— Я бы не стала этого делать, если бы это не было необходимо.
— Для чего? Ради трона капризного двенадцатилетнего ребенка? — я покачал головой. — Нет. Это не имеет смысла.
— Я бы не стала этого делать, если бы это было не нужно, — повторила она. Затем, ниже: — Поверь мне, Макс.
Я насмехался. Доверься ей. Точно.
— Полагаю, с таким взглядом мне не поспорить. — последние остатки ее улыбки исчезли. И я увидел это — нерешительность.
— Грядет что-то важное, — пробормотала она. — И никто из нас не будет резвиться в садах с красивыми треллианскими девушками, пока все не закончится.
Холодная дрожь пробежала у меня по позвоночнику. Даже не от ее зловещих слов, а от ее взгляда: безжалостная решимость.
Мало что может быть опаснее этого.
— Что-то большее, — повторил я. — Ах да. Это отменяет все мои опасения. Мое доверие обеспечено.
Она не засмеялась, не улыбнулась. Не нанесла ответного удара. Она только пожала плечами.
— Я никогда не боялась быть плохим парнем. — она отвернулась и лениво взмахнула рукой. — Спасибо за спарринг, Макс. Передай нашей девочке мои пожелания спокойной ночи.
***
Тисана выглядела такой обычной, когда спала. Ну, может быть, не совсем нормальной — в ней не было ничего обычного, в конце концов. Но когда я вернулся под палубу и заглянул в приоткрытую щель в ее занавеске, чтобы увидеть ее лицо, прижатое к подушке, я невольно вздохнул. Никто никогда не догадается, что творилось в этой голове. Прекрасные махинации или чудовище, поглотившее их.
Мне стало любопытно, думаешь ли ты о ней так же, как она думает о тебе?
Эта фраза всплыла в моей голове без предупреждения, вызвав всплеск неприятного отвращения. Никакого акцента, и никаких следов Тисаны тоже. Это было так далеко от нее, что я смог спрятаться за своим отвращением настолько, чтобы не думать обо всех любопытных последствиях этой фразы.
Ответ, конечно, был: да, часто, в мельчайших подробностях. Но я притворялся, что это не так, до тех пор, пока мог. В конце концов, я был хорошо практикующим, всемирно известным экспертом по отрицанию. Я был хорош в магии, хорош в бою, хорош в садоводстве. Но я прекрасно умел избегать неудобных истин.
Я проскользнул сквозь занавеску и бесшумно устроился на ящике у стены, прислонившись спиной к дереву, наблюдая за макушкой Тисаны. За ровным ритмом ее дыхания.
Я моргнул. Когда я снова открыл глаза, мир был более размытым.
Еще одно моргание. На этот раз они вообще не открылись.
ГЛАВА ПЯТДЕСЯТ ВТОРАЯ
Макс.
— Макс
Май-оукс.
Я пробивался сквозь темноту. Повернулся во сне и посмотрел на облачное небо. Так же поступил и Брайан, его стальной взгляд то поворачивался, то поднимался, когда он опускал меч.
— Макс.
Я рывком проснулся. Не подумав, я пошевелил левым плечом и поплатился за это всплеском ослепляющей боли.
— Ты разговаривал во сне. — глаза Тисаны, опустившиеся на мое плечо, были окольцованы тьмой и тяжелы от беспокойства. — Все еще?
Я даже не мог разжать зубы.
— Ничего страшного.
— Глупый, — проворчала она и откинула занавеску, подзывая Саммерина.
***
Я вздрогнул и посмотрел на двух сиризенцев через открытую занавеску. Они находились на противоположной стороне лодки, но я чувствовал, что они смотрят на меня, и это ощущение было не менее неприятным из-за отсутствия у них глаз. Вознесенные, они были жуткими. Я сопротивлялся желанию скрестить руки на голой груди.
— Не могли бы вы закрыть это, пожалуйста? Мне не нравится, когда ауди… — оставшаяся часть предложения была потеряна в сдавленном шипении между зубами, когда Саммерин коснулся кожи вокруг моей раны.
Он нахмурил брови.
— Правда? Я даже близко не подходил.
Тисана задернула занавеску, не отрывая от меня взгляда.
— И пахнет очень плохо, — заметила она.
