. Он летал с Наоми много лет. Но поразительно легко забывал, как хорошо она знает сама себя. Он задумался, о ком это говорит больше: о ней или о нем.
Возможно, о нем.
Кларисса тихонько хмыкнула или кашлянула и повернулась к нему. Бледная кожа блестит от пота, но улыбка уверенная, не вымученная.
– Эй, – заговорила она. – Я что-то пропустила? Насчет Холдена? Есть новости?
– Нет, никаких новостей. Просто опробовал новую вдохновляющую речь, – признался Алекс. – Ты как?
Веки Клариссы сошлись и разошлись, словно на замедленном видео.
– Живу во сне, – хихикнула она. – Ты Амоса не видел? Он пошел раздобыть для меня… кое-что.
– Как видно, еще не раздобыл. Вернется, не волнуйся.
– Никогда не волнуюсь, – сказала Кларисса и вздрогнула как от холода. Холодно в спальне не было. – Как думаешь, они сумели бы меня починить?
– Кто?
– Лаконцы, – ответила Кларисса. – Я все думаю, во сколько раз их техника выше нашей. И гадаю, а вдруг и медицина? Может, они бы сумели вытащить из меня гребаные импланты. Замазать самые большие дыры.
– Не знаю. Возможно.
– Какая ирония, что я всеми силами стараюсь от них избавиться, да? – Она издала отрывистый тихий звук. Скрути несколько таких вместе, получился бы смешок.
– Наверное, – сказал Алекс и добавил, помолчав: – Хочешь к ним в клинику? В смысле это бы, вероятно, значило отойти от дел подполья, но, если хочешь, можно попробовать устроить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В ее улыбке была любовь и жалость.
– Ты правда в это веришь? Что мы могли бы что-нибудь устроить?
– Черт, еще как.
– Ну, буду иметь это в виду, – отозвалась Кларисса. – Хороший ты человек, Алекс Камал.
– Ты и сама ничего, – заметил он.
– Я сейчас не в лучшей форме, – усмехнулась Кларисса, – но все равно спасибо. Правда, спасибо.
Веки ее снова затрепетали, лицо обмякло. Сейчас она походила на восковую модель самой себя. «Ей станет лучше, когда мы вернем „Роси“, – подумал Алекс. – Не то чтобы совсем хорошо. По лучше. Лучше, чем сейчас. Дайте мне добраться до пилотского кресла, я долго еще не посмотрю в сторону порта». На «Росинант» хотелось, как хочется домой.
А все вокруг сулило одни беды.
* * *
Бобби принесла известие о Холдене и кое-что еще. Прямо предопределение: стоило ему обещать Наоми, что они спасут Холдена, как появился Холден в станционном карцере и куча документов, подсказывающих, как его вытаскивать. Слишком хорошо все сложилось, даже страшно.
– Потрясающе, – приговаривала Наоми, листая файл.
Алекс склонялся над ее плечом, так чтобы и в терминал заглянуть, и не помешать. И то и другое удавалось лишь отчасти. Наоми вернулась к работе – это самый верный знак, что ей полегчало.
Двери тесной комнатушки были накрепко закрыты, и Саба включил канал новостей на полную громкость. Незнакомый молодой репортер расспрашивал Кэрри Фиск о войне в системе Сол и предстоящем восстановлении движения между колониями. «Колонистам все равно, кто управляет Мединой, лишь бы она хорошо работала. Союз перевозчиков их устраивал, и Лакония тоже устроит. И даже больше устроит, поскольку лаконская модель уважает самоуправление. Лаконский Конгресс Миров действительно дает голос каждому из его членов. Прежде такого не было». Алекс пытался слушать ее, чтобы не висеть над душой у Наоми. Получалось не очень.
Бобби расхаживала у них за спиной вдоль стены: три шага, поворот, три шага обратно. Саба был сдержанней – сидел ровно и только глазами стрелял. Обоих тянуло в движение, как тянет валун, зависший на краю обрыва.
Наоми тихо, удовлетворенно хмыкнула и перешла по ссылке к схеме корабля, похожего с виду на «Предштормовой».
– Кому об этом известно? – спросил Алекс. – В смысле: кто видел?
– Одна из моих, которая взломала шифр, – ответил ему Саба. – Она принесла прямо мне. И даже не читала. Маха тверже камня. Не про всех своих так говорю, по она? Я сказал: «Ты этого не видела», значит, и не видела.
– Здесь и оперативные планы для «Предштормового», – заметила Наоми. – Что ни говори о лаконцах, в дотошности им не откажешь.
– Это все по лекалам марсианского флота и десанта, – возразила Бобби. – Пятьдесят шесть процентов – дословно те оперативные процедуры, которым учили нас с Алексом.
– Тогда вы оба прочитайте, – попросил Саба. – Аллес ла. Отметите, что изменилось. Если изменилось – значит, были причины. Может, подскажут нам что-то. Знать, что за ними стоит, может, даже лучше, чем получить сами материалы.
– Не знаю, – сказала Наоми. – Они и сами по себе чертовски полезны.
У Алекса в груди пузырьками шампанского бурлило волнение. Блестящие пляшущие пузырьки. Он уже и забыл, как приятно ощутить поворот к лучшему после сплошного ужаса. Поразительно, как близко он был к тому, чтобы отказаться от задуманного: оставить дроны болтаться в воздуховоде, мол, никак невозможно. А ведь если этот ключ позволит им выбраться и вытащить все подполье с Медины до подхода «Тайфуна», значит, он своей трусостью перечеркнул бы единственную надежду.
Замысел Холдена сработал. Ради него он бросил себя волчьей стае – и они получили все, на что можно было надеяться. Всё, кроме самого Холдена, но, может быть, и его вытащат.