class="p1">– Ничего, – отвечает Рафаэль, тяжело дыша.
– Рафаэль, я его слышала. Он тебе угрожал.
– Ой, просто мой кузен создает проблемы. – Рафаэль делает глубокий выдох и пытается ухмыльнуться. – Он угрожает рассказать о телах инспектору из Управления.
– Но она уже наверняка в курсе. Это было в газетах.
– Да, но не та часть, где я знал о них за две недели до обращения в полицию.
– Откуда Ренато это известно?
Рафаэль пожимает плечами.
– Я не знаю. Una bustarella[129]. — Эмили провела в Италии достаточно много времени, чтобы узнать это слово. Маленький конверт. Взятка.
– Тино?
– Нет, Тино никогда бы не стал доносить на меня. Но много кто стал бы.
Они разворачиваются и идут к вагончику, где Рафаэль хранит все археологические находки. Эмили с удивлением видит, как оттуда выходит Сиена в компании молодого человека в камуфляжной куртке (почти все волонтеры носят камуфляжные куртки; как будто вокруг целая армия). Сиена машет в стиле «не подходите ближе», поэтому Эмили не машет в ответ.
– Но, Рафаэль, – наконец говорит Эмили, – я не понимаю. Почему Ренато требует прекратить раскопки?
Рафаэль вздыхает.
– Он хочет, чтобы я уехал из Монте-Альбано.
– Но почему?
– Он знает, что я любимчик Зио Вирджилио. Он боится, что Зио оставит ресторан мне.
– Но Ренато его внук. Он управляет всем.
– Я знаю. Я думаю, Зио Вирджилио намерен оставить «Ла Форесту» ему, но старому хитрому лису нравится держать его в напряжении. Он, наверное, говорил, как приятно, что я приехал. Что-то в этом роде.
– Что случится, если он расскажет испектору?
– Я не знаю. Если ее настроят против меня, то потребуется найти затерянную Атлантиду, чтобы она одобрила раскопки.
– Рафаэль, – внезапно говорит Эмили, – ты думаешь, это Ренато оставил череп у меня на пороге?
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– Потому что я видела череп в «Ла Форесте», на одной из полок.
Рафаэль смеется.
– Этот череп принадлежал другу Вирджилио, художнику. Он рисовал странные картины: черепа, из которых растут цветы, и тому подобные вещи. Ренато не имеет к нему отношения.
– Может, есть еще один череп?
– Одного достаточно, не думаешь?
– Я не знаю, – с сомнением отвечает Эмили. – Я все-таки думаю, это мог быть он. Он мог пытаться напугать меня, чтобы я остановила раскопки. Они же на моей земле, в конце концов.
– Он бы не стал впутывать в это тебя, – возражает Рафаэль. – У него разборки со мной. Он еще устроит какую-нибудь пакость, просто чтобы мне насолить, дай только время.
– Что будешь делать? – спрашивает Эмили.
Рафаэль широко улыбается, сверкая белыми зубами на фоне грязного лица.
– Я не сдамся без боя. Можешь быть уверена.
Глава 3
Первое, что замечают Эмили и Петра друг в друге при встрече, – это то, что они обе как никогда отлично выглядят. Эмили скинула килограммов шесть, подстригла и осветлила волосы (в итальянском стиле). А Петра чуть поправилась, волосы отросли длиннее, чем Эмили когда-либо видела, и почти касаются плеч.
– Я рада тебя видеть, – говорит Эмили, обнимая Петру, которая, как обычно, несколько сдержанна.
– И я тебя. Ты прекрасно выглядишь.
– И ты.
Они улыбаются друг другу, чувствуя, как много предстоит рассказать.
Но сначала они говорят о детях (Джейк играет в школьной футбольной команде, Гарри ходит на занятия с логопедом) и о том, как потрясающе быть вдвоем в Италии. Вместо того чтобы ехать сразу домой, Эмили везет Петру в Arezzo, и они обедают в крошечном ресторане в старой части города, где дома скучились вокруг веерообразной пьяццы.
– Летом здесь устраивают рыцарские турниры, – говорит Эмили. – Это часть Палио[130].
– Я думала, что Палио проходит в Сиене, – удивляется Петра, накручивая пасту на вилку.
– В каждом тосканском городе проходит Палио, – поясняет Эмили. – Даже в Монте-Альбано. Все надевают одежду эпохи Средневековья. Это удивительно.
– Расскажи мне про карнавал, – просит Петра. – Нам правда придется наряжаться?
– Нет, если не хочешь. Просто мы с детьми пообещали быть на передвижной сцене и все наряжаемся ангелами.
– Господи. Ты же неверующая?
– Нет, – отвечает Эмили, макая в соус кусочек хлеба. – Хотя я подружилась с местным священником.
– Господи, – снова говорит Петра, но без злости. Она выглядит на удивление расслабленной, в голосе отсутствует привычная напряженная смесь юмора и отчаяния.
– Итак, – произносит Эмили, когда они пьют кофе, – расскажи мне о Даррене.
Петра смеется, вздыхает, а потом снова смеется.
– Что рассказывать? Мы ходим гулять, ходим к нему, чтобы заняться любовью, потом я иду домой и делаю вид, что ничего не произошло. В школе мы стараемся друг с другом не разговаривать. Похоже на роман на стороне, только никто из нас не в браке.
– Он тебе нравится?
– Нравится? Конечно, он мне нравится. Я готова сдирать с него штаны. Но если ты спрашиваешь, люблю ли я его, то я не знаю. Честно, не знаю.
– Он познакомился с детьми?
Петра смеется, но на этот раз невесело.
– Господи, нет. Хочу нравиться ему подольше.
– А он… – начинает Эмили, но потом останавливается. Она собиралась спросить, знает ли он о Гарри, но поняла, что это прозвучит так, словно Гарри для Петры – какое-то препятствие, что довольно бестактно, мягко говоря.
Но Петра отвечает на другой вопрос.
– О да, он очень хочет с ними познакомиться. Постоянно об этом говорит. Просто я другой человек, когда я дома с детьми. Я мама. Я не уверена, хочу ли показывать ему эту свою сторону. Он меня знает как учителя, как человека. Я хочу все так и оставить.
– Разве ты не человек, когда ты с детьми? – спрашивает Эмили, хотя прекрасно понимает, о чем та говорит.
– Нет, – тут же отвечает Петра. – Я вещь. Стул, чтобы сидеть, платок, чтобы вытирать носы, магнитофон, чтобы читать рассказы, машина, чтобы готовить обед. Я не хочу, чтобы Даррен увидел меня вытирающей носы, вспыльчивой, делающей сэндвичи. Он вообще-то думает, что я классная.
– Ты классная. И ты классная мама.
– Боже, спасибо, милая, – протягивает Петра, допивая кофе. – Теперь расскажи о себе. Почему ты вся светишься, как рождественская елка?
Эмили краснеет.
– Вообще… У меня тут была интрижка. – Она нервно хихикает от неуместности этого слова. Интрижка. Звучит как какой-то странный деревенский танец. Приглашайте партнеров на Тосканскую интрижку.
– Интрижка? – повторяет Петра. – С кем?
– С Рафаэлем. Археологом, про которого я рассказывала.
– Я думала, у него борода.
– Он ее сбрил. В общем, он занимался раскопками возле нашего дома, и мы подружились; он прекрасно ладит с детьми и принес нам собаку. Помнишь, я рассказывала тебе о ней?
– Да, датского дога или