Несмотря на себя, улыбка дернулась у меня на губах. Как всегда, тактично. Иногда я думал, не стоит ли мне обидеться, что я никогда не получал ничего из того сахаринового очарования, которое она создавала для всех остальных, но я понял, что это действительно был больший комплимент. Никакого подсчета ее танцевальных шагов со мной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Спасибо, Тисана. — я взглянул на Саммерина, который теперь с каменной сосредоточенностью смотрел на темный участок моей кожи. — Что именно?
Я все еще не мог понять, что это. Это точно был не ожог, но и не порез, и болело оно сильнее, чем почти любая другая травма, которую я когда-либо получал. Это о чем-то говорило.
И, как бы ни было стыдно, Тисана была права — от него действительно начало вонять.
— Я никогда не видел ничего подобного раньше, — сказал Саммерин. Тисана снова подошла к нему, в ее глазах было беспокойство. Беспокойство и завуалированное чувство вины.
— Это не… — начал говорить я.
А потом весь мир стал белым, и мое тело сложилось само по себе.
— Матерь кровоточащих чертей!
Прошло целых десять секунд, прежде чем я смог сделать вдох, не говоря уже о том, чтобы открыть глаза.
— Прости. Лучше без предупреждения. — когда я открыл глаза, Саммерин смотрел на свои руки, потирая пальцы. — Мне нужно было это почувствовать.
— Творческое проклятие. — Зерит отодвинул ткань и прислонился к деревянной колонне, наблюдая за мной с ленивым любопытством. — Ты умеешь обращаться со словами, Максантариус.
— Пошел ты. — мне было слишком больно, чтобы я мог придумать что-то более изобретательное.
— И сказано с таким энтузиазмом.
— У тебя нет ничего получше, чтобы…
— Это гниль. — Саммерин говорил тихо, сосредоточившись только на своих пальцах. Мы с Зеритом оба погрузились в молчание.
Я взглянул на Тисану, которая смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
— Гниль? — повторил я.
— Гниль. Распад. — он покачал головой, все еще недоуменно глядя на свои руки, потом на мою рану. — Я даже не могу говорить с плотью. Она мертва.
— Как инфекция? — нерешительно спросила Тисана.
— Инфицированная рана начнет разлагаться, если ее долго не трогать, но это далеко не так. Так было с самого начала?
— Стало хуже, но…
— Она была черной, как сейчас?
— Да. — Тисана ответила за меня. — Оно выглядело так же.
— Я никогда не видел ничего подобного, — пробормотал Саммерин.
Я тоже не видел.
Во мне Решайе просто увеличил масштаб моей природной магической способности, подпитывая мои собственные силы в ошеломляющих масштабах. Но для Тисаны, как вальтейна, такие физические способности были бы затруднительны. И я никогда не слышал ни об одном Владельце, Вальтейне или Солярии, который бы превращал что-то живое в тлен через прикосновение. Даже Владелец, управляющий плотью, как Саммерин. Он мог разорвать ее на части, лишить крови, задушить и медленно увядать. Но гнить? Прямо убить его? Для меня это было в новинку.
Тисана побледнела.
— Похоже, мне не хватает некоторой справочной информации. Это ты сделала, Тисана? — в глазах Зерита появился какой-то блеск, какой-то голод, когда они остановились на ней и задержались.
— Решайе, — поправила она.
Я пожалел, что не могу набрать в легкие воздух и остановить ее, прежде чем она ответит.
— Ну… Это интересно.
Взгляд Тисаны снова переместился на меня и на эту необычную рану. Но я смотрел мимо нее, на Зерита, чьи глаза блуждали по ней с предвкушением удовольствия, словно ему только что преподнесли подарок, который не терпелось развернуть.
За эти годы было много-много раз, когда я очень живо представлял себе, как хорошо было бы вырвать горло Зериту, но это был, наверное, первый раз, когда мне пришлось активно останавливать себя, чтобы не сделать этого.
— Ты думаешь? — я насмехался. — Честно говоря, это немного не впечатляет. Больше всего раздражает. Давай просто залечим эту штуку, Саммерин.
Я знал, что это было неубедительно, но это была моя лучшая попытка. Моя кровь забурлила, когда уголок рта Зерита слегка дернулся, давая понять, что он точно знает, что я пытаюсь сделать. Это так отвлекло меня, что я почти не слышал Саммерина, когда он сказал: