это.
– Какие бы угрозы ни поступали в адрес синагоги, мы боремся с ними посредством службы безопасности.
По его данным, за последние пять недель количество писем с угрозами увеличилось на четыре процента. Некоторые из них касались его личной жизни, но большинство возражало против проведения семинаров в целом. К сожалению, ни одно письмо из такого огромного количества корреспонденции не содержало того осуждения и тех возражений, которые ежедневно получала любая другая синагога страны.
Джонатан и Айра обменялись тяжелыми взглядами.
– Мы считаем, что эти конкретные возражения не совсем беспочвенны и поступают не только от людей за пределами синагоги. Мы получили значительное количество жалоб от самих прихожан.
– Что, простите? – Во рту у Итана пересохло, что не имело никакого отношения к ранее съеденным крекерам.
Джонатан посмотрел на него взглядом, призывающим не усложнять и без того неоднозначную ситуацию.
– Это никуда не годится, Итан. Ты должен служить образцом еврейских ценностей, а вместо этого светишься на таблоидах с женщиной, которая даже не посещает службы, не говоря уже о ее прошлом, которое… скажем так… далеко не идеальное.
В последнем предложении было столько всего неправильного. Итан поставил стакан, который принес с собой, на подоконник, потому что его руки начали дрожать.
– Если вы хотите, чтобы я и дальше тут находился, то воздержитесь от завуалированной клеветы в адрес женщины, которую я люблю.
Он сказал это, не подумав. Даже не задумавшись о том, что ему следовало бы сказать сначала о своих чувствах Наоми, а не этому человеку, который пытался осудить ее. Как оказалось, он никогда не умел выбирать правильное время.
– Любишь? – Айра прикрыт рот рукой. – Итан, ты любишь эту женщину?
Он кивнул, потому что ком в горле не давал ему говорить, но этого было недостаточно.
– Да, – выдавил он из себя. – Да, – повторил он уже громче. Видимо, в какой-то момент Итан завел руки за спину и схватился за подоконник. Об этом свидетельствовали хлопья краски на его ладонях.
Айра покачал головой, и морщины резко выделились на фоне его гладкого лица.
– Джонатан, кто мы такие, чтобы стоять на пути у любви?
Губы Джонатана сжались в тонкую линию.
– Она не еврейка.
Итан засмеялся, потому что ситуация становилась уже просто абсурдной.
– Конечно же, еврейка.
Почему все эти люди смотрят на него с ужасающей смесью жалости и ярости?
Итану это не нравилось. Ему хотелось закричать, а он никогда кричал.
– Ее мать – язычница, – сказал Джонатан уже тише, вероятно, в знак сочувствия. – Синтия Палмер. Квакерша из Уоберна, штат Массачусетс.
Итан покачал головой.
– О чем ты говоришь? – Наоми никогда не вдавалась в подробности своего религиозного происхождения. Она почти не говорила о родителях, и он… не особо интересовался. – К каким же способам ты прибег, чтобы навести справки о ней?
Молчание Джонатана сказало само за себя.
– Это уже выходит за все рамки.
Экстренное собрание. Он спланировал все это, чтобы застать Итана врасплох, предоставив доказательства того, что, по его мнению, считается предательством со стороны Наоми.
От осознания всего этого на него накатила очередная волна тошноты.
– И это все, что ты мог сделать? Узнать, что ее мать – не еврейка? – Он буравил взглядом директора, словно его глаза были углями. – На случай, если ты забыл, мы позиционируем себя как реформистская синагога. Если ее отец еврей и она считает себя еврейкой, тогда она еврейка.
Губы Джонатана сморщились, словно он проглотил паука.
– А никто из нас не уверен, что она считает себя еврейкой.
– Не могу поверить. – Итан начал расхаживать по кабинету. – Вы хотя бы поинтересовались у нее?
– Уже слишком поздно, – сказал Джонатан. – С перевесом в шесть голосов против пяти совет проголосовал за то, чтобы ты прекратил любое сотрудничество с мисс Грант касательно дел синагоги. А что до тебя, то, думаю, тебе стоит всерьез задуматься о своих личных с ней отношениях.
– Совет не имеет власти над моей личной жизнью. – Можно ли сжать челюсть так сильно, что она вывихнется?
Джонатан встал. Стол служил неким барьером между ними.
– Совет имеет право следить за тем, чтобы твое поведение было этичным и нравственным, а также служило хорошим примером для прихожан. Если ты не прекратишь свою связь с мисс Грант, под вопрос встанет занимаемая тобою должность раввина в Бет Элохим.
Последовала опасная тишина. Дыхание Итана отдавало громким шумом в ушах.
Джонатан потянулся к его руке, а Итан был слишком ошеломлен, чтобы отстраниться.
– Итан, я уверен, что ваш роман не стоит этого темного пятна на твоей карьере.
Щемящее чувство осело в груди Итана и протянулось сквозь все его тело. Ему пришлось опереться о стол, чтобы устоять на ногах.
Это было неправильно. Он так отчетливо это понимал. Слово отдавалось в его голове будто колокольный звон. Неправильно. Неправильно. Неправильно.
Но силы покидали его, вытекая сквозь невидимые порезы, оставленные их словами на его коже. Из него так и рвались наивные вопросы. Чего ты надеешься этим добиться? Что насчет того, чего нам удалось достичь? Куда прикажете податься, когда изгоните меня отсюда?
Он был слишком молод для этого и почему-то слишком стар.
Итан не считал себя паникером. Ведь если человека что-то и выбивает из колеи, так это события, которые он не может предсказать.
Он сидел в своей машине на парковке возле продуктового магазина, когда у него зазвонил телефон. Это могло случиться в любой другой день. Солнце обдавало жаром его лицо сквозь окно, а по радио играла песня группы Beach Boys. На экране высветился номер матери, но, когда он ответил, это была не она.
– Итан, папа болен.
Нет, она сказала не «папа». Она сказала – он с трудом сглотнул – «папочка болен».
Папочка. Лия не называла его так с самого детства.
– Итан! – У Айры показались слезы в уголках глаз.
Ему захотелось лечь на пол и сказать им, что если они намерены его уволить, то им придется насильно