и справедливости. Честность. Ответственность. Знать и уметь. Внимание к тому, кто рядом. Понять себя, человека. Личностное начало, каждый — неповторим. Общее, как свое, и свое, как общее. Разум не господин, а ОТК...
— Маму Магду не забыли?
— Что именно?
— Любите ближнего не меньше, чем самого себя.
— Я рада, что ты помнишь... Завтра повезу тебя на прогулку. Яша разрешил...
День выдался как подарок. Как награда неизвестно за что — от щедрот бабьего лета.
Сильный белый конь, послушный, умный и чуткий, возил их в уютной коляске с опрокидывающимся верхом.
Иван бубнил что-то об агрессивной силе положительного примера и старался не выдать волнения.
Обширное прибыльное хозяйство, созданное для детей и детьми. Райский городок, живущий на самоокупаемости. Институт. Или монастырек нового типа. Или детское поселение. Или крохотное, но сильное и независимое государство в государстве.
И дети, эти уверенные и серьезные смешные хозяйчики — просто душа вон. Обалденные экземпляры. Умны, душевны, кое-что знают и страшно много чего умеют. Своими руками... Он вспомнил, у Радищева: «Человек, в начинаниях своих двигаемый корыстию, предприемлет то, что ему служить может на пользу, ближайшую или дальнюю, и удаляется того, в чем он не обретает пользы, ближайшей или дальновидной. Следуя сему естественному побуждению, все начинаемое для себя, все, что делаем без принуждения, делаем с прилежанием, рачением, хорошо, напротив того, все то, на что не свободно подвизаемся, все то, что не для своей совершаем пользы, делаем оплошно, лениво, косо и криво». Там, у нас, оплошно, косо и криво, у них же — с рачением, хорошо. Стало быть, здесь — свое, свободное, по любви.
Видел зарядку, утреннее купание в реке. Завтракал в столовой вместе со всеми. Были в теплицах, на полях, в саду, где снимали урожай, на стройке, где вкалывали ребята постарше.
Архип и Нестор сопровождали их верхом на высоких крепких конях.
Обед, тихий час для малышей, вторая смена в школе. Присутствовали на занятиях, отсидев полтора урока. Файф о’клок, игры, захватывающий футбольный матч, в котором и ему разрешили участвовать.
Принял душ и переоделся. Поужинав, смотрел озорной спектакль (водевиль Лабиша «Мизантроп») и наблюдал за танцами под оркестр... Звездный вечер.
— Понравилось?
— Так себе.
— Погостишь?
— Неудобно. Дети вкалывают, а я...
— За чем же дело стало. Включайся.
— Не. Я разложившийся. Старый.
Маша жестом повелительницы отпустила Архипа и Нестора.
— Стало быть, уезжаешь?
— Надо, госпожа.
— Скоро?
— Сосну перед дорогой, если не возражаешь.
Маша отошла в глубь комнаты и встала перед зеркалом. Он лег. А с нею вдруг сделалось что-то, она обернулась и сказала, дрожа:
— Все еще ничего не понял?
Подошла и села. И взяла его за руку. Горячая, взволнованная.
— Думала, ты догадливее... Мы советовались с мамой Магдой... И остановились на тебе.
— На мне?.. Извини. Не могу. И вообще, с какой стати? Ты шутишь?
— Ни капельки.
— С ума сойти. Как? Почему?.. Кота в мешке?
— Навели справки. Полная папка.
— И дельце, значит. Шикарно. Дашь почитать?
— Я серьезно.
— Не смеши людей, царица. Какой из меня жених? Тем более муж?.. Не верю... Розыгрыш?
— Нет.
— Ну, хорошо, допустим, вы решили. А я? Меня вы спросили? Согласен я, хочу или нет? Может быть, на минуточку, у меня свои планы?
— Все твои планы останутся при тебе.
— Измены в том числе?
— Я знаю, что ты болтун. И не слишком смел. И шутишь иногда по-дурацки. Но учти. Я гордая. Любого другого... Ты завещан мне!
— Брат — сестре?
— Ты мне брат по воспитанию, Ваня. По духу.
— Все равно суд не пропустит.
— У нас поощряется.
— Погоди. А вдруг я не желаю быть семьянином, отцом?
— Ничего. Я тебе не противна, вижу. Остальное пустяки. Обязательства, долг — об этом можешь не беспокоиться. Освобождаю.
— А любовь?
— Что — любовь?
— Вроде нельзя без нее, грех. Ни шиша не получится.
— Стерпится. Не мы первые. Оба молоды, тела пойдут на отклик. А любовь... Попозже. Или ее не будет совсем. Она, Ванечка, не в нашей власти. Да и та любовь, о которой ты говоришь, не самая лучшая. К детям — выше, чище.
Он закурил, поправил подушку и сел поудобнее.
— А вот еще, королева... Как быть с тем, что моя жизнь — все-таки моя? Что есть у меня слабенькое желание распорядиться ею по собственному усмотрению?
— Отвечу... Что делать, Ваня... Тебе кажется, ты приехал случайно, а это рука судьбы. Выхода у меня нет. И значит, его нет и у тебя. Воля мамы Магды священна. Без собственных детей я жизни своей не мыслю. Материнство — мое предназначение. И дело, затеянное мамой Магдой, оставить не могу.
— Мой, мое, мне. Шерочка с Машерочкой, цинизм с эгоизмом.
— Да, суженый мой.
— Нет, товарищ диктатор в юбке.
— Да, суженый мой.
— Ого. Если я правильно понял, тут сон и погибель нашел?
— Тюрьму, ты хочешь сказать?.. Ох, свободолюбивое чадо. Не торопись. Я не изверг. И кошачей страсти к тебе не испытываю. Предлагаю честную сделку.
— Честную?
Он встал с кровати. И подошел. Плечи Маши дрогнули. Он обнял ее. Она развернулась и приклонила лицо ему на грудь. Иван гладил ее по волосам. Лоб ее и нос холодили ему кожу, губы — горячили.
— Не уедешь завтра?
— Отчислят, сестричка. Зачем тебе муж с незаконченным высшим?
— Издеваешься? — Она резко отпрянула. — Эх, ты.
Оттолкнув его, выбежала из комнаты и щелкнула снаружи ключом.
А утром его под конвоем вывели на площадь.
Должно быть, ночью в центре ее спешно сколотили деревянный помост без перил, и Иван понял, что Архип и Нестор, приказав взять руки за спину, ведут его именно туда.
Они почему-то торопились. Иван оскользался на булыжной мостовой, спотыкался. И ворчал, обращаясь к тем немногим, что в этот ранний час уже вышли на площадь поглазеть.