об этом. Полковнику не следовало бы так поступать. Крестный — человек почтенный, работящий.
— Но ведь земля принадлежит полковнику, мальчик. И распоряжается на этой земле он.
— Вот это и нелепо.
Подошел негр Жозе Пассариньо, чтобы попросить тарелку каши:
— Негр умирает с голоду, дона Адриана.
Пока хозяйка ходила ему за едой, Пассариньо болтал:
— Кто бы мог сказать, что этот видный мужчина — тот самый Луис, что носился здесь и проказничал?
— И все же это я, Пассариньо.
— Сеу Луис, верно, что моряки часто дерутся? Я слышал, что они всегда ходят с ножом, чтобы вспарывать пехоте брюхо. Капитан Виторино рассказывал, что вы уже разогнали в Ресифе более тридцати солдат.
— Старик пошутил, Пассариньо.
— Твой отец — драчун. Майор Жозе Медейрос поссорился с капитаном Виторино и заработал удар хлыстом.
Вошла дона Адриана с тарелкой каши.
— Иди, Пассариньо, поешь на кухне.
Когда негр ушел, она спросила сына, о чем они тут разговаривали.
— Да так, мама. Он рассказал мне кое-что про старика. Это верно, что отец подрался с полицейским инспектором?
— Кто его знает, Виторино всегда может сгоряча что-нибудь натворить.
И она стала рассказывать сыну об этом происшествии, зная уже, что поведение отца нравится Луису.
— Старик ничего не боится.
Дона Адриана и раньше замечала, с каким восхищением Луис относится к поступкам отца. Она думала, что он будет стесняться его сумасшедших выходок, а вот наоборот вышло. Не раз ей приходилось слышать, как муж бахвалится своими победами и всеобщим уважением. Неужели Луис поверил всем этим басням?
— Мама, вам надо собираться в дорогу. Отец в конце концов, наверное, согласится.
— Знаешь, что я тебе скажу, сынок? Тебе лучше ехать одному. К чему тащить старый скарб в новый дом?
— Зачем вы так, мама? Это все потому, что старик отказывается ехать. Но мы его уговорим. Вот увидите, когда придет час отъезда, он согласится.
— Ошибаешься, мальчик. Виторино нравится эта жизнь. Без нее он умрет. Ты же, к счастью, здоров. По сравнению со мной, куме Синье очень не повезло.
Слезы побежали у нее из глаз. Сын стал ее утешать:
— Мама, мы все уедем в Рио.
— Нет, мальчик. С Виторино никому не совладать.
IV
Кабриолет сеу Лулы больше не позванивал по дороге своими колокольчиками. Семейство из Санта-Фе не ездило по воскресеньям в церковь. Поначалу это объясняли болезнью старика. Потом решили, что коляска развалилась и не может больше служить, что лошади едва таскают ноги. В доме капитана Томаса поселились тоска и уныние. У доны Амелии не хватало мужества выходить из дома после оскорбления, которое нанес им дерзкий арендатор, не посчитав нужным выполнить распоряжение хозяина энженьо: Все в долине боялись кангасейро. Правительственные войска пока только обижали население, а кангасейро продолжали хозяйничать в округе. Ее бедный муж не мог рассчитывать на поддержку других землевладельцев. В Санта-Розе ему посоветовали не обращаться за помощью к властям. Все опасались репрессий. Лула ничего не говорил ей, но по тому, как он держался и сидел целыми днями взаперти, по тому, что перестал молиться, видно было — горе завладело его душой. Она ни о чем его не расспрашивала. Ей хотелось сесть в поезд и отправиться с жалобой к президенту. И если она не сделала это, то только потому, что боялась унизить мужа. Такого конца она не ожидала. Энженьо давало ничтожные урожаи сахарного тростника. Но сахароварня еще кое-как работала. Как-то раз муж позвал ее и сказал:
— Амелия, возьми у меня золотые монеты, поезжай в Параибу и разменяй их у Мендеса.
Это было золото ее отца. Уже несколько лет они жили на золото, которое так бережно хранил старый Томас. Золото, которое предназначалось для воспитания детей. Иногда ей приходило в голову, что они расплачивались за грехи своих родственников. Сколько раз она слышала о жестокости старого Кабрала из Инга, хозяина сотен негров, который распоряжался жизнью рабов, как жизнью скота. Не наказание ли это господне? Но набожность Лулы, его вера в бога, который не даст их в обиду, вселяли в нее уверенность. Между тем гордый старик не мог пережить такого стыда. Он — хозяин энженьо, хозяин этой земли, не мог распорядиться ею по своему усмотрению. Негр Флорипес не оставлял Лулу ни на минуту. Он ходил за ним с преданностью верного пса. Когда негр возвращался из Пилара, она слышала, как он разговаривает с ее мужем. Эти тайные беседы вызывали у нее беспокойство. После них весь вечер из молельни доносились голоса Лулы и негра. Вначале Лула произносил молитву смиренным тоном, как обычно. Потом голос его начинал звучать громче, становился резким и даже суровым. Он говорил так, словно был полновластным хозяином энженьо и по-прежнему порол негров. И тогда муж доны Амелии снова становился тем Лулой, которого она не любила. Негр Флорипес стоял рядом с ним со смиренной покорностью, вперив взгляд в землю и скрестив руки на груди. Дона Амелия видела, что Лула становится дряхлым, немощным; он целые дни дремлет в своей спальне, как раньше после припадков. По годам он еще не так стар. Такое состояние внезапно сменялось бурным гневом, длившимся обычно не более пяти минут. В эти мгновения он так кричал, будто в доме были враги. Дона Оливия дико хохотала и тоже что-то выкрикивала. И тогда обычная тишина каза-гранде именья Санта-Фе наполнялась безумными возгласами ее обитателей. Потом снова становилось тихо. Сеу Лула ложился в гамак. Дона Оливия ходила взад и вперед, не переставая бормотать. А заброшенные заливные луга зарастали кустарником, чертополохом. Каждый, кто проходил мимо, с сожалением наблюдал, как умирает энженьо. Однажды в имение Санта-Фе заехал хорошо одетый человек верхом на породистой лошади. Это был землевладелец из каатинги в районе Калдеран. Ему сказали, что это энженьо продается, он хотел договориться об условиях. Сеу Лула почти ничего не понял из того, что тот говорил. Пришлось вмешаться доне Амелии.
— Нет никакого энженьо для продажи, — сказала она.
Тогда Лула, словно пробудившись, спросил у жены:
— Что? Что там такое, а, Амелия?
— Сеньор спрашивает, не продается ли Санта-Фе.
— Кто это ему сказал?
Тот извинился и стал объяснять, что намерен приобрести землю в долине. Земля здесь хорошая! Он узнал, что Санта-Фе почти не производит сахарного тростника, поэтому и решил поговорить о покупке имения. Он еще раз извинился и собрался было уходить, но тут сеу Лула громко сказал:
— Так вот, сеньор, отсюда я уеду только на кладбище! Можете передать это всем!
— Простите, полковник, но я приехал