– Не надо лекаря! – остановила я её. – Лучше приведи Шевери.
– Которого, фрайнэ? – пискнула горничная испуганно.
– Обоих. Срочно.
Служанка опрометью выскочила вон.
Эх, затопчут ещё всё место преступления…
– Ты не рассказала, что тут случилось, – напомнила Брендетта. – Почему ты упала в обморок?
– Плохо себя почувствовала, – впервые я пожалела, что не носила корсет. Сослалась бы на чересчур тугую шнуровку, и дело с концом, всё просто и понятно, никаких лишних вопросов.
– Почему дверь была открыта? – не унималась Брендетта.
– Сквозняк, наверное.
– Почему тогда ты кричала?
– Я не кричала, – вот уж чего я точно не припоминала!
– Мы слышали крик, женский. Верно я говорю, Майя?
Служанка истово закивала, рискуя расплескать воду мне на платье. Я забрала кубок, сделала глоток.
– Раз с Асфоделией всё хорошо, могу я вернуться в наши покои? – прошелестела вдруг Нарцисса. На фоне светлых волос и платья цвета топлёного молока бледное, осунувшееся лицо её казалось белёсым пятном со смазанными чертами. Мелко подрагивающие пальцы с усилием стиснули неизменный кругляшек с символами Четырёх.
– Иди уж, – величественно разрешила Брендетта.
Нарцисса повернулась и, пошатываясь, по стеночке, покинула гостиную.
– Что с ней? – спросила я.
– Обычных молитв ей мало, поэтому теперь она постится и мало спит, проводя время в ночных бдениях, – неодобрительно пояснила Брендетта. – И так тонка как щепка, а нынче и вовсе, того и гляди, прозрачной станет.
– Зачем? – искренне ужаснулась я.
– Молит Благодатных уберечь её от греховного искуса, сохранить себя в чистоте и непорочности и позволить исполнить свой долг пред Авианной Животворящей. Уж столько дней при дворе, а выбор с места не движется, зато сплошные страсти непотребные кругом: то ты с обоими Шевери, будто так и надо, то Жизель, прилепившаяся к вайленцам, словно муха к мёду. Его императорское величество будто о нас позабыл, избрал суженого одной тебе, нами же пренебрегает столь возмутительным образом…
Несколько минут Брендетта, сама явно позабыв, что у меня тут что-то случилось, рассуждала, как Стефанио холоден и несправедлив, как нехорошо с его стороны поступать так со своими верными подданными и что нельзя раздавать лакомства одним и игнорировать при том других, много более достойных. Да-да, Брендетта понимает, что моё скоропалительное замужество обставлено единственно с целью улестить беспокойные острова и беспутства мои прикрыть, но коли пошла такая пьянка, то почему бы императору не разориться на достойных супругов для всех оставшихся не у дел избранных? Почему всего-навсего мятежной островитянке достался состоятельный, обласканный милостью государя фрайн, в то время как девам жребия приходится дальше ждать величайших даров на переломе лет? Чем дочь фрайна Витанского хуже скандальной девицы, что потеряла стыд настолько, что без всякого стеснения запирается с двумя братьями сразу, будто какая-то вайленская многомужница?
Судя по лицу Майи, подобные речи Брендетта заводила далеко не в первый раз.
– Подожди, – вклинилась я в пылкий монолог. – Ты что, тоже замуж за Эветьена собиралась? В смысле виды на него имела?
– Благодатные с тобой! – отмахнулась Брендетта. – Род Шевери не ровня фрайнам Витанским. Но Его императорское величество мог бы предложить… например, сына фрайна Ангедского. Он несколькими годами меня старше, хорош собою, статен… и однажды станет первым фрайном Ангеды.
Ясно.
– Пусть я не стану суженой Его императорского величества, но отчего бы тогда не разрешить вопрос с моим замужеством сразу? Раз даже ты заполучила супруга…
Можно подумать, Стефанио не император, а сваха из брачного агентства, обязанная устраивать личную жизнь всех желающих.
– Асфоделия? – на пороге возник Тисон и я, поставив кубок на столик, бросилась ему навстречу.
Наверное, ещё и на шею кинулась бы, если бы не куча свидетелей.
– Что случилось? С тобой всё хорошо?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я кивнула и оглянулась на девушек. Горничная потупилась, Брендетта и не подумала.
– Спасибо за помощь и внимание, Брендетта, – поблагодарила я, хотя, чую, не шибко искренно вышло. – Уверена, дальше я сама справлюсь.
– Майя, разыщи-ка служанку фрайнэ Асфоделии, – велела Брендетта. – Пусть эта ленивая распустёха вспомнит наконец о своих обязанностях. И фрайнэ Жизель тоже… но её искать нужды нет, она наверняка в покоях эмиссара Риа. А до той поры я здесь побуду, – Брендетта демонстративно огляделась и заняла освободившееся кресло.
– Зачем? – прошипела я.
– Не желаю подле этакого беспорядка жить… распространиться ещё по соседним покоям. Нарцисса и так уже, поди, все колени стёрла.
То есть юная фрайнэ Витанская будет сторожить мою отсутствующую невинность. Вот уж кого не ожидала увидеть в роли строгой дуэньи!
Переглянувшись, мы с Тисоном отошли к оконной нише, встали спиной к Брендетте. Надеюсь, она не оборотень и не вампир и суперслуха у неё нет.
– Не знаешь, Эветьен скоро придёт? – прошептала я.
– Брат не придёт, – Тисон тоже говорил едва слышно. – По крайней мере, не сегодня.
– Он что, уже ушёл? – я посмотрела в окно.
За толстыми стёклами расползалась серая хмарь, делавшая один час дня неотличимым от другого, но время было ещё раннее. Уж точно не вечер.
– Да, – Тисон через плечо покосился на нечаянную дуэнью, взял меня за руку, словно мог, подобно Эветьену, через простое прикосновение оценить моё физическое состояние. – Что всё-таки произошло?
– Я и сама толком не поняла. Ты проводил меня до комнаты, я села чистописанием заниматься. Писала-писала, потом вдруг раздался стук в дверь. Я открыла, а там белый свет, яркий до боли в глазах и движется будто сам по себе. Заполз в гостиную, превратился в маленький шар и ударил меня.
– Ударил?
– Сюда попал, – я указала на собственную грудь. – Я отключилась… и увидела… воспоминание.
– Что за воспоминание?
Моё?
Нет. Асфоделии.
Я была ею, настоящей Асфоделией, проживала вместе с ней этот крошечный фрагмент её прошлого. Видела всё её глазами, думала и чувствовала, как она. Вернее, это она и была, а я, Алёна, осталась лишь сторонним наблюдателем, даже не осознающим себя в полной мере.
– Из недавнего прошлого. Полагаю, перед прилётом императорских эмиссаров на Сонну, – из оконного стекла на меня смотрело отражение Асфоделии, но отстранённый взгляд был моим, и это сочетание чужого лица и привычного взгляда уже не казалось таким странным, инородным, как поначалу. – Её родители спорили… мать считала, что надо смириться и позволить им увезти дочь, всё равно император не женится на девушке с островов. Отец возражал, боялся за неё и её дар… Она тоже боялась. У неё были записи на том языке… элейском, кажется… и она собиралась сбежать, укрыться… а ещё был жезл. Длинный такой, со светящимся шариком сверху.
Я не сразу сообразила, что разговариваю не с Эветьеном, посвящённым в мои тайны, а с Тисоном, который что-то да подозревает, но, не будучи магом, вряд ли сумеет так быстро всё сложить. Однако Тисон слушал внимательно, не перебивал и не спрашивал, почему я говорю о себе в третьем лице, словно о ком-то постороннем.
– Наверное, надо проверить комнату, поискать следы и вторичное эхо, но… – я беспомощно пожала плечами. – Я не то что не волшебник, я и учиться-то лишь недавно начала.
– Надо, – согласился Тисон и тут же нахмурился с досадой. – Однако других… особых членов свиты императора я не знаю.
И кому из них можно доверять, а кому нет, тоже. Лично я готова поведать правду Тисону, но не людям, в лучшем случае замеченным раз-другой мельком, как служанки Брендетты и Нарциссы. На примере Эветьена, готового скрывать затесавшуюся в чужое тело иномирянку ото всех, включая императора, слишком хорошо видно, что каждый прежде всего играет за себя и свои интересы и уже потом за того, кому служит. Сомневаюсь, что на это решение моего жениха подвигло нежданно-негаданно нагрянувшее большое, чистое и светлое ко мне, такой неотразимой. В личную выгоду верилось как-то скорее.