Завоеватель, здоровье которого после случая на охоте постоянно ухудшалось, неожиданно для всех, как утверждают китайские хронисты, высказался в пользу перемирия, заявив своему окружению, что уже прошлой зимой пообещал себе, «когда сошлись пять планет», прекратить грабежи и убийства и что теперь настало время это намерение исполнить. Возможно, свое воздействие на монголов произвели подарки, посланные в качестве оброка «Золотым царем». Среди презентов, как отмечают хронисты, находились и огромные жемчужины, которые Чингисхан раздал военачальникам, носившим в ушах серьги. Узнав об этом, поспешили проколоть себе мочки все остальные монгольские ратоводцы.
«Дети мои, близок конец моего жизненного пути…»
Итак, шел 1227 год, последний год жизни Покорителя Вселенной. Не оправившись от прошлогоднего падения, Чингисхан чувствовал себя все хуже. В то время как монгольские полководцы штурмовали столицу тангутов, Покоритель Вселенной доживал свои последние недели, находясь в восточном Ганьсу. Пришел час ему серьезно подумать о престолонаследии. К своему старшему сыну (если тот действительно был его ребенком, в чем многие сомневались) он испытывал лишь чувство, похожее на вынужденную любовь. Впрочем, и сам Чжочи в последние годы вел себя странно. После разорения Хорезма он, вместо того чтобы весной 1223 года явиться к отцу и принять участие в грандиозных облавах, устроенных под Ташкентом, остался в туркестанско-сибирских степях и при дворе более не появился ни разу. Не замысливал ли он оставить отца, будучи уязвленным молчаливым подозрением в незаконнорожденности или не имел сил забыть того, что ему предпочли Угэдэя, его младшего брата? Заподозрив неладное, Чингисхан, как рассказывают, хотел было направить против него карательную экспедицию, но вскоре узнал, что Чжочи болен. И в самом деле, старший сын скончался в своем уделе, на севере Арала, в феврале 1227 года.
Однажды Чингисхану «был сон», и он призвал к себе Угэдэя с Толуем, ратоборствовавших в ближних пределах. Чагатай, один из оставшихся трех сыновей, постоянно находился в резервных войсках.
Попросив находившихся в юрте нойонов выйти на некоторое время, Завоеватель обратился к своим любимым чадам с последними напутствиями.
— Дети мои, — сказал он им, — близок конец моего жизненного пути. С помощью Вечного Тенгри я добыл для вас такое обширное царство, что путь из его середины к краю занял бы целый год. Если вам хочется его сохранить, будьте вместе, действуйте против ваших врагов сообща, поднимайте благосостояние ваших подданных в согласии друг с другом. Одному из вас предстоит взойти на престол. Пусть моим наследником будет Угэдэй. Исполните это решение после моей смерти, и пусть Чагатай, которого здесь нет, не сеет смут.
Болезнь Темучжина обострялась, но он постоянно думал о войне с Алтан-ханом, ибо если падение тангутской столицы являлось делом нескольких ближайших дней, то в руках извечного врага монголов все еще оставался Хэнаньский редюит, в центре которого находился такой крупный город, как Кайфын, вражеская метрополия, казавшаяся неприступной. Думая об этой, незавершенной части затеянного дела, Завоеватель решил научить Толуя, как довести его до победного конца:
— Лучшие войска Алтан-хана стоят в крепости Тунгуань (охранявшей подступы к Хэнаню со стороны Шаньси. — Р. Г.). Эта крепость на юге прикрыта высокими горами, а с севера защищена Желтой рекой. С таких позиций выбить врага трудно. Надо попросить китайцев империи Сун пропустить нас по их территории. Они тоже враждуют с Цзинь и разрешение дадут. Наша армия, пройдя по югу Хэнаня, выйдет прямо к Кайфыну. Алтан-хану придется отзывать войска, сосредоточенные в Тун-гуаньском ущелье, но они придут с опозданием, так как будут измотаны долгим переходом, и разбить их будет легко…
Так, находясь на смертном одре, Герой продиктовал сыновьям, а затем и нойонам, последний в своей жизни замысел операции, которую монголы с Толуем во главе шесть лет спустя успешно осуществили, так что взятие в мае 1233 года Кайфына стало, по сути дела, личной, хотя и посмертной, победой Покорителя Вселенной.
Умиравший Завоеватель думал также и о том, как отомстить последним тангутам. Нинся, столица этих вассалов-предателей, должна была вот-вот пасть. Но, принуждая Чингиса вести войну в том состоянии, в каком он тогда находился, тангуты вели его прямиком к гибели. Вот почему Есугаев сын и распорядился уничтожить всех защитников Нинся: мужчин и женщин, «отцов и матерей» до самого последнего колена. После его кончины по ходу воздаяния погребальных почестей сыновья должны были — в этом состояло одно из предсмертных волеизъявлений Покорителя Вселенной — возвещать ему, что он отмщен, что тангутское царство стерто с лица земли. «Во время похорон скажите мне: они истреблены все до последнего! Хан уничтожил их племя!»
Погребение монгольского Героя вылилось в избиение целого народа. Хотя резня, как видно, всеобщей не стала, что явствует из того, что значительное количество тангутов было отдано Есуй, сопровождавшей Чингисхана в его последнем походе.
Особенно теплые слова Завоеватель сказал своему верному Толуну-черби, который в предыдущем году, после падения своего господина с лошади, попытался перенести кампанию на другое время.
— Это ты, Толун, после несчастного случая на охоте под Арбухой озаботился состоянием моего здоровья; это ты хотел, чтобы я не медлил с лечением… Я тебя не послушал, так как пришел наказать тангутов за их ядовитые речи… Что бы там ни было, Вечный Тенгри мне их выдал; наша месть свершилась… Все, что принес нам Илуху,[59] — его роскошные шатры, его кубки, его блюда, его золотую и серебряную посуду возьми себе; я тебе их отдаю.
Возможно, в последние минуты жизни Завоеватель был занят грустными размышлениями, приписываемыми ему одним хронистом: «Мои потомки будут носить златотканые одежды, ездить на прекрасных лошадях и обнимать красивейших дев. Но они забудут, кому они обязаны всем этим…»
Чингисхан умер 18 августа 1227 года в окрестностях Цин-шуя, что севернее реки Вэй, в тех самых горах Восточного Ганьсу, где искал спасительной прохлады и исцеления. В ту пору ему едва исполнилось 60 лет.
«Он, словно кречет, кружил в небесах»
Погребальное путешествие того, кто был Покорителем Вселенной, начавшееся в Ганьсу и закончившееся у священной горы Хэнтэй, стало темой одной из замечательнейших поэм монгольской литературы, поэмы, зафиксированной в своих основных чертах в первой половине XVIII века, поскольку мы находим ее в «Золотой истории» («Алтан-тобчи»), датируемой 1604 годом, а также у Саган-сэцэна (около 1662 г.).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});