Читать интересную книгу Пепел Клааса - Михаил Самуилович Агурский

и другие выражают внутреннюю сущность огромного разнообразия форм, уча нас находить красоту пропорций в сочетании элементарных объемов, кра­соту внутренних ритмов материи. Вы так сильно и ярко описываете непонятные для осмысления картины далеких миров: эти цилиндры и конусы, перемежающиеся в быстром вихре, — именно поэтому Вы, как никто другой, должны по­нимать, например, Габо и Бранкузи.

Я уже не говорю о том, что отвлеченное искусство яв­ляется матерью прикладного искусства и плохой уровень оформления промышленных изделий и т.п. является не чем иным, как отсутствием культуры абстрактного искусства. На­родный орнамент, красивая одежда, умение оформить интерь­ер — все это объекты абстрактного искусства. Разумеется, изобразительное искусство и прошлого, и настоящего, и бу­дущего — это не только абстрактное искусство»[30].

Ефремов ответил длинным письмом:

«Абрамцево, 6.09.59 Многоуважаемый товарищ Агурский!

Благодарю Вас за интересное письмо. Ваши определения мне очень нравятся. Они в чем-то точнее моих — вероятно, Вы более склонны к абстрактному мышлению, чем я.

Ваше несогласие с отдельными положениями моего рома­на звучит убедительно. Однако, хотя я отнюдь не считаю себя обязательно правым и не собираюсь (как это принято в наше время) «брать патент» на монополию суждений о будущем, все же останусь при своих. Позвольте возразить Вам — не для обя­зательного установления правоты — просто для уточнения мо­ей позиции.

О семье. Я мыслю будущие отношения между полами, как и Вы, только на почве взаимной привязанности, любви, стра­сти и ни на чем более. В самом деле, если неминуемо долж­но быть утрачено значение семьи как экономической ячейки общества, то какие же другие связи остаются? Вы скажете — воспитание детей! Но ведь Вы возражаете мне с современных позиций, высказывая опасение (и полностью обоснованное!) за общественное воспитание в плохо устроенном обществе. Но разве я имею в виду плохо устроенное? А в хорошо уст­роенном кто же предпочтет индивидуальное кустарничанье с неумелым воспитанием, недостаточным досмотром (надо же самим работать, расти и развлекаться), постоянными поме­хами взрослым и ребятам (обоюдно) — воспитанию в подо­бранных по возрасту группах, в специальных хороших местах, людьми специально подготовленными и любящими?

Мне кажется, что родительская любовь к своему един­ственному (или нескольким — все равно) детищу основана только на чувстве собственности, ощущении враждебности мира и переоценке, гипертрофировании своих собственных родительских чувств. Кстати, умеренность нужна и в роди­тельской любви, как во всем остальном! Вы же говорите об уничтожении родительской любви. Почему? Разве только по­тому, что ребенок не Ваш, Вы обязательно должны любить его меньше? Проявляйте родительскую любовь не к одно­му, двум, трем, Вашим собственным, а хоть к целой сотне! Приходилось ли Вам бывать в окружении многих, хорошо воспитанных, очаровательных ребят, относившихся к Вам с полным доверием? Ведь это ни с чем не сравнимое чувство, право, ничем не мельче пресловутой родительской любви!

А Макаренко? Мне кажется, что, вопреки Вам, рассредо­точение родительской любви приведет не к сухости отноше­ний людей между собою, а, наоборот, к гораздо большей мягкости, меньшему эгоизму. Вы говорите о людях, не имев­ших ребят, как об эгоистах. Но ведь Вы и думаете об эгоис­тах, потому и не имевших ребят, что они такие. А неэгоисты, с ребятами или без ребят — любят детей и отлично воспи­тывают чужих детей или работают в детских домах и т. п.

Я уж не говорю, что дети редко бывают созвучны своим родителям, редко существует настоящая дружба между теми и другими. И это не только от другого времени развития, но и потому, что по законам генетики (которые мало кто себе ясно представляет) мы не являемся фактически родителями своих детей, а лишь спусковым крючком в общем ряду кол­лективного отца и коллективной матери, составляющих на­следственную линию. Это очень важно — потому дети чаще непохожи на нас, чем похожи, особенно, когда взрослеют, потому не бывает гениального потомства у гениев...

Поэтому с детьми, когда их немного, — «собственных», ма­ло шансов, что Вы получите маленькое существо, соответ­ствующее Вашим думам и чувствам, но Вы всегда сможете найти такое в большом количестве ребят. И Ваша родитель­ская любовь часто адресована в пустоту, потому, что нет настоящего духовного контакта с маленьким, но чужим по душе Вам существом, — только уж старательное замазывание истины, так свойственное человеку и помогающее ему жить, спасает...

Об искусстве. Мне очень понравилась Ваша мысль, что отвлеченное искусство — мать прикладного. Я как-то не думал об этом, а ведь Вы совершенно правы! Но абстрактная живо­пись и скульптура как путь годятся, как цель — не годят­ся. Абстрагируя, мы теряем богатство сложнейшей формы, которая только потому может жить в статическом произ­ведении, что она сложна. Абстрагируя цвет и свет в живо­писи, мы забываем о том, что живописное произведение — застывший момент, а не движение. Вот почему в музыке, где характерно движение и развитие, абстракция могуча, живет и будет жить. Прибавив сюда движение цвета и света вооб­ще, мы расширим музыкальную форму и в этом цветовая абстракция движущаяся и развивающаяся — становится на равных правах со звуком. Но в застывшем полотне — это узкая дорожка!

Я не отрицаю абстрактной живописи и скульптуры вообще — это было бы глупо и невежественно. Но я считаю, что это лишь один из путей, особая методика живописи и скульпту­ры, очень обогащающая выразительность этих искусств, но не цель. Только путь и средство, которое неизбежно пройде! на очередном повороте спирали, когда развитие искусства поднимется на следующую ступень.

Отставание искусства от науки нельзя отрицать. Вы нс случайно ссылаетесь на Грецию, на Египет или даже скаль­ные росписи неолита. Тогда отставание не имело места, скорее даже опережение искусством науки. Но теперь разве Вы не видите громадную разницу в темпах развития науки и искусства уже сейчас, а в будущем, до того, как серьезно возьмутся за человека, а не только за технический прогресс — так еще большую!

Последнее — историзм мышления и сравнений в романе. Отчасти это вызвано технической необходимостью — дать чи­тателю сравнение с нашим временем, но не общепринятым путем пробуждения спящего невежды, а из того, будущего, времени. Я считаю себя вправе так делать, потому, что уве­рен в диалектичное™ мышления человека будущего. Диа­лектическое же мышление — высшая ступень по сравнению с математической логикой — обязательно включает в себя рас­смотрение развития явления во времени, историчность про­цесса.

Может быть, потому, что я — историк культуры, земли и жизни, духовно развившийся на этой пище, я не могу пред­ставить человека (мыслящего, конечно!), который бы не обладал постоянным историческим представлением о мире и жизни. Поскольку о