был повод?
Корман отвел взгляд.
– Был? – поднажал Гуров.
– Был. Но Алла об этом не знала.
Гуров почувствовал, что поймал змею за хвост. Вырвется или укусит?
– Это было его тайной. И вы первый, кому я об этом расскажу. Обещайте, что не проболтаетесь Алле.
– Не было такой мысли, – ответил Гуров. – Но должен предупредить, что я имею право сообщить ваши показания Алле Ланской, если этого потребуют интересы следствия.
– Надеюсь, не потребуют, – сдвинул лохматые брови Стивен. – Не хочу чувствовать себя предателем или, что еще хуже, треплом. Нет ничего отвратительнее в этом мире, чем мужчина, копающийся в чужом грязном белье.
– Давайте для начала определимся, о чем вы хотели рассказать, – успокоил его Громов.
– Виктор любил другую женщину. Когда он пропал, я подумал, что он бросил Аллу ради своей любовницы. Но теперь, когда вы сказали про труп, я в этом уже не уверен.
Ах, вот оно что. А ведь Ланская попыталась представить его верным мужем и честным во всех отношениях человеком. Почему же она не сказала правду? Может быть, не хотела говорить, что с Виктором они жили не так уж и счастливо? Или не знала, что он ей неверен? А вот это вероятнее всего.
– Давно он был в этих отношениях? – спросил Гуров.
– Давно, – подтвердил Корман. – Но сколько именно – не скажу. Знаю только, что Аллу он встретил после той женщины.
– И что же он о ней рассказывал?
– Практически ничего. То ли не хотел обсуждать это вообще, то ли не хотел обсуждать это именно со мной. Первый вариант наиболее вероятен, потому что Виктор довольно откровенно делился со мной своими проблемами, если они возникали. Он считал меня отдушиной. Во всяком случае, мне так казалось. «Мне больше не с кем это обсудить, Стивка, – говорил он. – Ни одной живой души вокруг. Пересудов не хочется, может отразиться на моей карьере, а ты меня не выдашь».
– Стивка? – не выдержал Лев Иванович. – Он вас так называл?
Корман снова рассмеялся. Коротко, тихо.
– И не стеснялся даже. Я не в обиде – то, что веселит, не может быть обидным. К тому же собственное имя мне никогда не нравилось. Полностью оно звучит довольно симпатично: Стивен Энтони Корман, но так меня могли называть в суде штата, а я ведь жил в России. Здесь у вас, русских, все просто: Пашка, Лешка. И Стивка.
– Повеселили вы меня.
– И прошлое вспомнил.
– Вернемся к двойной жизни Громова, – предложил Лев Иванович.
– Да, конечно, – ответил Корман.
Американец был легким собеседником, и Гуров это ценил. Он шел навстречу, не юлил и, главное, не переводил тему на себя любимого, чем зачастую отличаются люди в солидном возрасте. Вероятно, профессия журналиста научила его такому общению с людьми, Гурову это было на руку.
– Та женщина изменила своему мужу с Виктором. Это был непродолжительный роман, в результате которого на свет появился ребенок. Но любовница не хотела уходить от мужа. И Виктор это принял. Не знаю, как ему удавалось держаться. – В голосе Кормана появилось неприкрытое сочувствие. – Но я понял, что он дал себе команду привыкнуть к своему невыгодному положению. Он просто остался рядом в качестве друга семьи.
– О как! – удивился Гуров. – Он еще и с мужем своей любовницы общался?
– Общался. Все ради своей любимой и общего малыша.
– А муж любовницы был в курсе, что ребенок не от него?
– Ни в коем случае! – испуганно произнес Корман. – Это было огромной тайной. Иначе бы Виктор не смог видеться с ребенком.
– Я так и подумал. Мальчик или девочка?
– Виктор всего лишь раз поднял эту тему и пол ребенка уточнять не стал, – объяснил Корман. – Я посчитал, что расспрашивать не имею права. И без того считал себя избранным – Виктор сказал, что никогда и никому об этом не говорил. А меня, получается, выбрал единственным из всего окружения.
– Глупо, наверное, спрашивать, где проживала та женщина, где работала, сколько ей было лет? – сморщил лоб Гуров.
– Не глупо, но бесполезно, – мягко поправил его Корман. – Я не в курсе, а Виктор уже никому ничего не расскажет. Вы извините меня, но я теперь уверен на сто процентов, что вы обнаружили именно его тело.
– Откуда такая уверенность? Личность не установлена, – напомнил Гуров.
– Вы ее установите, – твердо ответил Корман. – И, полагаю, очень скоро. Нет, я не убийца, чтобы знать это наверняка. У меня на тот день было алиби. Первого июля восемьдесят четвертого я весь день провел в посольстве США, там была презентация моей книги. Да и в последующие дни я постоянно был в движении. Все это можно проверить.
Гуров не считал Кормана убийцей. Он не видел мотива. Зачем американцу избавляться от Громова? Хотя…
– Вы в курсе, что Громов работал на КГБ? – спросил Лев Иванович.
Корман печально улыбнулся:
– Неудивительно. Я подозревал. Тех, кто выезжал за рубеж, очень часто привлекали к сотрудничеству. В том числе и в тех странах, которые приходилось посещать. У них тоже был свой интерес. Меня вот тоже пытались завербовать в Москве.
– И что же вас остановило?
– Не меня, а заинтересованную сторону, – поднял палец Корман. – Я с самого начала знал, что не пойду на это. Четко дал понять, что буду им бесполезен, поскольку мое лицо слишком хорошо известно американскому послу, и не только ему, и я, как довольно известный в определенных кругах человек, просто не смогу остаться незамеченным. Вот таким был мой ответ. Понимаете, мне доверяли, я бывал там, куда многим вход был заказан, и знал то, о чем лучше молчать. Именно этим я и привлек сотрудников Комитета, я прекрасно это осознавал. Только в силу своего статуса я смог сказать твердое «нет».
– А вы были настолько известны?
– Тогда – да. Я был на виду и общался со многими известными людьми, работал на них и был профессионалом своего дела. Я брал интервью у президентов и фотографировал их фаворитов, не успевших продрать глаза после пробуждения. Если бы я сдался вербовщикам, то мне пришлось бы воспользоваться теми, кто считал меня своим. Я не мог себе этого позволить. Я слишком сильно ценил свою свободу. Поэтому меня больше не трогали. Наверное, нашли кого-то другого. Но позже мне снова пришлось пообщаться с КГБ. Они навестили меня спустя месяц после исчезновения Виктора. Вот теперь, когда вы сказали, что он работал на Комитет государственной безопасности, я понимаю цель их визита.
– А тогда, в восемьдесят четвертом, сильно удивились? – саркастически поинтересовался Гуров.
– Удивило не то, что они из определенного ведомства, а то, что